Отражения | СюэСяо - modern!au

Терапия. 3

Юй Минъе довольно долго (по его меркам) молчит, а потом с тяжким вздохом интересуется:
— Что, и правда промахнулся?
Инь Цзянь вместо ответа резко выпрямляется и расстегивает ворот платья, вытаскивая наружу цепочку с кольцом. И с язвительным хмыканьем продевает в него указательный палец, демонстрируя, что дальше первой фаланги ему зайти не светит, даже если бы ему ничто не мешало.
— Извини, я просто подумал, что с такими изящными руками пальцы должны быть тоже... — виновато тянет Юй Минъе.
— Подумал он! — кривится Инь Цзянь, обрывая покаянную речь. — Почему нельзя было просто спросить размер?
— А почему нельзя было просто сразу сказать, что я ошибся?
На цепочке кольцо выглядит как слегка необычный аксессуар и полностью отвечает эстетическим запросам, и потому, получив презент еще в начале недели, Инь Цзянь не стал выдвигать претензии. На самом деле, больше проблем бы возникло, подойди ему украшение идеально, ведь специфика его работы не предполагает никаких посторонних предметов на руках, да и вопросов от глазастых коллег было бы не избежать. Окутанная туманом загадочная личная жизнь мануального терапевта давно уже будоражит умы местных сплетников, что немало раздражает.
— Не качай права, — он с усмешкой легонько щелкает Юй Минъе по носу, гася зарождающуюся вспышку негодования. — Иначе в следующий раз будем выяснять на практике, что в тебя вместится после моих изящных пальцев — может, хоть так у тебя в памяти отложится их размер.
— О-о-о, как страшно! — смеется тот, ни на секунду не восприняв это как угрозу. Очень зря, между прочим.
— Лучше скажи мне, чего ты добивался, устраивая этот глупый допрос. — Инь Цзянь застегивает ворот платья, но цепочку оставляет сверху, а после подается вперед, упираясь ладонями в кушетку по обе стороны от головы Юй Минъе. — Желал услышать, какой у меня такой замечательный партнер, что я с ним хоть на край света, несмотря ни на что?
— А почему бы и нет?
К сожалению, через плотную ткань платья почти не ощущаются прикосновения, зато контраст с открытыми участками кожи просто поразителен.
— Потому что я и так тебе слишком потакаю, не находишь?
Больше, чем можно себе это позволить. Потому что этого вообще не должно происходить, если руководствоваться здравым смыслом. Но Юй Минъе едва ли совместим с этим понятием, к сожалению. Или к радости — Инь Цзянь до сих пор не может понять, как оказался втянут в этот абсурд и как к нему относиться.
В самую первую встречу Юй Минъе показался ему почти идеальным пациентом. Внутренняя установка относиться ко всем подопечным одинаково на самом деле не такая уж и крепкая — естественно, гораздо приятнее иметь дело с привлекательным телом молодого парня, пускай даже после аварии, нежели с обрюзгшими прелестями какой-нибудь дамочки, утверждающей, что ей тридцать девять, а не шестьдесят восемь. Однако симпатию вызвал новый клиент не своей внешностью — он был исключительно молчалив и податлив, видимо, на стадии болезненной физиотерапии его выдрессировали, как цирковую зверушку, что все указания от врачей им выполнялись неукоснительно уже на уровне рефлексов. Правда, от подернутого мечтательной дымкой взгляда и не слезающей с лица блаженной улыбки становилось не по себе, но это можно было списать на комплекс обезболивающих препаратов, с которых требовалось «снять» пациента. Чего еще можно было желать?
Но в следующий прием Юй Минъе испортил о себе всяческое хорошее впечатление своим... Как же там было?.. «Доктор, я вас как увидел, ни о чем другом думать теперь не могу! Я вас хочу!» — потрясающее заявление с порога, верно? Не зря инстинкты кричали о том, что не просто так все эти улыбочки, но что прикажете делать с этим сакральным знанием? Вариантов, на самом деле, имелось достаточно, ведь Юй Минъе отнюдь не первый обеспеченный клиент, которому засвербило во всех местах, однако к нему требовался особый подход.
Можно было, например, подать в суд за пока еще вербальные домогательства или избежать публичности и сообщить отцу возомнившего себя героем-любовником мальчишки о возмутительном поведении. О да, старший Юй точно оценил бы такой ход — для растворения трупа доктора, который наверняка сам спровоцировал его кровиночку, выбрали бы лучшую кислоту и самую прочную ванну...
Отказаться от пациента и перепоручить его другому врачу, и пускай уже этот несчастный борется с чужими гормонами? Хотя это уж вряд ли — Инь Цзянь не питал иллюзий насчет своей внешности по сравнению с окружающими, особенно среди своих коллег. Но тут уже забуксовала профессиональная гордость: отдать такого перспективного больного какому-нибудь косорукому идиоту, ничего не смыслящему в мануальной терапии? Еще чего, об этом не может идти и речи!
Поэтому Инь Цзянь пришел к выводу, что следует обойтись малой кровью: объяснить Юй Минъе, что его желания, безусловно, понятны и оправданы, но удовлетворять их никто не станет. Разве что в его снах, но это запретить никто не в силах. И начало было положено краткой (если честно, не слишком) лекцией о священной врачебной этике, призванной охладить стихийно вспыхнувшую страсть. Никаких связей с пациентами, что бы там Юй Минъе себе ни думал и как бы ни старался. Инь Цзянь искренне надеялся, что безоговорочный отказ будет принят, и на этом его проблемы закончатся.
Как бы не так! Единственное, что удалось донести в буйную голову Юй Минъе — никто не должен узнать о его пылких чувствах, кроме адресата, чтобы не нанести непоправимый вред успешной медицинской карьере. Так что, так и быть, никакого сталкерства в нерабочее время, но личный номер телефона заиметь не откажется. А остальное полностью прошло мимо его ушей, а точнее, было воспринято как призыв к развитию бурной деятельности.
И с тех пор жизнь Инь Цзяня превратилась во влажную мечту девочки-подростка, а лично для него в кошмарный сон. Ему приходилось выслушивать самые бездарные в его жизни заигрывания во время приемов (а на старте лечение было гораздо интенсивнее!), придумывать, куда девать анонимно присылаемые на работу как по расписанию букеты, и с трудом справляться с искушением выкинуть пациента в окно.
На Юй Минъе ничто не действовало — даже демонстративное игнорирование непрекращающейся чуши, льющейся из его рта, он принимал за особый вид флирта, что только раззадоривало пыл. А самый бурный восторг в нем вызывал фирменный взгляд, полный брезгливого отвращения, который до того считался безотказным средством Инь Цзяня в борьбе с назойливыми поклонниками — во всяком случае, остальным хватало трех секунд, чтобы исчезнуть в тумане.
Но, следует признать, был один аспект этого провального штурма докторских прелестей, который... впечатлял. За все время от Юй Минъе даже в ответ на уже откровенно грубые посылы заткнуться и прогуляться по месту назначения (в сторону чьих-нибудь гениталий и их окрестностей) не последовало ни одной угрозы. А ведь это могло бы подействовать — с таким отцом разрушить чью-то жизнь очень легко! Для него наверняка совсем несложно ворваться в чужой дом и получить желаемое силой без особых последствий...
Не меньше признательности вызывало отсутствие предложений просто купить заветный билет в постель Инь Цзяня, которых он за свою жизнь получал несколько раз и считал самым оскорбительным, что можно только придумать. Подарки в виде цветов и всяких невинных мелочей не в счет — это не гнусные чеки или, того хуже, наличка в конвертах.
«Как еще донести до вас, что меня не интересует одноразовая интрижка?» — спросил Инь Цзянь спустя почти три месяца, будучи уже полностью измотанным неустанной настойчивостью Юй Минъе.
Признаться, это было ложью. В качестве удовлетворения сексуальных потребностей Инь Цзяня только это и интересовало. На крупных медицинских конференциях при желании всегда можно было сойтись с кем-нибудь достаточно симпатичным, имеющим при себе все справки об отсутствии венерических заболеваний и не заинтересованным в повторении. А еще можно было обратиться к Вэнь Цин — для нее эти поездки сопровождались идентичными целями и она точно так же не жаждала никаких отношений с коллегой после проведенной ночи. Разве что выпить вместе кофе и обсудить последние новости в клинике, что весьма приемлемо.
«Доктор Инь, но меня тоже не интересует одноразовая интрижка!» — голос Юй Минъе был полон горечи, а в широко раскрытых глазах плескалась неподдельная обида.
«Тогда почему вы продолжаете меня донимать?»
«Потому что я хочу вас целиком и полностью до конца жизни!»
«Чьей, позвольте поинтересоваться?»
«Нашей!»
И в этот момент Инь Цзянь понял, что у него нет ни единого шанса одержать победу над такими коммунистическими идеями. Желание бороться тоже давно угасло — в действительности ему мешала только хваленая врачебная этика. Потому он попросту схватил Юй Минъе за здоровую руку, сдергивая с кушетки, и потащил за собой в комнату отдыха. Правда, пришлось спешно исправлять свою оплошность и возвращаться запирать кабинет изнутри, но его были готовы подождать.
И, наверное, все же стоило принять во внимание некогда почти стыдливо брошенное «Я, вообще-то, никогда парнями не увлекался, в универе иногда ко мне клеились, но...», потому что, черт возьми, хуже секса у Инь Цзяня еще не случалось, только зря время потратил. Но сделанного уже не вернуть, и даже притвориться, что ничего не произошло, не было никакой возможности. Оставалось только смириться с безжалостно растоптанными принципами и вплотную заняться работой над ошибками.
— Если бы ты мне потакал, то мы бы встречались по-нормальному... — сокрушенно бормочет Юй Минъе.
Его ладонь все еще не преодолела барьер в виде подола платья, потому что обтянутые чулками бедра ему пришлись слишком уж по вкусу — ажурным резинкам точно не пережить этот вечер. И этот интерес определенно стоит поощрить, но прежде следует напомнить:
— Хватит об этом. Ты знаешь правила.
Во время рабочего дня — только процедуры и никаких намеков на отношения. После — либо задержаться в кабинете, либо по отдельности отправиться в арендованную квартиру на другом конце города. Все переписки с отдельных номеров телефона, и лучше даже не заводить разговоров про виртуальный секс, какая глупость! А также никаких походов в рестораны или в кино, или чем там еще занимаются на свиданиях.
Совместный отдых — можно просто забыть. Максимум — поселиться в разных гостиницах на одном и том же курорте на пару дней. Хотя это была разовая акция, потому что кое-кто излишне романтичный решил, что попробовать влезть в чужое окно на втором этаже, будучи увечным на руку — хорошая идея. Инь Цзяню до сих пор тошно вспоминать, что тогда пережили его и без того слабые нервы... И это еще хорошо, что никто не заметил этих кульбитов в кусты и обошлось без существенных травм!
— Когда я вылечусь, нам же не придется им следовать? — с прерывистым вздохом спрашивает Юй Минъе, подставляя шею под нетерпеливые касания чужих губ. Он уже возбужден от этих нехитрых ласок — ему никогда много не нужно, — но поболтать ему всегда хочется! Пора с этим завязывать.
— Если ты продолжишь жаловаться, то никогда не вылечишься, я тебе гарантирую, — с неудовольствием отстраняясь, мрачно обещает ему Инь Цзянь. Он бросает быстрый взгляд на часы на стене и кривится — время прелюдий безвозвратно упущено. Впрочем, ему уже тоже не нужно стараться, чтобы пробудить интерес, потому что от постоянного трения о тонкое кружево его член уже более чем заинтересован скорейшим продолжением.
— Прости.
Что в Юй Минъе действительно заслуживает горячего одобрения, так это готовность признавать свою вину, и неважно откуда взялось это качество: привито суровым воспитанием или же глубочайшим страхом, что Инь Цзянь от него откажется.
— Словами уже прощения не заработать, — с насмешкой отвечает тот, отталкиваясь руками от кушетки, и остается стоять на коленях, плотно сжимая ими чужие бедра. — Зря я, что ли повелся на твои больные фантазии и вырядился в платье?
С этими словами он тянет молнию на подоле вверх, расстегивая до пояса, и быстрым элегантным движением распускает узлы идущей по бокам его белья шнуровки. Под восхищенный стон тонкие ленты летят на пол, как и уже ненужные два куска белой кружевной ткани.