Багровая роща

18

Инь Цзянь завороженно смотрит в облепленный светлячками потолок и не может себе объяснить, каким образом его твердые намерения вывалить всю горькую правду и обсудить возможные варианты превратились в совершенно иное. Вероятно, виноват во всем Юй Минъе: захмелевшим он выглядит непозволительно привлекательным, чтобы с ним вести гнетущие беседы. Одного взгляда в сторону на довольно вытянувшегося на измятом мху постели принца достаточно, чтобы увериться: виноват, еще как виноват!
Но как бы там ни было, сегодня же нужно покончить с этой гнусной неопределенностью, которая с каждым днем давит все сильнее. А сия возмутительная задержка была просто последним шансом урвать свою долю удовольствия перед неизбежным, потому что после едва ли Юй Минъе сможет даже думать об утехах. Хотя, если уж на то пошло, по большей части именно он тут получал удовольствие, нахально напомнив, что ему задолжали любезность определенного толка...
— Питаю надежды, что тебе в тот раз было хотя бы вполовину так же приятно, как и мне сейчас, — слышен его голос, все еще прерывистый из-за тяжелого дыхания.
Инь Цзянь поворачивается на бок и, скептически хмыкнув, интересуется:
— А если нет?
— Тогда у меня еще достаточно времени, чтобы научиться.
Юй Минъе, похоже, издевается, сам того не подозревая. Но своими неосторожными словами, от которых внутри все скрутило, он призвал волну решимости — потому что нет этого времени! Пора сделать то, для чего было по-настоящему открыто проклятое бесполезное вино. Перебрав в голове все заготовленные фразы, Инь Цзянь сокрушенно вздыхает: они не подходят!
— Может, мне тогда не стоит торопиться возвращать тебе руку, чтобы ты наверняка успел? — наконец вопрошает он. Звучит, как привычная колкость, однако за ней кроется гораздо большее.
Можно ощутить, как принц рядом напрягается от мимолетного испуга, однако тот находит в себе силы с усмешкой отозваться:
— Ты отказывался, чтобы я возвращался к тебе здоровым, но не прочь держать подле себя калеку? Так нравится помогать мне одеваться и причесываться?
На самом деле — очень даже. Инь Цзянь испытывает немалую долю удовлетворения, когда берется за гребень, а уж когда вытряхивает очередное расшитое ханьфу из запасов, чтобы обрядить в него смертного... Нечто подобное Хранитель ощущает, когда приказывает цветам распускаться в выбранных им местах, а не как попало. Но вопрос состоял в другом.
— Только до момента, пока ты не утратишь свою свежесть. Возиться с дряблой развалиной — увольте.
Юй Минъе молчит, обдумывая услышанное с неожиданно серьезным лицом, растерявшим остатки неги.
— Прошу прощения заранее, если вдруг скажу глупость... — неуверенно тянет он. Как предусмотрительно, ведь глупости с него порой так и сыпятся! — Суть твоего запрета в том, что ты попросту не желаешь иметь дел с увядающим человеком? Хотя с чего бы тебе этого желать, если ты сам вечно юн... — заканчивает он с понимающим, но печальным вздохом.
— А ты не такой дурак, каким иногда кажешься, — соглашается Инь Цзянь и замолкает. Далее нужно действовать очень осторожно и не давить, к верным выводам собеседник обязан прийти самостоятельно.
— Да уж... Как жаль, что долголетие — только для Хранителей.
Наконец-то: кое-кто ступил на дорожку, с которой уже не свернуть!
— А будь иначе? Как бы ты распорядился столь щедрым даром?
Возможно, это было не слишком осторожно: принц дергается, как от удара, перестает дышать на несколько мгновений. Когда он снова говорит, его голос звучит надломленным:
— Чуть меньше десятка лет назад во Дворец на переговоры приехал глава одного из мелких кланов со своими дочерьми. Я старался держаться от них подальше, но как-то раз мне довелось услышать их девчачьи разговоры. Они всерьез рассуждали, как вырастут и выйдут замуж за прекрасных юношей, которые будут их безмерно любить и купать в драгоценностях. Я тогда подумал: как же они будут разочарованы, ведь их выдадут за влиятельных стариков, а золото они будут надевать лишь во время приемов, чтобы похвастаться перед такими же некогда наивными девицами.
Инь Цзянь слушает, не перебивая, и лишь после окончания рассказа замечает:
— Как печально жить среди людей. Но к чему ты со мной этим поделился?
— К тому, что без толку впустую мечтать о том, чего никогда не случится.
Юй Минъе сегодня на диво рассудителен! Это вино на него так действует? Ох, знал бы он, что его мечты исцелиться и вернуться домой — вот где по-настоящему пустое.
— И все-таки, — настаивает Инь Цзянь, — представь, что можешь получить частичку сил природы, чтобы остаться здесь со мной на долгие годы.
— Остаться здесь? — бесцветным голосом переспрашивает принц. — Без возможности уйти?
То, что этот вопрос прозвучал из его уст, означает, что он не готов добровольно стать Стражем и никогда не будет готов. Юй Минъе слишком жаждет доказать невесть что своему папочке и всему свету, а безвылазно сидя в Багровой роще этого никак не сделать. Впрочем, без руки это тоже невозможно, так что его рвение в любом случае обречено на провал.
— Ну я же не могу уйти, то с чего бы тебе такая роскошь? — вскидывает бровь Хранитель, искренне надеясь, что никак нельзя уловить его разгорающейся обиды. Он осознает, что нельзя винить человека за простые человеческие желания, однако поделать с собой ничего не может. Он, как и те девицы из рассказа, разочарован, потому резко спрашивает, не давая опомниться: — А что бы ты сделал, откажи я тебе, когда ты пришел просить о помощи?
Ответа ждать приходится долго.
— Я... Я думаю, что моя жизнь бы утратила всякий смысл, чтобы дальше ее продолжать, — подавленно признается Юй Минъе, и по его тону становится понятно, что он не раз это обдумывал еще до встречи с Хранителем и по сей день не отринул сии мысли. Он заставляет себя наигранно рассмеяться и с укором произносит: — Ты специально сначала меня радуешь, чтобы потом хорошенько помучить?
— Ты слишком сильно начал задирать свой высокородный нос, нужно же тебя как-то за это наказывать? — в тон отвечает ему Инь Цзянь. — Но пока хватит — спи уже, мученик.
Большая часть светлячков привычно с тихим гулом отправляется прочь из покоев, чтобы их сияние не мешало сну смертного, и Хранитель позволяет жадным лозам оплести доверчиво прижавшееся к нему тело, прежде чем тоже закрыть глаза. Может, все прошло и не так, как задумывалось, ведь правда так и не пролилась, но для принятия окончательного решения сказано было достаточно.

Инь Цзянь тщательно отмеряет нужное количество размолотых в мельчайшую пыль лепестков особого вида аралии, растущего только в Багровой роще — их можно отличить по цветку оттенка свернувшейся крови — и ссыпает в плошку. Со всеми последующими ингредиентами нужно быть так же предельно аккуратным, чтобы работа не пошла крахом. Скоро можно будет добавить немного воды: не горячей, но в меру теплой, чтобы растворить смесь.
Услышанный в Святилище рецепт на удивление четко отложился в памяти, несмотря на полную уверенность в том, что готовить настой, стирающий память смертным, никогда не придется. Но Юй Минъе просто вынудил его пойти на этот не самый честный в его отношении шаг: не заяви он о том, что без руки ему жизнь не мила, его бы просто ждало изгнание. Это все ради его же спасения!
Большинство из Хранителей избавлялись от прошлого Стражей, как от ненужного сора, некоторые, вроде госпожи Баошань — оставляли его из личной прихоти. Но никто из них не выбирал тонкую грань между. Инь Цзянь будет первым. Он не желает полностью уничтожать память принца, но сотрет только ту часть, которая еще не раз причинит ему страдания, если этого не сделать.
Юй Минъе будет терять эти мерзкие кусочки постепенно, пока Хранитель не посчитает его разум пригодным для того, чтобы преподнести ему свой дар. Он не лишится своей личности, которая так вскружила голову Инь Цзяню, и при этом позабудет все, что его так тянет обратно в людской мир. Всю эту чушь про отца, про культы, про воинскую честь, которая ему уже не нужна... И, разумеется, про Фэн У — не может такого быть, чтобы принц ее не вспоминал! Не важно, в каком свете, она все равно того не заслуживает.
Однако Хранитель будет ревностно следить, чтобы все, что нужно лично ему, оставалось на месте. Если потребуется, будет напоминать, заставлять узнавать заново. Осень только на подходе: три с лишним луны, чтобы филигранно отшлифовать память принца. А с первым снегом, как и было обещано, начнется процесс исцеления, ведь в обмен на свободу Стражи получают идеальное тело. Принц пришел за рукой? О, она у него будет. Не такая, как он ожидал, но тем не менее.
— Ты непривычно весел. Готов поклясться, до этого ни разу не слышал, как ты хихикаешь.
Инь Цзянь отрывает взгляд от переливающейся на солнце получившейся густой жижи глубокого багряного цвета и смотрит на сидящего напротив Юй Минъе. А затем, широко улыбаясь, переливает несколько капель готового зелья в чашу с отстоявшейся родниковой водой, неспешно перемешивает и протягивает перед собой.
— Просто сегодня прекрасный день, чтобы приступить к подготовке к твоему лечению.
И снова смеется, когда принц не колеблясь выпивает все до дна.