Багровая роща

21

Инь Цзянь ни капли не сожалеет о содеянном, он чувствует лишь глубокое удовлетворение. Юй Минъе же совсем не понимает, что произошло, только смотрит широко раскрытыми глазами и прижимает ладонь к лицу — пощечины у Хранителя хлесткие и очень болезненные. И раздает он их всегда за дело, кто бы там себе что ни думал на этот счет.
— Даже не собираюсь объяснять, почему я это сделал, — цедит Инь Цзянь.
Нужно быть последним дуралеем, чтобы не почувствовать в этом ударе обиду, беспокойство и страх, накопившиеся за три с лишним луны. Ах, погодите, ведь перед ним именно такой и сидит — все вопросы сняты! Но объяснений он все равно не получит — слишком унизительно признаваться в отвратительной слабости.
Тем временем Юй Минъе убирает руку от покрасневшей щеки и наконец замечает изменения в своем теле. Он немигающим взором таращится на свои пальцы, — кора-кожа на них цвета густеющей крови из чьей-нибудь глотки, — поочередно ими шевелит, сжимая в кулак. На его лице написано удивление и недоверие. Обманутые ожидания? Ничего, ему придется смириться и принять свое новое тело с великой благодарностью, у него просто нет иного выбора.
Однако приходит очередь изумляться Инь Цзяню, ведь его Страж — его же уже можно так называть? — в восхитительном замешательстве тянет:
— А моя рука... всегда была такой? В жизни так долго не спал, все мысли как в тумане... Я помню тебя... Нас... Но я не в силах даже предположить, как вообще лишился руки! — виновато заканчивает он, будучи совершенно искренним в своих оправданиях.
— Так бывает, особенно после долгой зимы, — на губах Хранителя появляется легкая снисходительная улыбка. — Потом обязательно вспомнишь все, что тебе нужно. — «А если не вспомнишь, значит, тебе это не нужно», — мысленно добавляет он.
Юй Минъе рассеянно кивает, соглашаясь, и бормочет:
— Надеюсь, следующая не будет такой долгой...
Инь Цзянь отводит взгляд в сторону, дабы не выдать свое откровенное ликование. Его Страж ни на мгновение даже не задумался о том, что ему нужно куда-то уходить из Багровой рощи! Позднее он непременно услышит все запреты во избежание губительных последствий, но не сейчас — ни к чему омрачать такой день нравоучениями.
Больше всего в этот момент Инь Цзяню хочется попросту наброситься на Юй Минъе, наплевав на свою брезгливость — уже не совсем человеческое тело после трех с лишним лун лежки не блещет чистотой, несмотря на регулярные обтирания мокрой тканью, — но сдерживает порыв. Сперва ему нужно удостовериться в том, что его шедевр действительно таковым является.
— Дай мне свою правую руку.
Разумеется, Хранитель часто касался своего будущего Стража, пока тот пребывал во сне, однако теперь ощущается все иначе. Инь Цзянь дотрагивается до протянутой ладони, с восторгом отмечая, что она гораздо горячее, чем он помнит — от живой почти не отличить! Надавливает на центр, проверяя скорость реакции: пальцы рефлекторно дергаются с едва заметным промедлением, но это, скорее всего, ненадолго.
Сама подаренная природой рука сгибается легко, «мышцы» на ощупь гораздо тверже человеческих, и едва ли это недостаток. Возможно, место крепления к живой плоти вышло немного грубоватым, выпирающие под кожой вросшие стебли довольно заметны. Но самое важное — чувствительность; когда Юй Минъе тихо хихикает, стоит лозам Хранителя дразняще обвить его запястье, невозможно не усмехнуться в ответ.
— Боюсь, во всем мире не найдется слов, чтобы выразить благодарность за то, что ты для меня сделал, — сердечно произносит он.
— Я уже слышал достаточно слов и предпочту благодарности иного рода, — склонившись вперед, веско сообщает Инь Цзянь.
— Думаешь, пора выяснить, на что способна моя новая рука? — верно расценивает намек Юй Минъе и шутливо интересуется: — Или ты хочешь меня съесть?
— У меня было такое искушение, но я решил оставить тебя на черный день, — сие заявление является чистой правдой. — И нет-нет, не раньше, чем ты отмоешь всю грязь, которая накопилась за зиму! — Инь Цзянь упирается ладонью в чужую грудь, не давая увлечь себя в поцелуй. Его гордость все еще при нем, несмотря на множество унизительных моментов, которые он пережил за последние дни.
Юй Минъе издает горестный вздох, но не исполнить приказ не смеет. Он поднимается с постели, в которую чуть ли не врос за столько времени, проведенном на ней, и громко несдержанно стонет — долгая неподвижность не проходит даром.
— Дорогу до источника я хотя бы помню...
Когда он скрывается из виду, Инь Цзянь позволяет себе беззвучно счастливо рассмеяться. В его памяти всплывают слова госпожи Баошань о том, что он якобы в своей человеческой жизни натворил нечто столь ужасное, от чего предпочел сбежать в забытье. Если верить легендам о мировом равновесии, за дурные поступки всегда грядет наказание. Однако, похоже, вина уже давно искуплена, раз Небожители прислали в награду заблудшего принца.