Разбитые под масками

Глава 15

- И так, если бы у тебя появился человек, который был бы готов выслушать все твои темные мысли, и после исчезнуть из твоей жизни, забрав с собой услышанное и поклясться никогда о нем не говорить, ты бы открылась ему? – спросил Алекс, разглядывая людей снизу.
После уговоров и неоднократных попыток сбежать, нарушив уговор, которые предприняла Эвелин, Алексу удалось подкупить ее несколькими тако, и они прогулялись до Центрального Парка, после чего удобно устроились на одном из высоких булыжников в глуби, наблюдая за всем происходящим вокруг.
Будучи не в состоянии ответить из-за набитого едой рта, девушка ограничилась отрицательным мотанием головы.
- Ладно-о... Ну, а если этот человек станет твоим хорошим другом и пообещает быть рядом с тобой до конца его жизни?
Отпив немного холодного кофе из стаканчика, она взглянула на парня и хитро ухмыльнулась.
- Предлагаешь дружбу на всю жизнь? Это очень и очень долго. Уверен, что готов на такую серьезную ответственность?
- Не так уж и долго... - странным тоном пробормотал Алекс.
- Ну это уже не тебе решать! – фыркнула Эвелин, откусывая еще кусок от своего тако.
- Тут и не поспоришь.
С чем – с чем, а вот с этим он был согласен на все сто. К сожалению, или может к счастью, решение о длительности жизни принималось не человеком, а природой и обстоятельствами. За исключением случаев, когда человек осмеливался бросить вызов, накладывая на себя руки. Но это приравнялось к огромной глупости. По крайней мере, таковым было мнение парня.
- Так, что скажешь? Дружба до конца моей жизни? – выдохнув произнес Алекс и протянул ей свой кулак.
Эвелин сначала замешкалась. Но, что могло пойти не так? Как бы сильно она не старалась избегать людей, чтобы не стать зависимой от них, она осознавала, что человеку нужен человек. Просто друг. Разве может что-то измениться от одного «просто» друга?
Она ответила ему, стукнув по его кулаку.
- Дружба до конца нашей жизни.
Сплошные противоречия переполняли Алекса изнутри, разрывая его тело на части. Одна часть хотела сидеть здесь вечно и просто разговаривать по душам, не беспокоясь ни о чем постороннем, другая часть кричала, что не стоит начинать то, что в любом случае закончится, и закончится болезненно для него самого, а третья буквально шептала о здравом решении, что ему предстояло бы сделать, но ее шепот был настолько ничтожен, потому и не воспринимался всерьез.
- Значит твоя бабушка... - протянул парень, решаясь начать разговор.
- Мы и вправду будем говорить о ней?
- Ну даже я не выводил тебя из себя настолько, насколько она умудрилась за пару минут диалога, так что, да, с нее мы и начнем. Сама поймешь, как сильно тебе полегчает, когда выговоришься... Давай, птичка.
Она не знала с чего начать. И стоит ли ей вообще это делать. Ей всегда казалось, что, говоря плохо о других, она выставляет в ужасном свете себя, а говорить хорошо о человеке, о котором спросил Алекс было просто невозможно. Разве, что только солгать.
- Бабушка как бабушка, знаешь ли, ничего особенного.
- Разве? Мне показалось, что она любит тебя как-то очень по-особенному. Что с твоей мамой? Они настолько не терпят друг друга, что она при любом удобном случае сравнивает вас?
- Не терпели... - зажмурив глаза, выдохнула девушка.
- Что? – не понял Алекс.
- Не терпели. В прошлом. Моей мамы не стало несколько лет назад.
- Из-за болезни?
- Из-за любви! – прозвучало твердое заявление. И спустя минуту, она добавила: - Из-за меня! Слушай, я правда не хочу говорить о своих проблемах. Если я начну, я не смогу остановиться и буду говорить очень и очень долго. Уверена ни мне, ни тебе это не нужно.
- Эй! Мы стали близкими друзьями, помнишь? Мне нужно и мне важно знать.
- Сам напросился... - сделав глубокий вдох и выдох, она отложила в сторону еду и повернулась лицом к парню, усаживаясь поудобнее, скрестив ноги. – На самом деле, даже немного смешно будет говорить об этом... Когда я произношу свои переживания вслух, меня охватывает ощущение, словно мои проблемы - это пустой звук по сравнению со всем, что происходит вокруг и в мире в целом.
- Никакие переживания не должны оцениваться или сравниться. Здесь нет шкалы, указывающей на степень серьезности. Если тебя беспокоит рана на пальчике, то черт побери, займись ею, а не отмахивайся рукой, думая, что это пустяки. Если у тебя болит голова, сходи и проверься, не отмазываясь, что у соседа напротив не работают ноги, но он молчит, а не ноет, как тебе кажется, что это делаешь ты. Иначе потом, когда до твоей дурной башки дойдет, может оказаться слишком поздно. Твои проблемы всегда должны быть в приоритете для тебя. Делая себе хуже, ты никак не поможешь окружающим.
Алекс произносил эти слова настолько серьезно, что создавалось впечатление будто он пытается донести это не столько до Эвелин, сколько до себя. Что касается самой девушки, она, не отрывая глаз смотрела на то, как подергивались его скулы и напрягалась шея от каждого произнесенного им слова.
- Мой отец изменял маме! – с выдохом произнесла девушка, упершись взглядом в свои руки.
Она крепко зажмурилась, и переборов себя, подняла взгляд и вновь посмотрев на него, выдавила жалкую улыбку.
- Это смешно, да? Мой отец изменял матери, бабушка досаждала ей дома, а я ничего не могла сделать, чтобы хоть как-то поддержать ее, ведь каждый раз, когда разворачивалась ссора, все, что я делала, это сидела в комнате и слушала, как воздух пронзали крики, ругательства и оскорбления. Отец все время пропадал на работе. По крайней мере, так я думала, пока не взяла в руки его телефон. Один раз. Случайно. И в этот самый момент пришло сообщение. И не то чтобы у меня была привычка читать чужие переписки. Но, когда незнакомый абонент пишет твоему отцу «Любимый, я жду тебя сегодня вечером!» хочешь-не хочешь, любопытство берет свое. Да? – она расширила свою улыбку, пытаясь выглядеть спокойной, но слезы уже пробивались на свободу.
- И что ты сделала? – беспокойным голосом произнес Алекс.
- Ничего! Я просто сфотографировала на свой телефон их переписку, сохранила ее номер, который трижды менялся в течении следующих нескольких месяцев, нашла фотографии и вычислила, где она работает. Она оказалась его сотрудницей. Образованная, самостоятельная, независимая, гордая, непреклонная дура, влезшая в мою семью. Такие ведь получают все, верно? Она получила то, чего не удостоилась моя мама, которая вела войну за свое место в сердце бабушки каждый божий день. Она потакала ей, желала понравиться, выкладывалась на всю катушку, чтобы сохранить семью, хоть я и не понимала почему, ведь чувств к отцу у нее не было. «Все ради тебя, дочка». Все, что она говорила мне, все, что она делала было ради меня, чтобы я выросла в полноценной семье. Но она была настолько слепа, что не замечала пыли, которую отец пускал ей в глаза.
- А твой отец? Он сам не предпринимал ничего?
- Например, что?
- Ну сомневаюсь, что твоя осведомленность о его похождениях не изменила твоего отношения к нему.
- Это, да, я могла днями напролет избегать его, и даже словом не обмолвиться, сидя рядом. Мне было противно даже думать о том, чтобы обратиться к нему, как к отцу. Но самое ужасное, что я в себе ненавидела и ненавижу до сих пор, я быстро отхожу... быстро забываю, быстро прощаю... И с ним было так, что я его простила. Простила, потому что его отношение начало меняться, он часто уделял внимание мне и дому, мог адекватно разговаривать с мамой, что начинало казаться, будто их отношения налаживаются. Я его простила, пока не стала свидетелем его очередной переписки с той же женщиной. Я узнала, что это не было просто интрижкой. У них были отношения. Полноценные отношения, длиной почти в два года. И я пошла прямо к ней на работу. Просто, чтобы увидеть в лицо женщину, на которую отец променял мою маму. И опять же, я ничего не сделала. Я молчала. И черт! Лучше бы я молчала и дальше. Лучше бы я не заговорила, в тот день, когда бабушка с мамой снова начали ругаться. Лучше бы я продолжила бездействовать. Но нет! Я сорвалась! Я сорвалась, когда мама тупо проглотила все обидные слова, брошенные в ее сторону. Сорвалась, когда она продолжила терпеть, чтобы сохранить семью, которая была пустым звуком для изменяющего ей мужа. Я рассказала ей. Рассказала, что вытворяет отец. Рассказала, потому что думала, что у нее все равно нет чувств к нему, и ей будет все равно эмоционально, зато на деле она заимеет преимущество перед женщиной, которая считала своего сына идеалом. Я настолько сглупила, Алекс... Я разбила чашу терпения, которую мама с аккуратностью хранила, заделывая все трещины, появлявшиеся после каждой ссоры. Я разбила все это. Я убила свою маму. Она возненавидела меня. Возненавидела настолько, что решила бросить одну. Возненавидела настолько, что предпочла наглотаться таблеток, вместо того, чтобы уехать со мной.
Алекс не знал, что именно его, не то, чтобы насторожило, а больше напугало: слова, произнесенные этой девушкой, или выражение ее лица, когда она это делала. Ее глаза блестели от слез, что стекали вниз по щекам, а губы продолжали улыбаться, словно застывшие.
- Эвелин... - взмолился он, протягивая руку к ее лицу.
Она отмахнулась от эмоций, и улыбнулась еще шире.
- И самое смешное то, что сейчас Райан Браун женат на своей любовнице – Коре Браун, и у них растет сынишка. И бабуля моя, судя по всему, в восторге от своей невестки. Все сложилось не так плохо, да?
- Эвелин! – вновь повторил Алекс.
- Кому нужна семья? Кому нужна любовь? Точно не мне. Мне хватило всего, что я увидела в детстве...
- ЭВЕЛИН! – он двумя руками схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул девушку. – Перестань вести себя так.
- Как? Это мое естественное поведение...
- Правда? То есть ты всегда смеешься, когда тебе больно?
- Мне не больно... Уже нет... Как я и сказала, все сложилось не так плохо. Я начала писать книги. Чем хуже была моя реальность, тем лучше становился сюжет, чем больше я ненавидела жизнь, тем сильнее в нее влюблялись мои персонажи, чем сложнее мне было признаваться в своей слабости, тем сильнее я делала героев своих книг. Там, где я ненавидела, они любили, там, где я отрицала возможность счастья, они прыгали головой в омут любви. Там, где я облажалась, они одержали победу. Там, где я стала просто существовать, они начали жить.
- Противоречия – наше все, да? – произнес он, поднеся к ней свой кофе.
- Противоречия – наше все! – улыбнулась она, чокнувшись напитками.
Сев прямо, они вновь устремили свои взгляды вдаль. Бетонные джунгли. Так люди представляли Нью-Йорк. Но сидя в Центральном Парке, на какой-то момент можно было забыть о своем местонахождении и наслаждаться свежим прохладным воздухом, относительной, по сравнению с шумом города, тишиной, едва заметным шелестом листьев и хрустом ломающихся сучков, по которым пробегались белки, и частыми взмахами крыльев голубей, которых разгоняли маленькие дети. Для кого-то эта картина могла показаться хаосом, но для Эвелин и Алекса – это было олицетворением чистого покоя, по сравнению с тем, что творилось у них внутри. Все в этом мире расценивалось в сравнениях. Все было хорошо по сравнению с чем-то плохим, и все плохое было лучше по сравнению с чем-то худшим.