Багровая роща

4

— Ты все еще здесь, — с деланным равнодушием бросает Инь Цзянь, останавливаясь за спиной у склонившегося к ручью Юй Минъе.
Тот едва заметно вздрагивает от неожиданности, отрываясь от наблюдения за мелькающими в потоке небольшими рыбешками. Что радует, даже без всяких попыток познакомиться с ними поближе, хотя наверняка один их вид должен вызывать у него чувство голода. Последние три дня, с момента своего глупого проступка — это было не настоящее преступление, а именно людская дурость! — он не смел и носу казать туда, где обычно проводил свое время.
— Кажется, ты мне велел всего лишь не попадаться тебе на глаза, а не уходить и не возвращаться? — с мягкой улыбкой отзывается Юй Минъе, оборачиваясь. — И до сего момента я неплохо справлялся с этой задачей.
Было непривычно тихо, будто вернулась поздняя осень, когда вся природа вовсю готовится ко сну. Но в самый разгар цветения забот хватало с головой, чтобы предаваться скуке и лишним размышлениям о неприсущем себе милосердии.
— Как бы не так, — презрительно фыркает Инь Цзянь, складывая руки на груди. — Если ты думаешь, что сбежав в кусты подальше, тем самым скрылся из виду, то спешу разочаровать. Однако...
Собеседник заинтересованно кивает, ожидая продолжения. В его глазах нет и намека на страх.
— Однако я приятно поражен твоей отвагой. Не многие решились бы остаться после того, как разгневали Хранителя, — вполне искренне заканчивает Инь Цзянь, не спеша вдаваться в подробности о своей уверенности — принц покинет Багровую рощу, справедливо рассудив, что жизнь важнее какой-то руки, и это даже слегка... расстраивало.
— Значит ли это, что я помилован, и могу вернуться на поляну возле твоей обители? Признаться, там гораздо удобнее... — добавляет Юй Минъе, поднимаясь на ноги, чтобы с выразительным болезненным стоном потянуться. Еще ему бы не помешал гребень и прорва горячей воды — словно бродяга какой-то из землянки вылез, а не богатенький дворцовый господин...
— Ты что, нежная девица, чтобы капризничать? — вскидывает бровь Инь Цзянь, отстраненно про себя отмечая, что дерзость его скорее забавляет, нежели злит. Возможно, стоило подержать провинившегося гостя в немилости еще несколько дней — для порядка, чтобы не задавался. — Но, так и быть, можешь идти обратно. К слову, скоро ты здесь будешь не один.
Неплохой повод убедить себя в том, что пришлось так быстро смягчиться исключительно для того, дабы сообщить эту новость.
— Не один? — заметно напрягается Юй Минъе. А он как думал — что все внимание будут уделять только его сиятельной персоне весь год?
— Лето на подходе, в эту пору всегда прибывают посланники из Долины Лекарей-Отшельников. У общины давний договор с Хранителем Багровой рощи на сбор лекарственных трав, — спокойно сообщает Инь Цзянь. Ему не нужно пояснять, кто это такие, ведь даже дети знают, чем славна эта братия.
— Значит, им можно рвать твою траву, а мне нельзя тронуть пару цветочков?
Скалит зубы? Ну-ну...
— Они собирают только то, что высажено специально для этих целей, и без дозволения ничего не возьмут, — следует равнодушный ответ.
На это Юй Минъе возразить не в силах, потому он лишь порывисто вздыхает.
— И что же их прибытие значит для меня? — невесело интересуется он, явно чувствуя какой-то подвох.
— А ты догадайся, — ухмыляется Инь Цзянь. Молчаливые паломники никогда не создают проблем, и их совсем не заботит происходящее в лесу, но кое-кому знать об этом вовсе необязательно. — Отшельники, конечно, отрекаются от всего мирского, но... сплетников везде хватает. Наверняка жалкий искалеченный наследник темного культа будет весьма занятной темой для пересудов еще не один год.
В памяти еще слишком свежа «клумба из мертвецов» — как вообще такое можно было выдумать? Так что это лишь запоздалый ответный укол и мера предосторожности. Конечно, репутации Хранителя никак не повредит то, что он привечает разносчик скверны, но... Зачем кому-то вообще об этом знать, если даже Повелитель Демонов не ведает, где находится его сын? Тот же предсказуемо скисает еще сильнее: к колким словам Хранителя он уже привык, но выглядеть недостойно в чужих глазах ему очень не хочется. Как хорошо, что его воспитали честолюбивым и гордым!
— Пойдем, ты, наверное, совсем оголодал на подножном корме... — Инь Цзянь великодушно встревает в гнетущие думы и манит за собой.