Тайо: Империя богов (1 том)

Глава 22. Дождь

Месяц без сообщений от Рена, существование в стенах дома без его неудержимой энергии. Карасу волновался, хоть и чувствовал, что их связь не оборвалась из-за смерти одного из заключивших контракт на крови.

Таро помогал, пытался что-то приготовить, но всегда приходил с одними супами от Торико.

Гин чихнул, укутался одеялом, отошёл в сторону, позволяя слугам проводить уборку.

Шум дождя, сырость. Скоро шестой месяц года и сезон дождей. Нос чесался.

Обитель наполнилась старыми и новыми слугами. Они заменяли одежду, постельное, пока Гин в это время стоял у стены, сложив руки на груди, держа одеяло на плечах, ждал, когда его наконец-то оставят в покое. Он не любил, когда в его комнате что-то переставляли, трогали его вещи. Так тяжелее запомнить что-то новое быстро. И он мог это считать неуважением к невидящему божеству. Он даже не мог понять кто и что делал.

Таро вошёл и выгнал всех слуг, поставил на столик поднос, тарахтя.

— Поешь. И сядь лучше, стоя не удобно.

Таро, взяв его за руку, проводил к столику. Гин присел на колени, откинув единственную защиту, отвернулся, чихнув в локоть.

— Торико нашла мёд, дайкон и приготовила лекарство. Ранний урожай, как она сказала.

— Боги не болеют, — пробурчал Гин, снова чихая.

— Вижу.

В голосе Таро слышна добрая усмешка, не строгая.

Во время дождя Гин иногда простужался, но мог спокойно выздороветь. Но только не сейчас. Божества и духи могут восстановить внутреннюю энергию через сон, хоть и лекарства всё равно помогали им тоже. Старость и серьезные болезни не были сильно страшными. Кроме смерти от чьих-то рук или оружия, или собственной магии. Но страшнее стать диким и одержимым ёкаем.

Гин поднялся, прошелся, но зацепился ногами за что-то лежащее на полу и чуть не упал. Таро успел схватить и удержать его, посадил снова за стол.

Дождь снаружи всё ещё шумел, ветер нёс свежесть мира. Всё равно вокруг оставалось тепло от ушедшего солнца.

— Фуюки, мальчишка, вернулся и приготовил подогретое саке с яйцом отварным, — Таро пододвинул что-то, уткнувшееся в руки.

Гин аккуратно ложечкой брал юшку супа. Жидкость согревала изнутри. Таро заставлял выпить сок дайкона с медом и съесть саке с яйцом. Гин догадывался, что его друг от него никогда не отстанет. Как и в детстве. Младшие братья Санджи о нём заботились лучше, чем собственная мать и брат.

— Это тебе не кислая слива! — смеялся Таро, постукивая пальцами по столику. — Помнишь, как я закармливал тебя сливами? Торико нас тогда гоняла, мы приходили побитые, но с корзинкой слив и сладостей. И персиков.

Гин сморщился, мычал, воротя носом. Ему казалось, что кислая слива — самое отвратительное лекарство. Он был бы раз испить горький отвар. Но Таро больше не приводил лекаря из города, всё лечение передал в руки человеческого мальчишки.

— Я посплю. Лучше будет.

— А кто простоял снаружи эти дни на пороге? Ночью и в нижнем лишь! Он не вернётся. Вы связаны кровью и безмолвной клятвой. Отпусти его. Может ему лучше будет среди его же сородичей?

— Хватит напоминать! Придёт время, обращусь к Аматэрасу, чтобы разрушить. Он мне ещё нужен. Сейчас я не могу его освободить.

— Освободить, — тэнгу тянул это слово. — Не лги мне, Гин. Никогда не поверю, что ты добровольно отпустишь его от себя. Он остаётся зверем на привязи. По твоей воле. Тебе повезло, что он появился на твоём пути. Будь там другой, то давно бы его голова покоилась в земле, как и тело.

— Скоро вернётся. Я верю в это. Косака Рендзи не принадлежит горам, не принадлежит людям. Он принадлежит только Тайо. Они должны его отпустить. Он получил моё письмо. Но просто задержался. Если Ичиро-сан жив, то с ним будет всё хорошо. Хоть Рен и не ответил мне. Но я знаю, что он вернётся. Он пообещал мне показать мир. Пообещал быть рядом!

— Ичиро. Ты только этого старика называешь вежливо по имени из Северных, да? Правда, какой он уже? Раньше кицунэ жили свободно. Великие ками, я всё ещё помню, как он хватал нас за уши и запирал из-за наших пакостей! Особенно когда я и Кохаку мешали тебе учиться. Были времена.

Таро попрощался и вышел.

Гин улыбнулся, выдохнув, вытер рот, возвратился осторожно к кровати, переоделся в чистое, что лежало там.

Гин укутался новым одеялом, стараясь защитить себя от мира. Закрыл глаза, окунаясь в сон.

Ему нравилось видеть счастливое прошлое. Среди цветных картин замечать людей, существ, слышать в голове голоса. Но алое поле ликорисов пугало. Он был среди них и чётко всё видел. И себя со стороны. Проткнутый копьём сидел на коленях. Алая струйка стекала с уголка рта.

Проснулся с криком. Раскат грома заглушил, не дав услышать другим. Слишком много дурных знамений. Ему не хотелось бояться, но страх проникал сквозь каждую щель комнаты. Страх тянул корявые пальцы, трогал шею и пытался душить. Гин хватался за шею, царапал. На пальцах оставалась какая-то пыльца, которая раздражала кожу. Порошок глицинии? Кто-то подсыпал или во что-то? Пробовал кого-то звать. Слез с кровати и пытался на четвереньках выйти, открыть дверь, отодвинуть. Воздух наполнялся пылинками, проникал в лёгкие, сдавливал. Воздуха. Больше воздуха...

Он не должен так умирать. Он должен жить.