Арсений загипнотизирован. Он не может пошевелиться, уже битый час листая полученные после ретуши и обработки фотографии. Представлял ли он нечто подобное, вбрасывая Добровольскому идею с цветами? Да он, блять, даже близко не мог подумать, что все обернется таким образом. Что Антон воспримет это, как вызов. Что захочет взять ситуацию в свои руки. Что... получится это. Арсений два часа не может допить чай, просто не ощущая его вязкий холодный вкус, сворачивающийся на языке и соскальзывающий дальше. Он просто пытается чем-то себя занять, отвлечься от фотографий на экране, встряхнуться и вытащить себя за волосы из этого болота. Но не может. Смотрит, смотрит, смотрит. Глаза болят. Он облизывает пересохшие губы, сглатывает, ощущая ком в горле, и откидывается на спинку кресла, трет уголки глаз и крепко жмурится. У него внутри взрываются звезды, образуя новые вселенные, наполненные зеленым — как его глаза, бледно-розовым — цвет его кожи — и грязно-золотым — блики в его волосах. Он правда пытается сделать хотя бы что-то: отворачивается от экрана, подходит к окну, прячет чуть дрожащие руки в карманы, долго-долго смотрит наружу, перескакивая взглядом с предмета на предмет, словно надеясь, что что-нибудь привлечёт его внимание и уведет от образов в его голове. Выходит херово. Бессмысленно, — понимает он, когда, в который раз зажмурившись, видит перед глазами образ Антона. Чертыхается под нос, чуть ударяет себя по щеке, приводя в чувство, по новой заваривает чай и возвращается к ноутбуку. — Ты, блять, профессионал или кто? — Арсений хмурится, вцепившись в мышку, и в который раз за вечер открывает папку с фотографиями. — Работай, а не... сука, — по губам — стон, на языке — горечь, в мозгу — тонкие пальцы и бесстыдные глаза. Арсения мутит, и он прижимает кулак к губам, напоминает себе о том, что нужно работать, но потом шлет все нахуй и подается вперед, жадно изучая тело парня. Плохих фотографий практически нет — сказывается профессионализм фотографа и модели. Идеальный тандем. Настолько идеальный, что Арсений смотрит на экран и в который раз думает о том, как это может существовать в реальности. Стас совсем немного отредактировал фотографию: сгладил шероховатости, сделал свет более мягким, поиграл с цветом, выделив розовый чуть больше, чем остальные, наполнив тем самым снимки какой-то особенной нежностью. И это настолько разнится с действиями и взглядом модели, что у Арсения перехватывает дыхание. Все шаблоны и принципы трещат по швам, жестким ластиком стирая весь прошлый опыт Арсения, и он изучает проделанную работу словно впервые, не веря в то, что он причастен к этому. Человек на снимках не с этой планеты. Нереальный, космический. Арсения трясет, и он до крови закусывает нижнюю губу, листая фотографии, пока не останавливается на той, от которой все внутренности начинают пылать, стягиваясь в тугой узел и напрочь вырывая из реальности. Сглатывает, мотает головой, пытается встряхнуться, а сам изучает каждый изгиб тела, каждую родинку, каждый дюйм обнаженной кожи. Антон смотрит прямо в камеру. Зеленые глаза с поволокой чуть прикрыты веками, подбородок приподнят, отчего длинная белоснежная шея оказывается на виду. Розовые, непозволительно пухлые губы приоткрыты, обхватив нежный цветок, и ассоциации, подкрепленные виднеющимся кончиком языка, вышибают воздух из легких. Цветы и бабочки струятся по худощавому телу, привлекая внимание к выпирающим костям, и спускаются к низко сидящим на бедрах брюкам. Но это полбеды — Арсений, кажется, перестает дышать, когда его взгляд выхватывает тонкие музыкальные пальцы, практически утонувшие за джинсовой тканью. Слишком глубоко. п о ш л о Арсений не понимает, что на Антона нашло тогда. Это не похоже на него. И ему даже не нужно хорошо знать «Белого принца», чтобы понимать это. Антон слишком утонул в своем образе, находясь на грани болезни, чтобы быть способным источать разврат и похоть. Но что тогда происходило на съемках? Арсений прекрасно помнит этот взгляд, этот изгиб губ, эти ползущие вниз по телу пальцы. Он не раз сталкивался с таким явлением на съемках, когда модели в процессе работы просто отключались и потом не помнили, как себя вели и что делали. Они полностью отдавались процессу, выпадая из реальности. Но тогда было не так — Антон знал, что он делал, более того — Арсений уверен — он хотел этого. Он бросал вызов и был готов на все, лишь бы добиться от Арсения ответной реакции. Сдержаться было невыносимо трудно. Пришлось закрыться в туалете и долго плескать себе в лицо холодной водой, чтобы приглушить в голове образ мазнувшего по губам юркого языка и скользящих в джинсы рук. — Что же ты творишь? — срывается с губ, и Арсений поджимает губы, снова вернувшись к изящной кисти рук, практически исчезнувшей за ремнем брюк. Встряхнувшись и сделав глоток начавшего остывать чая, он садится ровнее и переходит к другой теме, которая волнует его в разы больше, чем неожиданно взявшаяся из воздуха сексуальность Антона. Его худоба. Арсения она не завораживает, не привлекает. Она отталкивает, пугает, заставляет глотать ком в горле и хмуриться. Он не понимает, как можно романтизировать болезнь, пусть даже не в критической стадии. Любое извращение над своим телом и здоровьем, будь то ненормальное желание резать себя или изводить голодом, его напрягает. Это не красиво, это уродует, это убивает в человеке тот свет, который он порой сам не видит. Именно поэтому зачастую люди и начинают издеваться над собой — они не видят себя, считают себя недостойными по какой-то причине и хотят таким образом привлечь внимание. Антон, видимо, думает именно так. И Арсений этого не понимает, потому что «Белый принц» прекрасен. Было бы глупо отрицать ту бешеную энергетику, которая спит в нем все время и просыпается только на съемках. Антон горит изнутри, и Арсений это видит. Но анорексия убивает красоту в нем. Она убивает в нем его самого. Арсений резко ударяет кулаком по столу и шипит, когда руку насквозь прошивает боль. На коже остается красное пятно, которое вскоре наверняка станет синяком, и мышцы в этом месте противно пульсируют. Но это чувство немного отрезвляет, разряжая наполненную мыслями голову. Допив-таки несчастный чай, Арсений моет чашку, делает себе бутерброд с сыром и беконом и опускается на диван перед телевизором. Находит какую-то новую комедию, которая только недавно, кажется, шла в кино и которую он благополучно пропустил по причине своей занятости, и пытается вникнуть в сюжет и происходящее, но мысленно снова и снова уносится к бледной коже и выпирающим костям. К Антону. Арсений не может выкинуть его из головы, не может перестать думать о том, что у всего этого должна быть причина, что-то должно было повлиять на него, чтобы он начал истязать себя подобным способом. Обычно такие истории понятны как день: отсутствие внимания от родителей, напряженные отношения со сверстниками, безответная любовь, лишний вес... Да много причин. Но ни одна не подходит «Принцу». Все слишком просто и банально для того, кто буквально боготворит себя и упивается собственным великолепием. Антон бы не пошел на это из-за недопонимания или отказа какой-нибудь девушки, Арсений в этом уверен. Тогда что? Это не дает ему покоя. И Арсений сам того не замечает, как забывается тревожным сном в гостиной.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
спаси, но не сохраняй
FanfictionЯ не знаю, зачем ты появился в моей жизни. Я не понимаю, зачем я тебе такой. Я не в состоянии разобраться в твоих мотивах и чувствах, потому что их слишком много. Я чертовски плох в эмоциях. Я слишком доверчив, но ты это уже знаешь. И я уверен - ты...