Багровая роща

19

— Мне в последнее время начинает казаться, будто я здесь нахожусь всю жизнь.
— И в чем же это проявляется? — стараясь не выказывать слишком уж живой интерес к внезапному откровению Юй Минъе, спрашивает Инь Цзянь.
Сказанные принцем слова — очередной приступ романтичности или же что-то более значимое? Прошло уже семь дней с тех пор, как он получил настой для избавления от лишних воспоминаний, и до сих пор никаких признаков его действия не наблюдалось. Будто водички попил, честное слово...
Однако рисковать и увеличивать дозу из-за малейших сомнений Инь Цзянь отчаянно не хочет. В голове звучат предостережения пышной Хранительницы: «Если перестараться, то это уже будет не Страж, а сплошная стыдоба: может даже забыть, как говорить и двигаться! Хуже младенца, те хоть ползать могут, а тут уже хоть ты тресни — бревно с глазами как оно есть... Зато хранится долго». Мерзко и вместе с тем потрясающе расчетливо.
— Сложно описать. Все чаще меня охватывает странное чувство: словно все, что со мной происходило там, — Юй Минъе неопределенно качает головой, явно имея в виду внешний мир, — просто дурной сон или произошло с кем-то другим. А потом я вижу свою руку... Точнее то, что от нее осталось, и понимаю, что все по-настоящему.
Инь Цзяню невероятными усилиями удается сдержать торжествующую улыбку — память принца все-таки начала размываться! Как чудесная новость, лучше и придумать нельзя... Так что незачем тут жалостливые гримасы строить, если есть повод для радости.
— Уже совсем скоро все будет так, как ты и мечтать не смел. — А вот Хранитель очень даже смел, раз уж кое-кто сам отказался мечтать, когда ему было предложено.
Ожидаемо, лицо Юй Минъе светлеет, вмиг теряя налет мрачного уныния. Его воодушевление столь велико, что он не отказывает себе в удовольствии податься вперед вперед и коснуться губами чужой щеки. Одновременно знак благодарности и вопрос: можно ли продолжить, не отвлечет ли он своими притязаниями от важных дел? И отвечает на него отнюдь не Инь Цзянь.
Болезненный стон вынуждает отпрянуть и повернуться в сторону его источника. На траве, истекая кровью из распоротого до кости бедра, лежит совсем еще юнец, даже принц по сравнению с ним — взрослый муж. Помочь бедолаге совсем несложно, но Хранитель и пальцем не пошевелит ради ублюдка, вздумавшего посягнуть на его владения, посчитав их прекрасным местом для охоты.
Уж неведомо, что его сюда потянуло — жажда показать свою удаль перед друзьями или девицей, а может, какая другая придурь, но никакого значения это не имеет. И несмотря на то, что незадачливый охотник сам пал жертвой кабаньих клыков, сие его ни капли не оправдывает. Хотя бы потому, что вытаскивать стрелу из щетинистого загривка пришлось Инь Цзяню, а его точно нельзя назвать любителем пронзительных визгов и отвратительного запаха.
— Что ты собираешься с ним делать?
— Я бы мог исцелить его в два счета, — кривится Хранитель, — но...
— Тебе не нужно оправдываться передо мной. Этот человек мог охотиться в абсолютно любом лесу и, тем не менее, выбрал Багровую рощу, — самым серьезным тоном заверяет его Юй Минъе. — Это твое право хозяина — защищать свои земли так, как считаешь нужным.
Он порой непомерно благороден для наследника темного культа, но принципы Хранителя для него понятны и вполне отвечают его личным понятиям о чести. Жалости в таких случаях не место, а то так и с голым задом остаться недолго, если всех подряд прощать.
— Ну тогда ты знаешь, что я с ним сделаю, — невесело усмехается Инь Цзянь, выразительно облизываясь.
В более спокойное время чувство голода его бы настигло позднее, чем спустя пять неполных лун с последней трапезы, однако душевные терзания изматывают ничуть не меньше телесных. Остается надеяться, что в грядущем году они минуют Хранителя, ведь человеческая плоть для пропитания будет нужна уже не только ему, но и Стражу.
— После мне тебя отнести в обитель? — услужливо предлагает Юй Минъе.
Лозы на руках в предвкушении долгих объятий движутся, щекоча кожу Инь Цзяня. Об отказе не может идти и речи, потому он приподнимает уголок губ и снисходительно кивает. И чувствует себя просто потрясающе, когда погружается в сон не на сырой от крови земле, а прильнув к горячему даже сквозь одежду телу.