Багровая роща

3

В целом у Инь Цзяня нет поводов для недовольства. Его нынешний гость, жаждущий исцеления, ведет себя самым что ни на есть должным образом: изо всех сил демонстрирует привитые дворцовым воспитанием манеры, развлекая занятными выдержками из рассказов своих наставников по истории вперемешку с ненавязчивыми комплиментами. Установленных правил Юй Минъе не нарушает, не вмешивается в уклад жизни рощи, предаваясь исключительно созерцанию, и при этом на диво самостоятелен. Если он и испытывает массу неудобств от жизни вдали от слуг, — а он их испытывает хотя бы в силу своего увечья, — то никак это не показывает. По крайней мере, старается.
Все это больше похоже на желанного услужливого, пускай и бесполезного смертного, нежели на «друга», роль которого себе приписал Юй Минъе. Разве друзья не должны быть докучливыми болтливыми надоедами? Или в культах это понятие несет в себе иной смысл? Если так — замечательно. Но, тем не менее, отчего-то это довольно быстро начинает раздражать. Инь Цзяню удается убедить себя в том, что он просто отвык от людей, а безукоризненностью всегда отличался лишь он сам, Хранитель Багровой рощи. Нет ничего удивительного в том, что посторонний человек, к которому нельзя придраться — источник некоторого беспокойства.
Спустя почти луну Инь Цзянь не выдерживает. C удовольствием подставляясь под лучи послеполуденного солнца, он сидит на плоском широком камне, выступающем из глади лесного озера. Ноги приятно омывает прохладная спокойная вода, а взор призвано услаждать зрелище чужого труда. На берегу, зажав край ткани между коленями, Юй Минъе пытается совладать со стиркой своего ханьфу, и он явно не в выигрыше. Помощи ему никто не предложит, однако мелькает излишне щедрая мысль, что среди даров от страждущих есть и человеческая одежда, которая Хранителю без надобности.
— Как ты потерял руку? — спрашивает Инь Цзянь, вклиниваясь в размеренный плеск воды. Ему не то чтобы интересно узнать больше подробностей о жизни беглого принца — жалостливых историй про покойную мать и бессердечного отца хватило с головой, — но отвлеченные беседы порядком наскучили.
— Тебе действительно хочется это знать? — кисло отзывается Юй Минъе, всем своим видом давая понять, что про безликих славных героев ему нравится рассказывать не в пример больше. Поймав неумолимый ответный кивок, он со вздохом оставляет в покое измученное ханьфу, и покорно отвечает: — Не смею отказывать в просьбе.
Инь Цзянь слушает, старательно удерживая на лице полнейшее равнодушие, только изредка кивая, но вскоре уже сложно смолчать, чтобы не подивиться романтической наивности рассказчика. А еще наследник главы темного культа! Немудрено, что ему указали на дверь с такими замашками — ему бы баллады про несчастную любовь на дорогах распевать, а не уничтожать соседние кланы. Зря, что ли, флейта пролеживает...
— Поправь меня, если я ошибся, — с брезгливой жалостью тянет Инь Цзянь, проводя кончиками пальцев вытянутой ноги по блестящей поверхности озера, вызывая рябь. — Ты прорву времени обхаживал какую-то девицу, которая мало того, что не ответила тебе взаимностью, да еще и обворовала?
— Что-то вроде того, — невесело отвечает Юй Минъе, отводя взгляд в сторону. — Только это еще не конец.
— Ну кто бы сомневался... Продолжай, — милостиво разрешает Инь Цзянь, уже совсем не скрывая своего любопытства.
Что-то подсказывает, финал у сей истории будет еще безрадостней, — и он действительно не разочаровывает. Стоит принцу умолкнуть, как прибрежье оглашает звонкий искренний смех Хранителя — неслыханное событие! — и едва ли не стон:
— Ты все равно кинулся ее спасать? Да еще и руку потерял... А она... Она предпочла другого? Какой же ты...
— Дурак, я знаю. Точнее, не раз это слышал.
— Но сам ты так не считаешь? — вздергивает бровь Инь Цзянь. — Не жалеешь о своем поступке?
— Не жалею, — качает головой Юй Минъе и, гордо вздернув подбородок, добавляет: — Даже вернись я во времени назад, то все равно сделал бы то же самое.
Точно — дурак. Кто же ему это сказал? Отец? Ну у него явно-то разума побольше, чем у сына.
— И что же, вернув себе руку, будешь и дальше бороться за сердце этой... — Инь Цзянь запинается, пытаясь вспомнить имя коварной девицы. — Фэн У?
— Нет. Я уважаю ее выбор, даже если он был сделан не в мою пользу.
А голос-то дрожит — кажется, кое-кто уже не так уверен в своих словах!
— Но ты явно будешь очень не прочь, если благородный и светлый душой Цзюнь Линьюань случайно свернет себе шею, чтобы ты смог утешить оставшуюся в одиночестве прелестную деву.
Юй Минъе едва ли не выпускает ханьфу, которое снова опустил в воду, чтобы в последний раз прополоскать. Он с недоумением глядит на Инь Цзяня, словно поражаясь внезапной кровожадности своего спасителя. И кристально честно признается:
— Меня никогда не посещали подобные мысли.
Но теперь явно начнут. Это даст ему стимул лучше стараться услужить Хранителю, чтобы по возвращении домой иметь реальные шансы снова попытать счастья. Инь Цзяня не должны волновать чужие мирские дрязги, особенно такие глупые, но он понимает, что ему совершенно не хочется в этом участвовать. Он же не... как их называют... Он же не сваха! Однако уже данное обещание не забрать.
— Всегда рад дать пищу для размышлений, дорогой друг, — фальшиво бросает Инь Цзянь и, посчитав на этом разговор законченным, соскальзывает с камня в воду, не подняв ни единого брызга. Когда он оказывается на берегу и неспешно проходит мимо, лозы с листьями, покрывающие нижнюю часть его тела, блестят от влаги и переливаются в солнечных лучах, приковывая взор. Так что нет ничего удивительного в том, что Юй Минъе долго глядит вслед, хоть и строит планы по завоеванию чужой супруги.