Багровая роща

9

Мгновения повисшего молчания тянутся как застывающая смола, густая и вязкая, пока его наконец не прерывает короткий глухой смешок.
— Ну у тебя и шутки, — Юй Минъе похлопывает Инь Цзяня по плечу, но замирает, прибитый холодным и бесцветным:
— Я похож на шутника?
— Ну... Если учитывать, что я за день слышу больше острот про свою руку, чем за все время, пока лежал в лазарете и целители думали, что я без сознания... — бормочет принц, продолжая нервно посмеиваться через слово. — Ох, так ты не шутил... — все же догадывается он.
— Я не против развлечься в твоей компании. Но ты волен отказаться, и это никак не повлияет на мое решение исцелить тебя, — спешит добавить Инь Цзянь.
Вслух звучит хуже, чем в собственных мыслях, но выставлять себя никчемным неудачником, настолько неуверенным в собственной привлекательности, что приходится прибегать к шантажу, он не собирается. Хранитель не может быть жалким ни в чьих глазах даже на долю мгновения, пусть его лучше примут за изнывающего от скуки. Юй Минъе же не спешит отодвигаться, однако глядит с недоверием.
— Никак не могу понять, в чем подвох, — со вздохом признается он, закусывая нижнюю губу. — А что будет, если я соглашусь? Ты оттолкнешь меня, назовешь возомнившим себе невесть что дураком или что-то в этом роде? Я просто теряюсь в догадках!
Тьма, наверное, все же не стоило над ним так много и часто издеваться, если у него в голове лишь такие мысли...
— Никакого подвоха. Я просто предложил себя поцеловать, если тебе хочется. Насчет того, что не назову дураком — обещать не могу, но не оттолкну.
— И ты этого желаешь? — с еще большим недоверием уточняет Юй Минъе.
— Отчего же нет? — хмыкает Инь Цзянь, тщательно скрывая нарастающее раздражение. На его взгляд, беседа уже непозволительно затянулась. Почему просто нельзя принять его благосклонность за улыбку судьбы?
Судя по лицу принца, не слишком-то он доволен таким подарком судьбы: губы болезненно кривятся, взгляд опускается. Конечно, глупо было ловить его на слове и надеяться, что он не станет отступаться от того, что сказал не всерьез. Сейчас заявит, что ему, конечно, безумно льстит внимание самого Хранителя, но тот все еще не смертная сучка, по которой он вздыхает. И будет совершенно прав.
Однако Юй Минъе переводит дыхание и в отчаянии выпаливает:
— Оттого, что... Да посмотри на себя и посмотри на меня! Ты весь из себя такой идеальный, а я никому не нужный калека без руки! Что это? Жалость?..
Инь Цзянь глядит на него в изумлении — услышанное явилось для него неожиданностью. Неужели принц уверен, что попросту не заслуживает благосклонности Хранителя? «Идеального», невзирая на привычку отращивать хищную пасть и шипы. Даже постоянные ядовитые нападки никак не умаляют восхищения — когда принц хвалил его перед Ханями, то был искренен в своих словах. Да уж, за собственную гордость можно было и не беспокоиться...
— Я тебя совсем не жалею, — возражает Инь Цзянь. — Твоя рука... Если ветер ломает ветку у дерева, то оно не становится в моих глазах хуже остальных своих собратьев.
Это же, проклятье, такая мелочь! Да, увечье — просто прекрасный повод для глумлений, но отнюдь не недостаток. Может, даже достоинство, ведь не получи его Юй Минъе, то никогда бы не оказался в Багровой роще.
— То есть тебе все равно? — неверяще выдыхает тот, взмахивая прикрытым рукавом обрубком.
— Разве что ты умел делать своей рукой что-то особенное, кроме как махать мечом — тогда, пожалуй, меня расстроит, что я это упустил, — фыркает Инь Цзянь. — Но что-то мне подсказывает, что это не так. Я вообще не жду от тебя каких-либо великих свершений — ты не похож на искусного любовника.
— «Особенное»?.. «Свершений»?.. «Любовника»?! — переспрашивает Юй Минъе. Его брови грозятся переселиться на лоб, а краска заливает лицо все ярче. — Кажется, мы говорили только про поцелуй...
— Вот уж и правда дурак! Ты думал, мне будет этого достаточно? — Раз уж разговор зашел так далеко, то стесняться больше нечего. — А еще дурак, если считаешь, что я стану предлагать дважды.
— Подумать только... Я изо всех сил старался стать тебе достойным другом, чтобы потом, когда ты мне вернешь руку, у меня было право попросить тебя хотя бы на прощание о чем-то большем... А ты...
Инь Цзянь слушает эти прерывистые признания и теперь сам чувствует себя распоследним глупцом. Что же это все значит?!
— Погоди-ка, и как давно ты этого жаждешь? — он бесцеремонно хватает Юй Минье за подбородок и стискивает пальцы, не давая отвернуться. Лоза с запястья тут же радостно рвется вперед, желая общупать смертного, пока есть такая возможность.
— Не знаю, — полузадушенно отзывается тот, впрочем, не вырываясь. — Наверное, когда рвал те проклятые цветы — в тот момент я осознал, что делаю это не из дружеских чувств. И что мне не хочется возвращаться, чтобы разрушить чужое счастье. Конечно, Фэн У — все еще самая прекрасная женщина из всех, что я встречал...
— Избавь меня от этой чуши, — почти рычит Инь Цзянь, обрывая. Выслушивать оды в честь гнусной девицы он не намерен. — И почему ты ничего не делал, чтобы добиться моего расположения, а решил ждать?
— Так ты же меня чуть не съел! — возмущенно восклицает Юй Минъе, все-таки осторожно освобождаясь из захвата, чтобы не повредить прилипшие к его шее листья, и продолжает делиться откровениями: — И я просто запретил себе об этом думать — мне же все равно нечего было тебе предложить. Иногда, конечно, сложно было сдержаться, особенно когда мне казалось, что у меня есть хоть крохотный шанс... Но ты тут же меня начинал оскорблять, и я понимал, что только все испорчу и потеряю последние надежды, если сделаю шаг. Когда я в прошлый раз пожелал недоступного, ценой за это стала моя рука. Пусть я и не жалею, ведь я спас Фэн У...
— Да надоел ты мне со своей рукой и со своей Фэн У — свет на них клином, что ли, сошелся! — Инь Цзянь в изнеможении едва ли не отпихивает от себя Юй Минъе.
Какие жалкие оправдания! Нашелся тут, мастер скрытности! Корчил из себя невесть что столько времени... Выставил Хранителя на посмешище... Заставил мучиться, искать в себе изъяны... И девку поганую опять приплел! Нужно было его сожрать... И никаких бед бы не было!
— Так что же... Ты позволишь тебя поцеловать?
Инь Цзянь хмурится, одаривая Юй Минъе пронизывающим оценивающим взглядом. Смертный слишком долго испытывал терпение своими выходками и тайными планами — он всерьез думал ждать до весны?! — и сейчас делает вид, что все в порядке? Мол, раз уж мы все прояснили, давай вернемся к тому, с чего начали! И самое паршивое в том, что не кивнуть, прикрывая глаза, не получается.
Первое касание губ столь легкое, что сильней ощущается горячее прерывистое дыхание, нежели что-то иное. Но неуверенности или страха в нем нет, скорее торопливые попытки сообразить, как не ударить в грязь лицом. Ведь Хранитель точно не обрадуется неумелым лобзаниям, пускай и сказал, что не имеет никаких ожиданий относительно умений принца. Тем более нельзя его разочаровать!
Инь Цзяню такой подход даже нравится. Он тянется вперед, сжимая пальцы на вороте чужого ханьфу — поощрительно, давая разрешение стать напористей, и им пользуются. Не сказать, что с блеском: наверняка у Юй Минъе крайне скудный опыт, если вообще таковой имеется — с его романтичной натурой с него вполне станется отказываться от дворцовых девиц, созданных для ублажения высших чинов. Но исходящие от него волны заразительного шального восторга с лихвой покрывают все недостатки.
Стебли с рук Хранителя споро перебираются на облюбованные места, оглаживая листьями кожу и отодвигая мешающиеся в пылу волосы. Юй Минъе не обращает внимания на своевольных зеленых помощников, лишь прижимается сильнее, сам хватается рукой куда-то наугад — ладонь скользит по плечу Инь Цзяня, ложится на грудь. Ничего мягкого и податливого, как у девицы, там не найти, однако это не повод для разочарований, если судить по тихому довольному стону.
Этих невинных забав скоро будет недостаточно, а камень, хоть и покрыт мягким мхом — все же не самое удачное место для продолжения. Инь Цзянь не дает вжать себя лопатками в бархатистую поверхность, упираясь в нее локтями, и разрывает затянувшийся поцелуй. Он глядит перед собой, на лицо Юй Минъе, и не может сдержать ехидного смешка — как уморительно тот выглядит! Глаза широко раскрыты, словно он все это время не смел их закрыть ни на миг, а потемневшие губы приоткрыты в недоумении.
— Что-то не так? — глотая слоги, спрашивает он.
— Я не хочу, чтобы на моем любимом камне остались следы, — честно отвечает Инь Цзянь, выскальзывая из подобия объятий, чтобы подняться. — Дождь еще нескоро.
Юй Минъе с затуманенным взглядом отстраненно кивает, явно не улавливая связи. Он покорно встает вслед и позволяет разошедшимся росткам обвить свою руку, забираясь под рукав.
— Шевели ногами, если не хочешь и их лишиться, — бросает Инь Цзянь, ведя принца за собой в сторону уже мерцающего заполонившими его светлячками дома-древа.
Взаимное желание — не повод для неуместных нежностей. Хватает уже того, что Юй Минъе оказана великая честь оказаться не только в доме Хранителя Багровой рощи, но и в постели. Остальным смертным такая роскошь и не снилась — всегда обходились поляной близ обители или берегом озера. К принцу такое исключительное отношение, потому что злит он просто сверх меры.
Инь Цзянь полностью уверен, что после того, как он удовлетворит свои желания, проведя ночь с Юй Минъе, его интерес утихнет. Он и впрямь намерен немного поразвлечься, только и всего. Возможно, не один раз — еще уйма времени, и ему может стать скучно. А весной принц уйдет и останется в памяти занятным отпечатком на ближайший десяток лет, а после канет в небытие, как и другие. Звучит весьма убедительно.
Дверь с шорохом раскрывается, и Инь Цзянь не отказывает себе в удовольствии остановиться на пороге, чтобы уже самому наградить Юй Минъе своим поцелуем. Быстрым и мимолетным, многообещающим. И вновь с губ срывается тихий смех от вида обескураженно вздернутых бровей, словно их хозяин не до конца уверен, что все вокруг происходит на самом деле, а не он надышался дурманящей пыльцой.
Инь Цзянь вталкивает Юй Минъе внутрь дома, сразу в центр спальни и указывает на постель, безмолвно призывая себя ждать, а сам скрывается в соседних покоях. Его взгляд задерживается на собственном мутноватом отражении в большом блестящем бронзовом зеркале, и на лице расплывается самодовольная улыбка. И разум тут же охватывает запоздалый гнев — а ведь еще несколько дней назад он всерьез размышлял, что же не так с его светлым ликом! Ничего, за это он еще спросит, а пока что время для более насущных проблем.
Лозы ловко перебирают стоящие на полках бутыльки, выбирая нужный. Пальцы дрожат в нетерпении, вынимая пробку — не то чтобы Хранитель не был уверен в содержимом своих запасов, но следует убедиться. Цветочное масло разливает в воздухе густой терпкий аромат. Что ж, это более чем подойдет.
А теперь наконец настала пора удивить принца гораздо сильнее. Инь Цзянь возвращается, раздвигая занавесь из вьющихся лиан, и неспешно идет навстречу Юй Минъе, успевшему сообразить, что его потрепанное ханьфу определенно лишнее. Сидя в одних нательных штанах, он провожает заинтересованным взором брошенный на постель флакон и быстро облизывает губы.
— Смею надеяться, что ты хотя бы смутно представляешь, для чего это нужно, — насмешливо произносит Инь Цзянь. — И, как ты уже успел заметить, я сегодня невероятно добр и щедр, поэтому... Я дам тебе самому решить, кому предстоит этим воспользоваться. Выбирай с умом, — со свистящим шепотом заканчивает он, опускаясь рядом.