Багровая роща

10

Юй Минъе шумно сглатывает и погружается в раздумья — выбор-то действительно не из легких. Можно буквально услышать его лихорадочные мысли, бьющиеся в разгоряченном разуме. Большинству мужчин попросту страшно оказаться в непривычной для себя роли, многие считают это чем-то унизительным. Таким зашоренным глупцам с Инь Цзянем ничего не светит, ведь не станет же он позволять с собой непочтительно обращаться? И принц должен это понимать, все же уже столько лун провел в Багровой роще в обществе Хранителя.
— Все дело в удовольствии, разве нет? — наконец с осторожностью отвечает Юй Минъе чуть подрагивающим голосом. — И думается, я посрамлю нас обоих, если не сумею его тебе доставить.
— И что же ты хочешь сказать столь рассудительными речами? — Инь Цзянь придвигается ближе, оказывая ему милость коротким жалящим поцелуем в щеку для придания смелости.
— Не могу не поддаться искушению узнать, насколько искусен сам Хранитель. Быть может, я смогу у тебя чему-нибудь научиться, — заканчивает принц уже вполне уверенно, лишь невольно вздрагивая от чужого дыхания, опаляющего его кожу.
Он все же совсем не глуп: даже несмотря на полную свободу в принятии решения и заверения, что никто не питает иллюзий относительно его опытности, смог трезво оценить свои возможности. Даже уже планы на будущее строит, научиться хочет, надо же... Приятно поражает!
— Льстивый смертный, — довольно улыбается Инь Цзянь. Он оглаживает Юй Минъе по правому плечу, намеренно трогая рубец, и тянет: — А я уже намеревался тебя испугать... Например, пообещать, что если ты оплошаешь, то на твоей новой руке будет не хватать парочки пальцев...
— Ты ни за что не станешь опускаться до мелочной мести, которая повредит твоей репутации самого умелого целителя Поднебесной. И я тебя не боюсь, забыл?
От сего самоуверенного заявления внутри Инь Цзяня все вспыхивает, словно иссохший ствол от удара молнии, и с губ срывается тихий восторженный возглас. Все-таки не просто так этот человек отличается от остальных своих собратьев, с ним можно чувствовать себя почти на равных, не теряя при этом достоинства.
— Сам об этом не забудь.
Возможные возражения тонут в затяжном, крадущем друг у друга дыхание поцелуе, означающем, что обратной дороги уже нет. Резкий тычок в грудь заставляет Юй Минъе откинуться на постель, и ничто не мешает расправиться с завязками на его нательных штанах. Под порывистый вздох темная ткань скользит по коже и вскоре валяется на полу ненужной тряпкой — увиденное под одеждой не поражает воображение Инь Цзяня, но и не разочаровывает.
Отчасти потому, что непритворный интерес принца к происходящему очевиден и разгорается все сильнее от каждого прикосновения. Впрочем, интерес у него не только плотской, но и исследовательский. Юй Минъе с шальным любопытством следит за движущимися по телу Хранителя стеблями с листьями, обнажающими доселе скрытое. Инь Цзянь отстраняется, великодушно разрешая собой полюбоваться. Спустя несколько десятков томительных мгновений тишины, он мнительно щурится, намекая, что ждет реакции. Восхищенной.
— Мне сложно в полной мере оценить мужские достоинства, ведь до встречи с тобой меня волновали только юные девы, — признается Юй Минъе. Он лежит на покрывале из густого мха, и его встрепанные волосы, разметавшиеся по сторонам, похожи на темные ручьи среди равнины. — Даже не знаю, рад я или раздосадован, что цветы у тебя растут только на голове...
Ох, ну как можно было упустить, что когда он забывается, то вместо изысканных комплиментов начинает нести полную чушь! Очень смущающую чушь, от которой чешутся руки выдать воспитательных тумаков, но удается сдержаться и ограничиться легкой пощечиной, больше похожей на ласку. Лоза переползает с руки Инь Цзяня и с охотой льнет к принцу, ощупывая наконец предоставленное в полное распоряжение человеческое тело. К осмелевшему ростку присоединяются другие, дабы познакомиться со всеми прелестями, что не успели раньше.
— Щекотно, — со смешком замечает Юй Минъе и громко несдержанно стонет, хватая ртом воздух, когда особенно ретивый лист проходится по его члену, размазывая выступившую смазку, а после его заменяет чужая теплая ладонь. — У меня все еще в голове не укладывается, как ты можешь желать меня... таким, — в смятении шепчет он, когда чувствует влажное касание губ Хранителя на своем изувеченном плече.
— Можно подумать, к тебе «не такому» очереди выстраивались, — фыркает Инь Цзянь, впрочем, не отвлекаясь. Ему нравится ощущать дрожь напряженного тела языком и слушать прерывистое дыхание.
Принц старается не оставаться в долгу, но безуспешно. Инь Цзянь отрицательно качает головой, уходя от не самых умелых скользящих прикосновений — у него совсем иные планы, хотя его и несказанно радует такое рвение.
— Отложим юношеские забавы на другой раз.
Юй Минъе совершенно очаровательно вскрикивает от неожиданности, когда ростки, до того балующие исключительно нежностями, приходят в движение, практически пришпиливая его к постели подобно диковинной бабочке к дощечке коллекционера, оставляя свободным только обрубок на месте правой руки. Выглядит он обескураженным донельзя — едва ли наследник темного культа когда-нибудь оказывался в таком положении, — уморительно и невероятно соблазнительно одновременно... Однако не стоит обольщаться: если он захочет вырваться, то сделает это даже будучи калекой — все-таки не сын торговца горшками, а все еще опасный тренированный боец.
— Это чтобы тебя ничего не отвлекало, — со снисходительной улыбкой поясняет Инь Цзянь. — Пришло время стать самым прилежным учеником на свете — внимай и запоминай.
Он тянется за откатившимся почти на край флаконом с цветочным маслом и со звучным хлопком вытягивает из него пробку, а после устраивается меж разведенных ног Юй Минъе. Тот не сопротивляется, покорно приподнимая бедра вслед за тянущими его стеблями, но в его взгляде читается настороженность и тревога — простительная слабость для первого раза.
— Скорее всего, сначала тебе не слишком понравится, — будничным тоном предупреждает Инь Цзянь, наблюдая за густыми блестящими потеками на своих пальцах — хватит или добавить еще? — Но никто еще не уходил от меня недовольным.
Юй Минъе инстинктивно дергается от настойчивой и излишне откровенной для невинного тела ласки. Он ожидаемо кривится и тихо шипит при проникновении, однако тут же дергано кивает, словно заверяя, что все в порядке. И даже с хриплой усмешкой любопытствует:
— Дай догадаюсь, недовольных ты съедал?
— Из тебя тоже выйдет прекрасная трапеза, если не прекратишь говорить глупости, — обещает Инь Цзянь, не воспринимая укол всерьез, но находя его прекрасным поводом покончить с церемониями. Нечего осторожничать, все же не девица в первую брачную ночь! Возмутительное нахальство распаляет лишь сильнее.
Член, не теряющий своей твердости, и прерывистые стоны принца свидетельствуют о том, что был сделан правильный выбор. От стягивающих лоз на его коже наверняка останутся следы — Инь Цзянь потом с превеликим удовольствием займется каждым синяком и ссадиной, а пока... Пора приступить к главному. Пальцы покидают податливое тело под долгий томительный поцелуй, встреченный с доверчивой радостью.
Юй Минъе что-то неразборчиво восклицает — больше изумленно, чем болезненно, — и выгибается навстречу, разводя шире дрожащие ноги. Внутри него горячо и тесно, от этих ощущений туманится разум и кипит кровь, заставляя прижиматься все ближе, втискиваться все сильнее. Словно после многолетнего голода удалось дорваться до свежей живой плоти — непередаваемое чувство. Проклятый смертный, хотел терпеть до весны, совсем с ума сошел...
Хватка стеблей милостиво ослабевает, позволяя освобожденной руке скользнуть меж двух тел. Нет ничего дурного в том, чтобы разрешить позаботиться о себе самому... Однако можно и помочь. Ладонь Юй Минъе, судорожно сжавшуюся на собственном члене, накрывают пальцы Инь Цзяня, чтобы скорей довести до развязки. Движения быстрые и рваные, уже почти неосознанные.
Дыхание перехватывает, и все вокруг будто на несколько мгновений погружается во тьму, несмотря на усердно мерцающих светлячков, облепивших стены и потолок. Наслаждение острое, бьющее наотмашь, и выплеснувшееся на кожу чужое семя делает его только ярче. Недовольным принца точно назвать нельзя — тоже получил свою долю.
Уже после, расслабленно вытянувшись рядом, Инь Цзянь бросает будто в пустоту, но на деле обращаясь к до сих пор не до конца пришедшему в себя Юй Минъе:
— Смею надеяться, что в следующий раз ты сумеешь использовать полученные знания как следует и не заставишь меня пожалеть о потраченном времени.
— Не пожалеешь, — сипло отзывается тот, со стоном поворачиваясь на бок. И, переведя дух, с гордостью добавляет: — Наставники обычно были довольны моими успехами.
— В таком случае я спрошу с тебя вдвойне, — лениво хмыкает Инь Цзянь. Стебли и листья с тихим шелестом возвращаются на привычные себе места на теле Хранителя, и лучше не вспоминать, как приходилось их мысленно уговаривать успокоиться и отцепиться от принца — пора и честь знать, в самом-то деле.
— Буду только рад. И... Наверное, мне лучше пойти вымыться... — Юй Минъе отталкивается здоровой рукой от постели и садится. Если судить по стремительно заливающей его лицо краске — почти в цвет украшающим его всюду следам, — того наконец настигло полное осознание произошедшего и предсказуемая неловкость. Забавно и в некотором роде умиляет.
— Иди.
Признаться, Инь Цзянь испытывает схожие трудности — не по части стыда, само собой. Он чувствует под собой липкое подсыхающее пятно и мысленно сетует: и как это со мха чистить прикажете? Еще и масло плохо закрыл, оказывается, и оно пролилось — что за напасть! Может, все же стоило предаться пламенной страсти на камне и потом дождя дожидаться...
От приземленных размышлений отвлекает застывшая посреди покоев нагая фигура. Юй Минъе стоит, сосредоточенно хмурясь — неужто успел позабыть, где спуск к подземному источнику? Он в напряжении закусывает до сих пор темные от множества поцелуев губы, сверля взглядом оставшегося на месте Инь Цзяня, прежде чем начинает быстро говорить:
— Я понимаю, ты всего лишь хотел поразвлечься, и я благодарен тебе и за это, но... — он запинается, но тут же отрывисто продолжает, чеканя каждое слово: — Я бы хотел вернуться и остаться здесь до утра. В твоей постели. С тобой. Позволишь?
Инь Цзяню невыносимо приятно помучить молчанием в отместку за то, что принц сам невесть сколько измывался над его и без того небольшим запасом терпения. Он неторопливо приподнимается на локтях, чтобы наградить Юй Минъе долгим испытующим взором с прищуром, и наконец степенно произносит:
— Отчего же нет? В конце концов, ты мне должен еще раз доставить удовольствие... Не в эту ночь, разумеется — я и без того утомился за день... К слову, может, и не раз... Думаю, мне теперь нет нужды ждать подходящих смертных, раз уж есть ты... Так что... Ох, просто делай, что хочешь! — с раздражением заканчивает он, искренне недоумевая, как надменное снисхождение умудрилось превратиться в застенчивый лепет. Так опростоволоситься — это просто смешно!
Но Юй Минъе не намерен над ним смеяться. Он несколько мгновений неверяще таращится перед собой, а после его лицо озаряется широкой сияющей улыбкой.
— Правда? — спрашивает он. — Так получается, что теперь мы... с тобой... Вместе?
Инь Цзянь не в силах вымолвить и слова, ощущая как пылают его щеки от прилившей крови. Какое еще «вместе»? С каких пор обещание делить постель во всех смыслах слова и наслаждаться обществом друг друга что-то значит?! Ах, точно, у смертных все именно так и есть...
— И что мне теперь следует делать? — не дождавшись ответа, принимается с жаром рассуждать Юй Минъе. — Я же должен за тобой ухаживать! Но как? Комплиментами тебя давно не удивить, цветы лучше даже не предлагать, и на флейте я сыграть пока не в силах... На руках носить — тоже... Хотя, конечно, у меня получилось, когда ты был без сознания, но без твоих ростков я бы ни за что не справился... Кажется, я им здорово нравлюсь, да?.. Хм, но все же... Чего бы ты желал? Хочешь, я тебе стихи почитаю? Могу и свои, я как-то сочинял, постараюсь вспомнить...
Помилуйте Небожители, принц же совсем юнец, в десять раз младше самого Хранителя, и сии наивнейшие речи — прямое тому свидетельство! Со своей романтичной натурой и тягой к поспешным выводам Юй Минъе может и вовсе решить, что его чуть ли не в храм на поклоны зазывают! Неудивительно, что от его притязаний эта Фэн У шарахалась... Дура она, конечно, набитая, но тем не менее... Да, нужно остановить его, сказать, чтобы прекратил выдумывать лишнее — так будет правильней всего.
— Иди куда шел, — изнеможенно выдыхает Инь Цзянь, повелительно взмахивая рукой, и, облизнув губы кончиком языка, чуть хрипло проговаривает: — Я скоро к тебе присоединюсь и буду не прочь выяснить, насколько ты талантлив как поэт.
Хранитель Багровой рощи не всегда поступает правильно.