Багровая роща

5

Инь Цзянь уже не помнит, когда в последний раз видел во сне что-то внятное — обычно ему снятся мелькающие цветные пятна, похожие на встревоженный рой бабочек, что порядком раздражает. Однако сегодня любоваться мерцающей рябью являлось истинным наслаждением, даже жаль, что все так быстро закончилось. Открывать глаза не хочется, пусть и во всем теле витает невероятная легкость, тянущая поскорее вскочить на ноги и встретить новый день.
В борьбе побеждает рвение тела, поэтому Инь Цзянь с громким стоном, полным неги, потягивается и садится на своей постели. Та представляет собой широкое возвышение, устланное глубоким мхом, ничем не уступающим по мягкости перине; такой же покрывает множество тонких стволов-колонн, растущих из плотного земляного пола и упирающихся в потолок покоев Хранителя. Сквозь узкие щели в стенах просачиваются лучи уже давно не рассветного солнца — еще один веский аргумент прекратить расслабляться.
Подавив в себе недостойное желание пританцовывать — настроение хорошее, но ведь не настолько же! — Инь Цзянь идет к спуску на нижний этаж, скрывающийся под землей. Толстые корни дома-дерева, густо покрытые светящимися грибами, оплетают небольшую комнату, по центру которой пробивается наружу источник. Чистая теплая вода приветственно пузырится и манит окунуться. Увы, придется ей отказать, недосуг. Есть время разве что привести себя в порядок.
Окрасившаяся розовым пена долго кружится, прежде чем растворяется в небытии. Засохшая кровь всегда так скверно смывается с кожи... Так, погодите! Откуда..? Ах, точно — дровосек, покусившийся на багрянник, с помощью которого удалось утолить мучивший еще с прошлого года голод, а затем появился Юй Минъе. А что произошло дальше? А чего тут гадать — принц явно уже за десяток ли отсюда после такого зрелища...
Но тогда какого демона Инь Цзянь находится в своей обители, а не там, где должен был уснуть — возле южной границы рощи? Никакого разумного объяснения этому нет, разве что... Нет, конечно, можно все-таки предположить, что желание получить себе руку перевесило отвращение, и принц не сбежал. На труса Юй Минъе все-таки не похож... Но не мог же он, будучи одноруким калекой, притащить бессознательное тело Хранителя сюда — не за ногу же волок на виду у всех обитателей леса? — да еще и зайти в его дом?! Слишком невероятно!
Но толку впустую гадать и терзать себя думами, если можно просто выйти на улицу и во всем разобраться. Инь Цзянь всегда считал себя очень рассудительным, и сейчас только что еще раз убедился в этом, прекратив метаться вокруг источника, схватившись за голову. Ровный шаг и холод разума — то, что нужно для явно не самого легкого разговора. Если есть с кем говорить, конечно...
— Я уже боялся, что ты никогда оттуда не выйдешь!
Не это ожидал услышать Инь Цзянь в качестве приветствия. Впрочем, он и не ожидал, что его будут поджидать едва ли не на пороге, и поэтому совершенно не знает, что говорить. Не признаваться же, что он тоже опасался, что никогда не выйдет — решимость отчего-то преступно быстро растерялась и пришлось себя выталкивать наружу невероятным усилием воли. Хотя Хранителя пугать ничего не должно — даже если трусливый человек сделал ноги, то какая уже разница?.. На самом деле, большая.
Однако Юй Минъе до сих пор здесь. Стоит непростительно близко, глядит во все глаза, взволнованно и настороженно, однако без ожидаемого омерзения или затаенного ужаса. А сам выглядит еще потрепанней, чем в последнюю встречу — так и не нашел, чем причесаться, или не до того было? Нет, с этим определенно надо что-то делать... Зато хотя бы голодным не сидел, ведь на поляне возле обители всегда оставлено достаточно пищи для смертного гостя.
— Но ведь вышел же, — наконец находит в себе силы высокомерно процедить Инь Цзянь, складывая руки на груди. И напрямую спрашивает, не видя смысла ходить вокруг да около: — Не подскажешь, как я здесь очутился?
Юй Минъе недоуменно склоняет голову набок, явно не улавливая причин упрека в чужом голосе, но тем не менее послушно делится:
— Я посчитал, что не пристало Хранителю рощи лежать в глуши на голой земле — ты не очень спешил просыпаться. Поэтому я принес тебя обратно.
— И как же тебе это удалось? — не скрывая своего недоверия, фыркает Инь Цзянь.
Юй Минъе беззлобно усмехается, с пониманием.
— Я сначала даже не знал, с какой стороны подступиться, и твои... друзья, — он указывает на покрывающие тело собеседника зеленые стебли, — мне помогли. Только склонился, так в меня вцепились, что даже вдруг я передумай, уже не смог бы тебя бросить. Правда, ты и весишь почти ничего, словно чахоточная девица... Только не обижайся — это, наоборот, хорошо!
Инь Цзянь неверяще таращится на него в ответ, старательно изгоняя из головы позорную картину. Даже думать не хочется, как это выглядело... Пальцы невольно сминают один из листов, устроившихся на плече. Уму непостижимо — схватились за первого встречного, а ведь несколько дней назад были готовы его разорвать за убийство собратьев-цветов! Недолго музыка играла...
— Может, тебе «мои друзья» и двери в дом открыли? — шипит Инь Цзянь. Конечно, ему не хочется услышать, что, пока он пребывал в мире сновидений, к нему ворвались силой, но это отнюдь не повод испытывать радость. Раньше не приходилось сомневаться в надежности засовов из цепких растений, повинующихся лишь приказам хозяина.
— Думаю, что так и было... — задумчиво тянет Юй Минъе, возводя взор к безоблачному небу. — Можешь не волноваться, я только зашел, оставил тебя на... Надеюсь, это была кровать... И сразу же вышел! — с жаром заверяет он, и нет причин ему не верить. Останься посторонний внутри без спросу, это бы точно нарушило даже самый крепкий сон.
Инь Цзянь прижимается спиной к заросшей коре древа-обители и несдержанно стонет. Да что же это такое: думал, что во всем разберется, а стало только сложнее! В первую очередь потому, что Хранитель не понимает, как относиться к тому, что он сам позволил какому-то выходцу из гнусного внешнего мира забраться так глубоко в свою жизнь. Не желай он этого — лозы бы на его теле не чинили невесть что, хотя очень хочется обвинить их во всех смертных грехах.
— Сколько времени я проспал? — устало спрашивает Инь Цзянь, чувствуя, как вся его бодрость испаряется, как лужица в полуденный зной.
— Четвертый день уже идет...
— Проклятье!
— Погоди! — Юй Минъе успевает словить уже быстро шагающего прочь Инь Цзяня за руку и заставляет остановиться. Для никчемного увечного у него очень крепкая хватка — не врал, когда рассказывал об изнуряющих тренировках и своей воинской славе. — Ты куда?
— Вместо того, чтобы тут с тобой беседы разводить, я должен вернуться и убрать всю эту дрянь, да побыстрее! — раздраженно рявкает тот. — Не нужно было меня трогать, и идти за мной тоже было не нужно!
— Ты бы себя видел — на тебе лица не было! Я не мог не пойти — мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке, — твердо возражает Юй Минъе, даже бровью не поведя на крики. — И не торопись, я обо всем позаботился.
— Что ты сделал? — изумленно оборачивается Инь Цзянь, отчего-то не вырывая руку, пусть и следовало бы. — Как ты мог о чем-то позаботиться?
— После я вернулся на место, чтобы избавиться от тела. Правда, там и избавляться-то уже было почти не от чего, — все так же спокойно, словно речь идет о какой-нибудь будничной рутине вроде чистки сапог, делится Юй Минъе. — Я бы сказал, что в мое отсутствие что-то успело доесть за тобой покойника и оставить все, что несъедобно... Так что я собрал одежду и топор и выбросил в болото, что на юг от озера. Уж извини меня, если нужно было с этим сделать нечто иное, но на ум больше ничего не пришло...
Все, что может Инь Цзянь в ответ на эти беззаботные речи — лишь сипло вымолвить:
— Зачем?..
— Вспомнил, как ты говорил, что сюда скоро должны прибыть Лекари-Отшельники, и мне неведомо, насколько у тебя с ними доверительные отношения, но что-то мне подсказывает, что они не знают о твоих пристрастиях... И если уж для них мое увечье — лакомая тема для пересудов, то почивающий в компании трупа Хранитель будет еще интереснее, не находишь?
Юй Минъе пытливо глядит, будто ждет похвалы или чего-то подобного. Даже улыбается, тьма его дери! Чувствует свою правоту. Может, предшественников Инь Цзяня не слишком заботила скрытность, но лично он предпочитает, чтобы о нем не ходила дурная слава. Пару сотен лет назад кровавый шлейф мог служить отличной защитой, когда люди были суевернее и боязливее, то сейчас это может навлечь толпу сиволапого люда с факелами. Против такого один Хранитель не выстоит.
Следы нужно уничтожать, даже если риск того, что кто-то их обнаружит, невелик. Посланцы из Долины ни за что бы не сунулись в эту часть леса, но кто-нибудь другой... Именно поэтому Инь Цзянь после каждой своей трапезы человеческой плотью делал ровно то, что в этот раз сделал за него принц. А тот, не дождавшись никакой реакции, лишь с азартным любопытством восклицает:
— Не пойму все-таки, куда делось тело! Не похоже на диких зверей, если честно... Что это было? Я всю голову сломал, пока думал!
— Земля его поглотила, чтобы восполнить утрату — не одному мне нужна живая пища для поддержания сил, — рассеянно говорит Инь Цзянь, но тут же встряхивает головой и пораженно выдыхает: — Неужели ты совсем не испугался? Я на твоих глазах убил и съел человека, а тебе разве что интересно, куда делись останки...
— Чего мне бояться? Я же наследник Повелителя Демонов — поверь, я встречал вещи и похуже, — Юй Минъе на мгновение замолкает и его улыбка меркнет, когда он продолжает: — И даже творил, но, к сожалению, не потому, что сам считал это нужным или правильным. В отличие от тебя.
— О чем ты? — в уже полном замешательстве спрашивает Инь Цзянь.
Некоторое время висит напряженное молчание, пока принц обдумывает ответ. Наконец он со вздохом говорит:
— В самый первый день ты мне показывал плотоядный цветок. Не стану скрывать, он мне поначалу показался довольно жутким, пусть и красивым. Ты — как тот цветок. Никто не заставлял мошек лезть куда не следует, и этого человека тоже никто не заставлял рубить твое дерево, так что он получил по заслугам. А ты получил... что хотел. Верно?
Инь Цзянь ни за что не признается вслух, что эти слова его тронули до глубины души. Никто еще не говорил ему ничего подобного — что не боится, а принимает таким, какой он есть. Непритворно, без лести, не пытаясь задобрить. И это на диво странные ощущения. Будто внутри разгорается пламя, доселе неведомое или погребенное под грузом прожитых лет, оттого и забытое.
— Верно, однако я все еще не понимаю, почему ты... — Он не ведает, как закончить и что хочет услышать.
— Потому что я твой друг, и поступил как положено друзьям. Даже если это помогать прятать трупы, — Юй Минъе ухмыляется. — А еще меня несказанно радует, что ты тоже поступил со мной как друг и не стал меня есть, когда у тебя было на это полное право.
Да, как же иначе. Все ради сделки — чего еще можно было ожидать? Некоторые смертные сотворили бы и не такое, будь это условием для их спасения. Принцу было велено стать верным соратником, — точнее, он сам для себя так решил, — и наконец действительно им стал. Как можно ставить это ему в вину?
— Рад, что ты оценил мое благородство. — Инь Цзянь кривит губы, изо всех сил стараясь улыбнуться. — И позволь мне тебя отблагодарить. Конечно, волею случая ты уже успел побывать в моем доме, но на этот раз я приглашаю лично.

Юй Минъе восхищенно присвистывает, озираясь по сторонам, и это еще сильней убеждает в том, что он действительно заходил в дом Хранителя всего на несколько мгновений, иначе бы так не восторгался. Если спальня больше похожа на уютную поляну, где не бывает непогоды, то нежилую часть, скрытую за живой занавесью из вьюнка, можно принять за покои любителя роскоши и диковинок. Изящная мебель, искусно расписанные ширмы, зеркала, шкаф, заставленный подношениями от благодарных прихожан... Среди них лежит кинжал, принесенный принцем, прекрасно дополняя коллекцию вычурных вещиц.
— Еще насмотришься. Кажется, ты сейчас нуждаешься не в созерцании, а в более мирских радостях, — Инь Цзянь легонько подталкивает его к не сразу заметной лестнице, ведущей к подземному источнику.
Сдержать довольный смешок, когда слышен почти ребяческий радостный вопль принца, обнаружившего теплую воду, не удается. Но Хранитель и не пытается, больше занятый поисками в резном сундуке у стены. Должно же найтись что-то подходящее... Ах, вот и оно — притаилось на самом дне. Кто это преподнес и когда, уже и не вспомнить, но сейчас очень кстати!
Пропитавшееся насквозь запахом трав чуть примятое ханьфу глубокого синего цвета с белым шитьем сидит на Юй Минъе так, словно было по нему сшито. Не считая того, что правый рукав из летящей ткани сиротливо пуст, однако не сказать, что это сильно портит картину. И чтобы ее завершить, Инь Цзянь со снисходительной сухой улыбкой отбирает только что же врученный им гребень — разве можно пристойно расчесаться и заплестись одной левой рукой?
— Теперь мне будет очень тоскливо возвращаться спать под звезды, зная о том, какие тут хоромы под боком, — со смешком признается Юй Минъе, покорно принимая возможно излишне деликатную помощь. Он еле слышно стонет от удовольствия и даже не морщится, когда его сильнее необходимого тянут за волосы, собирая их в высокий хвост.
— Думаю, здесь найдется для тебя местечко. Не могу же я позволить, чтобы ты пачкал землей мой подарок, — отзывается Инь Цзянь, затягивая последний плотный узел из шнура, и беззвучно цыкает на обнаглевшие ростки на своих руках, которые очень жаждут проучаствовать. Хватит с них.
— Спасибо. Быть другом Хранителя Багровой рощи — большая честь для меня.
Еще какая! Но что делать, если Хранителю этот неугомонный смертный нужен далеко не как просто друг?