Розовая пыль |Лиза Ира|

23

Часть 23
— Ира, у меня есть для тебя кое-что. — Голд слабо улыбался.
— Ты уже сделал мне самый дорогой подарок. — Лазутчикова положила обе руки на предплечье Голда. - Спасибо тебе огромное… Пожалуйста, береги силы, тебе нельзя разговаривать.
— Теперь, когда Лиза здесь, я могу отдать это тебе. - Директор протянул Лазутчиковой небольшой пакет. Прости, что не отдал раньше. Я не мог, и если бы Лиза не вернулась…
— Я понимаю, понимаю, — быстро произнесла женщина, пытаясь не дать Голду продолжить разговор.
***
Прежде чем прочитать письмо, Ира открыла маленькую коробочку, и, чуть замерев, достала прекрасное кольцо. Затем зажала его в кулаке, медленно поднося к губам, как бы согревая дыханием. Потом быстро надела на палец и распечатала конверт…
«То, что ты меня не видишь, или то, что я не рядом с тобой, — не значит, что меня нет. Я никогда не смирюсь. Я знаю, что ты чувствуешь меня так же, как и я тебя. И это никогда не изменится. Чтобы выжить, нам необходим всего один человек, который нас любит… У тебя такой человек есть. И что бы ни случилось — это всегда будет принадлежать только тебе!»
***
— Лиза, милая, пора «просыпаться», — тихо шептала Лазутчикова, невесомо касаясь губами щеки.
Теперь Ира целый день металась между палатами, поочередно навещая Генри, Голда и… Лизу. Она никак не могла поверить в то, что Лиза, рядом, им удалось ее спасти. А еще она часто думала о том, что испытывала девушка, когда Лазутчикову арестовали в Гонконге. Ира часами беседовала с ней, описывала жуткий токсикоз во время беременности, как внимательно слушал Генри рассказы о второй маме, и извинялась за то, что скрыла от Лизы информацию о сыне…
— Мне так много надо тебе рассказать, но если ты хочешь это услышать, надо открыть глазки. Постараться прислушаться. Лиза, милая, пожалуйста, «просыпайся». Нашему сыну уже три недельки, и он тоже тут рядом с тобой, и тоже спит. Я еще ни разу не слышала его голос, не держала его на руках… Но теперь ты здесь, обе его мамы рядом, и значит, совсем скоро мы все будем вместе.
***
— Ира, ничего не получается, мы не можем «разбудить» ее.
— В чем дело, Вэйл? Почему ничего не выходит???
— Мы никогда не имели дело с больной кровью. Не проводили испытания препарата на пациентах с патологиями крови. А у Лизы общее заражение крови. Ее накачивали «пылью», чтобы не дать умереть. Скорее всего, это ее и спасло. Но теперь точно так же может и убить. Наша вакцина не действует. Она может умереть либо от заражения, либо от «пыли». Я не знаю, что делать. Переливание крови не помогает. Она с трудом перенесла операцию, если бы осколки продолжили оставаться в ней еще два-три дня, процесс, скорее всего, был бы необратим. Мы не знаем, удастся ли нам сохранить ей руку… Дельтовидная мышца разорвана выстрелом, перебит лучевой нерв, повреждена плечевая кость. То же самое касается и ноги — десяток осколков, один прошел насквозь через бедренную кость. Также повреждены голосовые связки, но пока нельзя понять, насколько сильно. Необходимо еще несколько операций, но она их не перенесет.
— Наши экспериментальные антибиотики?
— На них нет должной реакции. Не удается подавить инфекцию. Она очень слаба. Заражение ослабило организм.
— Вэйл, не останавливайся, пробуй все. Лиза — очень сильная, она справится.
Несмотря на все усилия врачей, которым все-таки в течении трех следующих недель удалось справиться с заражением и провести еще одну операцию, Лиза оставалась в коме.
***
Генри уже 45 суток находился в инкубаторе. За это время он подрос и врачи, наконец, решили, что можно продолжать его лечение в условиях вне инкубатора. Благодаря правильной терапии мальчик мог самостоятельно дышать.
Ира, наконец, впервые взяла на руки крошечного сына. Он был такой маленький, худенький и настолько слаб, что вместо плача только слегка попискивал. И практически все время спал. Когда Лазутчикова принесла Генри в палату Лизы, у нее хватило сил только плакать.
— Лиза, пожалуйста, я так боюсь, он такой крохотный, я сама не справлюсь никак. Пожалуйста, не бросай нас, ты очень нужна нам, — почти рыдая, шептала Ира.
***
Еще через две недели Вэйлу все-таки удалось «разбудить» Лизу… Ире и Голду врачи сразу же запретили навещать девушку.
— У нее нейроатипичные реакции и вследствие этого тяжелая сенсорная перегрузка — любой свет для нее ослепляюще яркий, любой звук, как взрыв, даже в специальных глушащих наушниках. В ближайшее время она не сможет без специальных светопоглощающих очков. Вряд ли она кого-то узнает, говорить тоже отказывается. И не факт, что может. Поэтому любой визит или любой стресс для нее сейчас крайне нежелателен. Она сама избегает любого контакта, даже зрительного. Левая рука практически парализована и будет находиться в специальном ортезе, который позволит проводить терапию и разрабатывать руку. Это же касается и левой ноги. Ближайшие три-четыре месяца ей понадобится серьезная физическая и психологическая реабилитация. Мы сделали для нее специальный коммуникатор с неярким экраном, чтобы она могла общаться, ну и потом читать, когда появится возможность.
***
Лиза гуляла только в пасмурную погоду, и, когда была возможность, заезжала в самый дальний уголок парка, понемногу стараясь читать и привыкать к звукам. Почти каждый день на противоположной стороне аллеи она видела точеную женскую фигуру с коляской. Иногда женщина брала на руки совсем крошечного малыша. Лиза всегда неотрывно наблюдала за ними и улыбалась, гадая, какого возраста могла быть такая крошка. Девушка даже ждала этих прогулок, на мгновения забывая о боли.
Андрияненко читала и немного увлеклась. На улице с утра был небольшой ветерок, и из-за шелеста листьев не расслышала мягкий стук каблуков у себя за спиной. Она обернулась, только когда ее позвал тихий мягкий голос: «Лиза»…
…Она пыталась улыбаться, но чувствовала, как перехватывает дыхание, а глаза застилают слезы… Она беззвучно шевелила губами, хватая воздух, пока, наконец, ей удалось выдохнуть шепотом: «Ира»…
Лазутчикова слегка кивнула головой и аккуратно присела рядом на скамейку. Лиза продолжала недоуменно смотреть на женщину, потом на коляску широко распахнутыми от удивления глазами, не в силах произнести ни слова. Ира очень медленно взяла ее за руку. И только тогда Лиза едва слышно смогла произнести:
— Как ты здесь? Откуда? —  Ее глаза постоянно метались от Иры к коляске. Андрияненко с трудом воспринимала происходящее.
— Мы с Генри тут каждый день гуляем. Я хотела, чтобы он видел тебя. — Ира говорила очень спокойно, стараясь не сильно тревожить девушку.
— Значит, это была ты, а я никак не могла поверить. — Лиза улыбалась, борясь с желанием заглянуть во внутрь коляски… В этот момент она и увидела нашивку «Генри Андрияненко-Лазутчиков» на одеяльце малыша.
— Ты дала ребенку мою фамилию? — недоуменно шептала девушка, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Ира встала, наклонилась над коляской и аккуратно достала малыша. Потом так же аккуратно наклонилась к Лизе и положила малыша ей на колени, слегка удерживая руку Лизы и голову Генри на ней.
— Ну что ж, мисс Андрияненко, знакомьтесь со своим сыном. - Мальчик был совсем крошечный. Лиза на секунду закрыла глаза и… расплакалась. Ира продолжала удерживать Генри на руке у Лизы и ждала, пока та успокоится.
— Но как? Подожди… Я считала… Он должен был родиться только сейчас… Почему? Что случилось? Господи, я достану тебя вопросами. — Лиза глотала слезы, одновременно улыбаясь, не в силах отвести взгляда от малыша.
— Я узнала, что беременна, в больнице после Гонконга. А родился он в тот день, когда…тебя ранили, и потом полтора месяца лежал в инкубаторе. Я не слышала его голоса, не могла взять его на руки. Только изредка могла касаться его — Ира вздохнула, мысленно погрузившись в пережитое и стараясь не разрыдаться от реакции Лизы.
— А я так боялась, что ты увидишь эту бойню. Не зря боялась. — Лиза любовалась крошкой.
— Прости меня, Лиза, я не имела права от тебя скрывать, — тихонько извинялась Ира, слегка сжимая пальцы девушки и продолжая удерживать Генри у Андрияненко на руке.
— Нет, не надо, тебе не за что извиняться. Я должна была вымолить прощение и быть с тобой и сыном. Я должна была находиться рядом, заботиться о вас, а не подвергать таким испытаниям. Ира, ты такая молодец. — Лиза с восторгом и благодарностью смотрела на Лазутчикову. И Ира в этот момент чувствовала себя неимоверно счастливой, почти героем.
— А еще, мисс Андрияненко, когда он проснется, вас ждет большой сюрприз. Генри мало спит, минут по 30-40. Скоро уже будет просыпаться.
— Совсем не дает тебе спать? — Лиза никак не могла успокоиться, она улыбалась, а слезы продолжали капать. Ей приходилось постоянно отворачиваться, чтобы капли не попадали на личико малыша.
— Это не страшно. Я так счастлива, что он, наконец, со мной… И ты…тоже теперь, с…нами. — Лазутчикова по-прежнему помогала Лизе удерживать сына на руках.
— Ира, сними с меня очки, я хочу посмотреть на него своими глазами, не через стекла, — попросила Лиза.
— Это можно делать? Врач говорит, тебя сильно слепит свет, — слегка насторожилась Лазутчикова .
— Пожалуйста, прошу тебя, хотя бы ненадолго, чтобы я могла рассмотреть Генри. — Лиза зажмурила глаза, а потом медленно их открыла, чтобы успеть привыкнуть к другим краскам. Через несколько минут она могла уже нормально сфокусироваться на деталях.
—  Он такой красивый, у него твои губы и нос.— Лиза наклонилась и тихонечко прикоснулась губами к лобику мальчика. - Генри, все девчонки будут твои. — Лиза продолжала с восторгом рассматривать малыша и благодарила Иру за сына. — Ты решил немножко напугать маму??? Или тебе здесь интересней? — Лиза продолжала тихонечко беседовать со спящим малышом.
Они так и просидели, обнимая мальчика, еще не меньше часа. Генри и не думал просыпаться, согреваемый двумя матерями. Он только изредка морщился, кряхтел, и продолжал спокойно спать.
— Странно, это первый раз, когда он так долго спит. У него всегда такой короткий и беспокойный сон. — Лазутчикова слегка поправила крохотную шапочку.
— Ему сейчас не о чем беспокоится, его семья с ним, ему комфортно и спокойно. — Лиза продолжала плотно обнимать крошку, беспокоясь, чтобы он не замерз.
Минут через десять Генри начал шевелиться и медленно приоткрывать глаза.
— Просыпается, — шептала Ира, глядя, как малыш ворочается и морщится.
Мальчик открыл глаза и, не моргая, начал рассматривать Лизу. Андрияненко замерла… На нее неотрывно смотрели серо-зеленые глаза… Лиза едва не разрыдалась.
— Боже, как такое, вообще, возможно? — удивленно бормотала девушка.
— Не знаю, мисс Андрияненко, — волшебство, — улыбалась Лазутчикова. - Когда на него падает свет, так же, как и у тебя, его глаза становятся изумрудными. В сумерках приобретают дымчатый оттенок.
— Ну что, поедем домой? А то нам пора скоро кушать, — вставая и перекладывая Генри в коляску, спросила Лазутчикова.
— Стой! Погоди, Ира. Можно я побуду с ним еще пару минут? — расстроенно просила Лиза.
— Лиза, ты будешь с ним не пару минут, а постоянно. Домой мы едем все вместе. — Ира переложила Генри в коляску и невесомо поцеловала Лизу. — Пора домой, милая.
— Но?.. — Андрияненко опустила взгляд на кресло.
— Твоя очередь возить Генри, а я разберусь с твоей коляской.
***
Лиза даже дома не выпускала мальчика из рук ни на секунду, отказываясь от еды. Она по прежнему с трудом говорила, очень тихо, и часто глотала слова. Было видно, что ей больно и непривычно, но Андрияненко не обращала на это никакого внимания.
— Мне кажется, я до сих пор сплю. Последнее, что я запомнила, — это яркая вспышка, взрыв и дикая боль, а потом такой же яркий свет, и я…уже в кресле. А в промежутках только сплошная боль, тошнота и постоянная черная пропасть… И вот следующая вспышка - и у меня на руках Генри. А вдруг я проснусь и ничего этого нет? — Лиза выжидающе смотрела на Иру.
— Как мне доказать, что ты не спишь? — Лазутчикова мягко улыбнулась. — Вот смотри, — Ира показала на кольцо у себя на правой руке, — ты помнишь, что отдала его Голду с письмом для меня и просьбой передать, перед своим отъездом?
Лиза кивнула.
— А этого медвежонка, которого оставила в подарок для Генри, помнишь? — Ира присела поближе к Лизе, обнимая ее и Генри.
— Ира… — Лиза замерла, набираясь духу, — где Робин?
— Тебе не стоит переживать об этом. Мы развелись через неделю после рождения Генри. Можно сколько угодно обманывать себя, но ты сама говорила, что иногда надо совершить ошибку, чтобы понять, как все исправить. Жаль только, что от моих ошибок пострадало такое количество людей. Прости меня, Лиза, я была такой эгоисткой. Мне было так больно, что я пыталась сделать еще больней в попытке избавиться от всего. Оказалось, что эта борьба с болью порождает лишь новую борьбу и боль. У меня ничего не вышло. Когда родился Генри, я поняла, что не смогу… Я лучше буду воспитывать его одна, думать о тебе, вспоминать тебя. Мне проще было жить с памятью о нас, чем с кем-то. Ничего другого я бы не построила. Не посмела бы изменить, не смогла. Голд предупреждал, а я не послушала, опять я его не послушала. Когда любишь кого-то, как я люблю — всем сердцем, — то просто не можешь забыть эти чувства, когда их у тебя забирают. Невозможно жить с кем-то в полсилы, в полдуши… Так что Робин не прикасался ни ко мне, ни к Генри.
— Ира, ты не обязана мне ничего объяснять.
— Нет, обязана, чтобы ничего подобного больше не повторялось. Я хочу только одного - быть рядом с тобой и Генри, и чтобы ты была рядом с нами. Хочу просыпаться с тобой каждое утро, засыпать с тобой каждую ночь. Ну, а теперь самое время ложиться спатки, — улыбнулась Лазутчикова.
— Генри уже спит, он сыт, точно проспит пару часов, — прижимая мальчика, тихо шептала Андрияненко.
— Лиза, он никуда не денется, спать будет рядом. Ты же не собираешься держать его всю ночь на руках.
— Я могу!!! — заверила Лиза.
— Его никто не забирает, милая, но тебе надо отдыхать, он будет рядом. — Ира уложила Генри на специальный водяной матрасик в центре большой кровати. Потом уложила рядом Лизу.
— Вот видишь, Генри не далеко, я на минутку в душ и через мгновение буду с вами.
Когда Ира вернулась в спальню, Лиза крепко спала, притянув вплотную к себе Генри, так, что макушка сына была у нее под подбородком. Лазутчикова тихонько поцеловала малыша и Лизу, включила маленький ночничок и, прикоснувшись к подушке, мгновенно заснула.
***
Открыв глаза, Ира первым делом увидела, что Лизы и Генри в постели рядом с ней нет. Она подумала, что проспала всю ночь и малыш ни разу не потревожил ее. Лазутчикова встала, накинула халат и направилась на кухню. В холле ее встретил запах свежесваренного кофе. Лизу с Генри она увидела через окно, сидящими на веранде. Ира очень тихо открыла дверь и услышала медленный напев. Мальчик почти заснул, слушая колыбельную, изредка приоткрывая глаза.
— Красивая песня.
— Даже не помню откуда знаю ее, но Генри очень нравится. Я покормила его, одела потеплее, и мы решили выйти на прогулку. — Лиза улыбалась той самой улыбкой, которую обожала Лазутчикова.
— Я проспала всю ночь и ни разу не слышала Генри.
— Он просыпался четыре раза, я его кормила, укачивала, и он опять засыпал. Он чудесный, — неотрывно глядя на сына, восторженно говорила Лиза.
— Боже, как ты справилась? — удивленно допытывалась Ира.
— Мы просто никуда не торопились и делали все медленно. Ира, я никогда не устану благодарить тебя. Генри — это… не просто подарок, это настоящее сокровище!!! Ты даже не представляешь, какая я счастливая. Я так…люблю тебя. — Лиза не сдержалась и опять расплакалась. - Я думала, что больше никогда не смогу тебе это сказать…
— Лиза, ты же знаешь мое правило. Я всегда двигаюсь только вперед. У нас такой груз в прошлом… если мы будем постоянно оглядываться, никогда не сможем расстаться с ним. У нас теперь есть ради кого жить. Генри нужна семья, обе его мамы. Нам предстоит долгий путь. Но оно того стоит. — Ира держала лицо девушки двумя руками, мягко целуя до того момента, пока Андрияненко полностью не успокоилась.
***
Прошло еще две недели. Генри потихонечку набирал вес. Лиза полдня проводила на терапии, стараясь побыстрее восстановиться. Оставшуюся часть дня Андрияненко не спускала сына с рук, периодически воюя с Голдом.
— Лиза, у твоего начальника масса слабостей. Он, оказывается, умеет тихо петь, ходить на цыпочках, почти не хромая при этом, и превращается в мамочку-квочку. — Глядя на Голда, Ира с трудом сдерживала смех.
— Генри, ты подрываешь мой суровый авторитет, — покачивая внука, шептал Голд.
— Когда родилась Аврора, я даже памперсы менять не умела, все делал Голд, от кормежки до купания. Так что мамочка-квочка — это еще слабо сказано. — Лейси протянула Голду бутылочку со смесью.
— Ну все, сдали с потрохами, — улыбаясь, бурчал Директор.
— Руп, накорми уже ребенка и дай ему заснуть, ты уже час ему басни рассказываешь.
***
В один из дней Голд позвонил Ире с просьбой принять гостя, отказавшись заранее назвать имя посетителя, но заверив, что встреча будет приятной. Открыв дверь, Лазутчикова удивленно улыбнулась стоявшему на крыльце. Мужчина, казалось, был поражен не меньше самой Лазутчиковой, замерев на секунду на пороге.
— Ирина, — слегка кивнул потрясенный гость, — могу я войти?