Кажется, когда нас давят сапогами, мы перестаем быть сами собой. Становимся бестелесными массами в чужих пальцах. За нас говорят, за нас делают... за нас думают. А мы должны просто смириться. Поглотить ненужную гордость и мнимые ошметки патриотизма.
Неужели кто-то серьезно из моего барака может думать не о том, как прожить еще хоть один день и поесть что-то, кроме свиных помоев, а о несломленности русского духа и отказа подчиняться врагу?
Чушь.
Обычно героизм и патриотизм бывает лишь в книгах. Потому что без них сюжет неинтересен, главный герой не благородный рыцарь, а простой мужик, да и подвиги ограничиваются вспаханным огородом да посаженным деревом.
Мне все еще плохо.
Из принесенных комендантом фруктов я съела лишь несколько вишенок да пару яблок - остальное после хищно загоревшихся глаз и возгласа «А можно?» отдала на растерзание девочкам. Самой-то есть не особенно хочется, тошнит сильно. Никто не поверил, что фрукты принес комендант. Все смеялись, на бред скидывали, лишь Васька обидно смеялась да та помогавшая мне женщина - которую, как выяснилось, звали Тамарой - удивленно пожимала плечами.
К вечеру снова жар поднялся.
Тамара опять меня спиртом протирала, а я дрожащими руками таблетки комендантские заглатывала - все подряд, не читая надписей на пузырьках.
Жарко, я вся взмокла, а плечо болит невыносимо - наверное я, когда падала, случайно руки не так перед собой выставила, вот и вывихнула сустав. Только шевельну правой рукой - боль сразу щемит такая, что в глазах темнеет и крик не удержать. Плечо сделалось плоское, рука в локте согнута - и не разогнуть! К ночи вообще нетерпимо стало: на какой бок не повернешься - либо ребра больные задену, либо синяки придавлю, либо так лягу, что в плечо боль отдает.
А Тамара все возле меня сидит. Я вяло отмахиваюсь, мол, иди, спи уже, а она не уходит.
- Ох и взъярился ж он на тебя, однако, - вздыхает она, а ее голова все так же мелко трясется, раскидывая черные кудри.
Я подкладываю одеяло под спину. Боль становится тягучей и ноющей, но уже не хлесткой и резкой.
Вижу: все девчонки спят уже. Кто-то храпит, как баба Катя.
Я очень неожиданно даже для самой себя вдруг выдергиваю из сердца самую горькую обиду:
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Брилонская вишня
Historical FictionШестнадцатилетнюю Веру на городской площади застала облава: немцы штурмовали улицу, расстреляв половину народа, а оставшихся конвоировали и погрузили в вагон. Поезд мчался, рассекая Советский Союз, и сквозь крохотную щель Вера видела мелькающие дере...
