27: name (шёпот)

21 1 1
                                    

Сэр Старк.

«Сэ-эр»

«Вам помочь, сэ-эр?»

Сэр. С-э-р. Сэ-э-эр.

«Мистер Ста-арк», — колотит его имя на языке, будто леденец зубами разгрызает.

«Мистер», — хрипло-придушено стонет в его голове уже третий раз за последние пятнадцать минут, и канцелярия в органайзере начинает дрожать в унисон его коленям. Расплывается перед глазами, барахтается, как дохлые рыбёшки в мутном море.

«Пи-ит», — вклинивает вдох в середину его имени-не-имени, тянет за кудри.

— Блять, — бормочет Тони себе под нос, когда парень криком прерывает предоргазменное затишье. Каждая фантазия всё больше похожа на реальность, и всё теми же дрожащими коленями чудится шершавость пола под столом в его кабинете.

— Мистер Старк, — щебечет, словно ни при чем, за его взглядом, когда он вскакивает со стула, — вам помочь? Может…

— Не может, — обрывает Тони; слишком резко, слишком громко — оглушенный очередным воображаемым развратным всхлипом, — вернусь через пятнадцать минут.

Он почти несётся по зданию, и каждый шаг свинцом ударяет в затылок. Он знает запах Паркера досконально. До того досконально, что обонянием видит его след в каждом углу и коридоре, как Тесеев размотанный клубок. Вот в этом закоулке он проходил минут десять назад.

Его медовый голосок несуществующе отзывается в голове. Теперь он сверху — мягкий, тяжелый; двигается на нём в такт грудным о-образным вздохам, и он прямо сейчас ощущает пальцами кожу бедра Питера с персиковым юношеским пушком. Ему кажется, он именно такой, как его кожа.

Нет, не кажется. Он знает это.

Ему кажется, Паркер весь именно такой, какой всплывает у него в сознании: плавный, влажный, громкий. Из реального же, тело знает намного больше, чем пальцы на его щеке; каждый раз к ним хочется ластиться до одурения, вбирать в рот и покусывать до постыдного.

«Мистер Старк», — молния на его брюках вжикает достаточно громко, если кто-то действительно его слышит; но недостаточно громко, чтобы заглушить возбуждённый шёпот Питера у него в голове. Змеиный клич опускается куда-то ему в грудную клетку, и он вышвыривает его из легких длинно и беззвучно.

Трогать себя на этом этапе даже больно. Опираться о стену согнутой в локте рукой — неудобно и холодно, но на подкосившиеся ноги надежды мало. Задравшаяся рубашка обнажает крепкую кисть, и «ох, Тони, не останавливайся, прошу» тарабанит в висках.

Паркер отрывисто хныкал бы это ему в губы, и через секунду его рот, несомненно, был бы горячим, как само пекло. Он вылизывает запястье и упирается языком в выпирающую жилку. Посасывает, думая, что, вот именно такая его шея.

И, снова же, не думает, а точно знает.

«Какой же ты, — Тони фантомно прижимает его к себе с неизвестной ему доселе нежностью и облизывает ушную раковину, — сладкий».

Тот почти стонет. «Кончишь для меня? Кончишь для мистера Старка?» — и забирается пальцами под рубашку.

«Да, — Паркер падает ему на руки и дрожит как в лихорадке, — да».

Старк чувствует довольный оскал, ласкающий линию челюсти, и, кончая, ловит его губы.

Это тот случай, когда единственная польза от пережитых созависимостей — представить такую сладко-болезненную картину и не потерять рассудок.

Thirty-one before sunsetМесто, где живут истории. Откройте их для себя