спаси, но не сохраняй

Часть 21

 Дыхание сбивается, перед глазами муть, и Арсений прислоняется виском к холодному стеклу. По прозрачной поверхности ползет прерывистое дыхание, перекрывая все поволокой, смотреть почти больно, и он жмурится, стараясь дышать как можно спокойнее. Слова Димы — подтверждение его собственных мыслей, которое бьет наотмашь, навылет, насквозь, вырывая душу и оставляя лежать неровными осколками. А он ведь просто хотел помочь... В горле першит от кислоты, пальцы чуть дрожат, а мурашки такие противные, что приходится не раз и не два провести ладонями по плечам, чтобы избавиться от них и чуть прийти в себя. Телефон в потной ладони скользит, норовя вывалиться, и Арсений перехватывает его поудобнее, вдыхает глубже и распрямляется. — Ты уверен? — Его привязанность к тебе... больная, — с заминкой отзывается Позов, — я бы не стал говорить о чем-то подобном, если бы не переживал. Знаешь, я не шибко горю желанием лезть в вашу личную жизнь, потому что не до конца ее понимаю, но это ваше дело, поэтому как бы... — он сбивается и недовольно ругается себе под нос. — К чему это я — меня не ебет, что там у вас, но меня ебет состояние Антона. А он не в адеквате — ты у него вообще везде. — Погоди, — Арсений тормозит его, отчаянно цепляясь хоть за какие-то контраргументы, — но мы же с ним вместе, разве это не нормально, что он думает обо мне и упоминает при разговоре? — Тебе бы хоть раз взглянуть, как он смотрит на тебя, со стороны. Так на икону смотрят, понимаешь? Мы с ним сидели в кафе, когда ты прислал ему то ли сообщение, то ли картинку какую-то — не помню. У него так... так лицо просветлело, что у меня внутри все свело. — Я рад быть причиной его улыбки. — Не сомневаюсь. Особенно если учитывать, как он жил последние годы. Но... Арс, попробуй меня понять. — Да я понимаю, — ему требуется немало усилий, чтобы не повысить голос, потому что будить Антона совершенно не хочется, — не дурак все-таки. Просто... — он трет переносицу и чуть качает головой, — я, наконец, поверил в то, что все может быть нормально, что пора отпустить ситуацию и ни о чем не думать, потому что последние пару недель у него не было никаких проблем со здоровьем, с Эдом я разобрался, Паша в какой-то крутой проект ввязался... И вот... Блять, — он поправляет челку, зачесывая ее в сторону, и откидывает голову назад. — Поз, вот, ответь мне, почему если все налаживается, то потом обязательно идет по пизде? — Нашел, у кого спрашивать. — Это был риторический вопрос. Ладно... — Арсений берет себя в руки и снова перекладывает мобильный в другую руку, — тогда так — что ты предлагаешь? Ты же, когда звонил, должен был примерно иметь представление о том, как нам справляться с этой ситуацией. — Думаешь, я ебу? — Дима вздыхает, и Арс почти видит, как он устало трет глаза, сняв очки. — Черт, никогда столько не матерился, как с вами двумя. Бесите. А касательно ситуации... Не знаю. Его бы отвлечь чем-то, чтобы у него голова была занята не только тобой. Ну, или надо попробовать поговорить с ним, чтобы он не нуждался в тебе, как в подтверждении своей... нормальности. — Нормальности? — голос садится, и слова буквально отдаются болью в грудной клетке. — Ты же не думал, что за его бравадой кроется действительно уверенность в том, что он такой весь из себя красивый? — тишина разрывает черепную коробку, и Арсений обессиленно сползает на одну из коробок, потому что ноги не держат. — Он себя не любит, ему постоянно нужно подтверждение, что он уникальный, необычный и вообще самый-самый. Поэтому он в этом бизнесе — тут на него стоит даже у тех, у кого стоять-то нечему. — Считаешь, я нужен ему для того, чтобы он чувствовал себя... как ты там сказал? — Я не берусь утверждать, — дает заднюю Дима, и Арса почти тошнит от его интонации. — Мы не так близки с ним последнее время, чтобы я был в чем-то полностью уверен, но... Это ведь Принц, его неспроста так зовут — он другой. Ему нужно внимание, нужно постоянно быть в эпицентре, нужно, чтобы вокруг него крутились. Так он чувствует себя важным и значимым. — Звучит слишком по-киношному, — он почти огрызается, но по-другому никак — внутри все кипит от переизбытка эмоций. Вот-вот пар из ушей пойдет. Перед глазами вьются серые мушки, раздражая еще больше, и Арсений жалеет о том, что забрал пачку сигарет с балкона — они сейчас бы очень пригодились. — Да плевать вообще. Лишь бы ты понял, о чем я. — Понял, — практически рычит и презирает себя за срыв. — Ладно, принято. Дальше я сам, хорошо? И... лучше не лезь к нам, идет? Мы справимся — не маленькие, — и отключается. Понимает — истерит. Глупо, по-детски и беспричинно, если задумываться. Но по-другому не получается: нервы на пределе, недосып сказывается все сильнее, да и в голове мыслей ни разу не меньше. Да, Антон здоров, у них все стабильно, на работе проблем нет, но кислота из горла никуда не девается — порой так и хочется как-нибудь драматически выебнуться и сыграть партию умирающего лебедя. Не то чтобы Арсению нужна помощь или поддержка — он слишком привык справляться со всем самостоятельно, он знает — вытянет. Вытянет их обоих, если потребуется, даже за шкирку Антона потащит при необходимости. Но усталость когтями скребет в груди, и он закрывает лицо руками, дыша полной грудью. Ему бы один день спокойствия, один день без контакта с внешним миром и постоянной необходимости решать какие-то проблемы. Просто один день, чтобы дышать. Пнув дверь, Арсений выходит с балкона, оставляет мобильный на комоде и подходит к кровати. Антон цепляется в подушку, обхватив ее обеими руками, смешно морщит нос во сне и чуть причмокивает приоткрытыми губами. Спина изогнута, одеяло сползло немного на пол, обнажая бедра и ноги, челка растрепана и открывает широкий лоб. Он почти светится. Звездный мальчишка, из-за которого слишком много проблем. Арсений бы ушел. Закрыл бы глаза на его привязанность, на их путь, на возможные последствия, ушел бы и уехал куда-нибудь, чтобы начать все заново и забыть выпирающие ключицы и болезненно-бледную кожу. Да только глубоко проник. Запредельно, незаконно. Теперь банально необходимо. До тошноты и кома в горле. Арсений забирается на кровать, предварительно поправив одеяло, ложится за спиной Антона и, обвив рукой его талию, прижимается к нему вплотную. Утыкается носом в золотистую макушку, чуть касается губами кожи на шее, кладет дрожащую ладонь на его грудь, прямо над сердцем, и затихает, прислушиваясь к его дыханию. Он чувствует улыбку Принца, когда тот чуть ведет плечами, придвигается еще ближе, притираясь бедрами и соединяясь, кажется, каждым сантиметром оголенной кожи, перехватывает его ладонь, в полудреме жмется к ней губами, ведет носом по его кисти, после чего переплетает их пальцы и замирает, проваливаясь в сон. Арс же не спит всю ночь, отчаянно не понимая, когда он успел проебаться.