🖤🐍

27 (Воспоминания. 1942г.)

Опять НЦ. Ну жизнь такая, ну чё ж теперь... ヽ(ー_ー )ノ

Воспоминания
Лето после получения Эвансом письма.

Каким адским чудом Риддлу удаётся составить для Эванса конспекты о том, что должно быть изучено к пятому курсу, он и сам не знает. В принципе, его беспамятный монстр Слизерина умеет достаточно для рядового школьника. Но ему придётся отвечать на вопросы об учёбе в Австралии. А это значит, что нужен очень близкий к реальности вымысел. Чёрный кожаный блокнот изо дня в день пополняется записями. Гарри со стоном учит наизусть детали о магической Австралии. А Том его с очень серьёзным видом экзаменует. Спалиться нельзя. Никак нельзя.
А вот как учить геополитическое положение магического материка-недомерка, когда Риддл прямо здесь сидит в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротом, что-то усиленно роет в подшивке газет и матерится вполголоса? Гарри выбирается из вороха учебников, подползает по импровизированной кровати к Тому и утыкается носом в затылок, согревая дыханием шейные позвонки. За прошедшие после получения письма две недели они попробовали многое. И не по разу. Но не всё. И этот факт Эванса решительно не устраивает.
Том откидывает голову ему на плечо, подставляя шею под поцелуи. И шепчет:
- А готовиться кто будет?
- Можете назначить мне отработку, профессор Риддл. - Мурлычет Эванс, расстегивая на нем рубашку. Юный гений тёмной магии фыркает, прикусывая мочку уха возлюбленного. И, пока Гарри отвлекается, выворачивается у него из обьятий и роняет на подушки, перехватывая оба запястья одной рукой:
- Отработка, значит... Рискуете, мистер Эванс.
Мистер Эванс на это улыбается от уха до уха:
- Если у меня что-то не получится, профессор поможет, правда?
Одной рукой стягивать чужую одежду сложновато. Но Риддл справляется. Ещё бы он не справился. Магия на что? Только рубашка остается распахнутой - чтобы её снять, придётся отпустить запястья нерадивого ученика. А для этого пока рановато. Он проходится цепочкой поцелуев по кадыку и груди, почти касается соска. И спрашивает так, чтобы на коже ощущалось дыхание:
- В каком году шаманы магической Австралии приняли британское подданство?
Какие шаманы? Какое подданство? Эванс бы сейчас не ответил даже на вопрос как его зовут. Он со стоном выгибается навстречу дразнящему почти-касанию. Но Том отодвигается и проходится кончиками пальцев по выпирающей бедренной косточке по направлению к паху.
- Чем заменяют каминную сеть в большей части страны?
План вырисовывается в затуманенной голове внезапно.
- Если я отвечу, - Эванс честно старается не сорваться в стон - Профессор Риддл меня поощрит?
Том прищуривает один глаз и мурлычет что-то утвердительное.
Гарри делает над собой совершенно нечеловеческое усилие:
- В 1801 году. Там, где нет каминов, используют прогоревшее ритуальное кострище, обведенное солевым кругом.
- Молодец. - Том хищно ухмыляется, проводит языком по его губам. И, кажется, собирается задать ещё вопрос. Но и без того гриффиндорское, несмотря на факультет, терпение Гарри уже совсем на пределе. Он вырывается из не слишком крепкого захвата, обхватывает Риддла ногами за талию и жадно целует, пытаясь содрать с него одежду. Том отвечает на поцелуи немного заторможенно, откровенно плавясь в прикосновениях. Когда последняя никчемная тряпка падает на пол, Эванс чуть прикусывает хрящик уха любимого и заговорщически шепчет:
- Профессор Риддл мне обещал. Профессор Риддл не бросает слова на ветер, правда?
Том приподнимается на локтях и ухмыляется. Почти убедительно изображая преподавателя-садиста:
- И что же мой студент хочет вместо баллов?
Гарри сцепляет руки у него на затылке, улыбается во все тридцать два и, счастливо жмурясь, предлагает:
- Трахни меня в задницу.
От того, как стремительно Риддл заливается краской, становится даже капельку не по себе. Совсем капельку. Том падает на Гарри, утыкаясь лицом в плечо и задушенно сипит:
- Ты где таких слов набрался??
Эванс понятия не имеет где, но его это и не особо интересует. Он смеётся, обнимая своего юного гения тёмной магии крепче. И уточняет:
- А как это ещё назвать?
- Не знаю. Но не так. - Бурчит Риддл. И тоже начинает ржать:
- Мистер Эванс, я с вас баллы сниму!
- Потому что больше нечего! - Бойко добавляет Гарри.
Том затыкает его поцелуями сквозь смех. Но потом всё-таки делает серьёзное лицо:
- Но... Нам надо поискать информацию. Я... Не очень знаю... Вернее... Теоретически... Ну... Надо у Дамблдора в спальне порыться. Он по-любому ебётся с этим Гриндельхреном.
- Да лаааадно вам, профессор Риддл. - В авадовых глазах загораются шальные золотистые искры. - Неужели вы ничего не придумаете?
Том краснеет ещё больше. Хотя казалось бы, больше некуда. Утыкается лбом Эвансу в ключицу и уточняет почему-то шепотом:
- Ты точно уверен? Вот прямо сейчас?
Гарри радостно кивает. И изворачивается в объятиях, чтобы утянуть любимого в поцелуй. Честно говоря, сама мысль о такой близости заводит настолько, что он боится кончить, не начав.
Риддл целует его лицо и шею. Гладит по всему телу, слегка извиняющимися, утешительными прикосновениями. Будто заранее уверен, что причинит боль. Эванс выгибается навстречу с невменяемо-счастливой улыбкой. Том садится на кровати, разводя ноги возлюбленного по обе стороны от себя. Проводит кончиками пальцев по животу и приманивает палочку. Гарри стонет, пытаясь притереться к нему, чем, конечно же, совсем не помогает делу. Заклинание наполняет левую горсть водой и трансфигурирует её в густую, скользящую жидкость. Риддл хмурится. На щеках у него горят лихорадочные красные пятна. Думать получается из рук вон плохо. Он наклоняется поцеловать прижатое к боку колено. И осторожно проводит пальцами по колечку мышц. Эванс с довольным стоном двигает бёдрами навстречу, требуя большего. Том зацепляет больше смазки и медленно проникает внутрь одним пальцем, напряжённо вглядываясь в лицо возлюбленного. Правда остатки жидкости в ладони приходится спешно размазать по себе, чтобы прижать Гарри к кровати свободной рукой. Он тяжело дышит, взахлёб повторяет "да" и "ещё" и пытается ускорить движения. Хотя до простаты они пока не добрались. Но сам факт запретной близости вызывает почти эйфорию. Риддл наваливается на него всем телом, не позволяя совершать слишком резких движений. И шепчет на ухо увещевания не спешить. Эванс, впрочем, не особо слушает. Обнимает крепче, вцепляясь ногтями в спину. И настырно требует большего. Том с трудом вытрясает из него подобие осмысленного обещания не дёргаться, возвращается в сидячее положение и снова берётся за палочку, на этот раз приставляя непосредственно к коже возлюбленного. От прикосновения магии и внезапной влажной прохлады внутри Гарри вздрагивает всем телом и довольно урчит. Подобие дискомфорта в растягиваемых мышцах кажется дико возбуждающим. Риддл добавляет второй палец ещё медленнее. Осторожно ласкает тугие мышцы. Проводит свободной рукой по члену и мошонке, но Эванс вскрикивает в голос и тянет его к себе. И раньше, чем Том успевает запаниковать и вытащить пальцы, ловит его за запястье:
- Нет... Продолжай. Только член не трогай. А то кончу.
Риддл прижимается к нему всем телом, долго целует в губы и понемногу углубляет движения. Это ощущается одновременно крышесносно и до странного умиротворяюще. Магия смешивается, пробирая насквозь электрическими разрядами, прижимая друг к другу густым медовым маревом. Когда пальцы проходятся по простате, Гарри вскидывается с рыком и впивается неловким поцелуем в губы. Одновременно захлебываясь стонами и судорожно пытаясь двигать бёдрами быстрее. Том прижимает его к себе, добавляя третий палец. Ласкает горячие, тугие мышцы там, где любимому так понравилось. Гарри мечется головой по кровати, хватает Тома за запястье и тянет наружу. Второй рукой вцепляется во взъерошенный чёрный шёлк. Коротко и глубоко целует и хрипло шепчет:
- Давай уже! Не могу больше.
Риддл отвечает бережным поцелуем и кивает. Снова садится на кровати. Подхватывает возлюбленного под ягодицы и медленно входит внутрь. Эванс выгибается, царапая простыни. Хватает ртом воздух. И пытается двинуться навстречу. От жаркой тесноты у Тома темнеет в глазах. Кажется, резервы воли он истратил авансом на полгода вперёд. Плавные, размеренные движения отдаются бесконечным падением в невесомость где-то под рёбрами. Гарри приходится удерживать буквально силой:
- Не спеши. Больно же будет.
Он выгибается и срываясь на крик требует:
- Не будет. Том! Давай! Двигайся! Я люблю тебя! Давай! Тооом!
Даже нечеловеческая выдержка дитя амортенции и наследника Слизерина не безгранична. Риддл закусывает губу, подхватывая Эванса под колени и начинает двигаться быстрее и резче, не отрывая глаз от лица возлюбленного. Гарри счастливо улыбается с зажмуренными глазами и вскрикивает с каждым движением. Том перехватывает колено любимого немного иначе, кладёт руку на член и ласкает в такт движениям. Мир сжимается до ощущения плавящего саму магию жара между телами. До пульсирующей мышцы в ладони. До судорожно сжавшихся вокруг члена тугих стенок и выплеснувшейся на руку горячей влаги. Каким-то отголоском самоконтроля он заставляет себя вынуть член, но Эванс мотает головой и, все ещё задыхаясь после оргазма, удерживает любимого за руку. Недвусмысленно давая понять чего хочет. Способность думать возвращается к охрипшему Риддлу не сразу. Он падает на возлюбленного, находя в себе силы только поцеловать в губы, утыкается в изгиб шеи и бессвязно повторяет "люблю". Гарри цепляется за него ослабевшими руками. Взмокший, раскрасневшийся и абсолютно счастливый. Сейчас слишком хорошо и спокойно. Кажется, что так должно было быть всегда. Кажется, что так всегда будет.