На своем «насесте» в Адельфийских горах мятежники были слепы. Здесь их окружали только ледяные глыбы да воздушные элементали, но у подножия пиков лежал мир, полный вражеских отрядов, закованных в цепи рабов, развеиваемого пепла сожженных городов, - и все это было, как картина за задернутым покрывалом.
Они не знали, послал ли император войска выследить их.
Он послал.
Они не знали, обнаружил ли он портал в Атласских горах, через который они прошли сюда, и выставил ли охрану.
Не обнаружил. Пока. В этом им повезло, но его поисковые отряды прочесывали Залив Тварей.
Они даже не знали, возвратился ли он в Эрец, с победой или поражением. И не знали, что Баст и Сарсагон, пропавшие разведчики, были схвачены почти сразу после того, как Тьяго разослал дозоры.
Схвачены и подвергнуты пыткам.
И еще мятежники не знали - и даже представить не могли, - что на другом краю мира небеса набрякли сумрачной тьмой: странной, беспощадной тьмой, которая не имела ничего общего с отсутствием солнца. Солнце по-прежнему сияло, но теперь оно выглядывало из чернильной индиговой тьмы, как сверкающий глаз из-под капюшона накидки. Его лучи по-прежнему падали на море и крапинки зеленых островов. Цвета вокруг были все еще по-тропически яркими - все, кроме самого неба. Оно болело и чернело, и в нем по-прежнему вились буреловы; их хриплые крики наводили страх, и пленники в своей не похожей на тюремную камеру комнате смотрели в окна и содрогались в неясном ужасе. Они ничего не могли спросить у своих тюремщиков - ведь тюремщики больше не приходили. Им больше не приносили ни пищи, ни воды. Осталась только корзина с фруктами цвета крови, но ни один солдат пока не проголодался настолько, чтобы их есть. Меллиэль, Вторая Носительница имени, и ее отряд незаконнорожденных братьев и сестер были забыты, и, всматриваясь вдаль сквозь запертое окно, они все сильнее склонялись к мысли, что это означает конец самого мира.
Скараб и четверо ее магов знали, что происходит с небесами над их домом. Они получали известия даже на другом краю земли; катастрофа ощущалась ими как бессилие собственных душ, словно и на них пала тень полного всеобщего уничтожения.
Но если они и чувствовали, что смерть все ближе - о, насколько ближе! - они никак не предостерегли войско, среди солдат которого скользили невидимками. Вероятно, это объяснялось взлелеянным за века затворничества равнодушием. Их всегда учили, что все остальные народы - сборище глупцов, которые заслуживают тех войн, что на них обрушились. А отсюда следовало, что Дальним островам чужие войны несут благо: Империя, истребляя врагов и теряя собственные войска, не успевала отвлечься на каких-то там стелианцев.
И если была в философии стелианцев некая высокомерная брезгливость: не троньте нас, нас запрещено беспокоить, - надо признать, она возникла неспроста.
Запрещено беспокоить.
Стелианцы желают, чтобы их не беспокоили. Любой ценой. Скараб, находящаяся на другом краю мира, знала то, чего не знали Меллиэль и остальные пленники, над тюрьмой которых сейчас расплывалась противоестественная тьма: что Эйдолон с пляшущими глазами - одна из многих, кто защищает слабеющее небо, удерживая целостность мира. Что у нее просто нет времени на пленников, да и на что другое тоже.
И конечно, возможно, что пять огненнооких наблюдателей просто не почувствовали засады, хотя трудно поверить, что колебания воздуха, вдыхаемого и выдыхаемого легкими, сокращающимися в груди тысяч врагов, остались незамеченным магами такой восприимчивости. Как бы то ни было, мятежников они не предупредили.
Они наблюдали.
Скараб отправила остальным самое простое сообщение, без эмоциональной составляющей. Нас это не касается.
Прежде всегда было именно так. Ей неоткуда было знать, насколько неправильно это сегодня, против чего выступает эта странная смешанная армия и что будет, если объединенное войско потерпит поражение.
В этом уравнении было по-прежнему слишком много неизвестных.
