Багровая роща

6

Инь Цзянь не имеет ни малейшего представления, что ему делать с настигшей его жаждой заполучить проклятого увечного принца во всех смыслах этого слова. Разумеется, у Хранителя уже не раз случались связи со смертными, ведь его человеческая часть способна испытывать не только душевную, а также и телесную тоску, но никогда он не сталкивался с подобными трудностями.
За долгие годы стало совершенно все равно, с кем скрасить ночь, с девицей или с мужчиной, главное — чтобы приходились по вкусу. И для этого достаточно было попросту ответить благосклонностью на притязания, благо желающих всегда хватало.
Однако проблема в том, что никто из тех, на кого падал счастливый выбор, не становился Инь Цзяню другом.
Как же заставить взглянуть на себя по-новому, если уже показал свою плотоядную сущность? Наследника Повелителя Демонов таким, как оказалось, не испугать, но едва ли у того это может пробудить вожделение. Особенно, если он и до того вовсе не стремился познать плотские утехи с прекрасным и возвышенным созданием. Иногда поедающим людей...
Предлагать себя напрямую Инь Цзянь ни за что не станет — в жизни таким не занимался и не собирается начинать. Да, к несносному смертному тянет, как к никому другому, но что если столь щедрое предложение будет отвергнуто? Его потом даже съесть не получится — ближайшие несколько лун Хранителю истинный голод не грозит. Впустую же убивать не в его правилах, а значит, и рисковать своим достоинством нет смысла.
Конечно, можно приказать Юй Минъе разделить с ним постель и тот не посмеет отказаться, если ему все еще нужна своя рука, — и это будет самым разумным решением. Но, проклятье, Инь Цзянь — Хранитель Багровой рощи, и его гордость не позволит опуститься до принуждения! Ему хочется ответить на искреннюю страсть без понуканий и унизительных просьб.
Тяжкие размышления, идущие в который раз по кругу, изводят и пробуждают сомнения в себе — Инь Цзянь как никогда сильно чувствует себя обыкновенным человеком, слабым и глупым. Угораздило же вляпаться спустя две сотни лет спокойной жизни... Случалось всякое, однако такой дурной западни и представить было нельзя.
— Друг мой, могу я кое-что спросить?
Из горла вырывается раздосадованный стон — тошно слышать. Инь Цзянь открывает глаза и приподнимается на своем покрытом мхом ложе, чтобы наградить Юй Минъе хмурым взором. Тот стоит на входе в спальню, отодвинув в сторону полог из вьюнка, и выглядит крайне озадаченным. Что уже стряслось, жилье пришлось не по нраву?
Предлагать собственную постель Хранителю показалось слишком уж откровенным, несмотря на то, что смертного там очень ждут. Поэтому он от щедрот позволил занять тахту в «человеческой половине» дома-древа — там проведено немало времени за чтением и отдыхом, и нельзя пожаловаться на ее неудобство.
— Спрашивай.
— Они будут всю ночь вот так... сидеть? — Юй Минъе указывает наверх, где на потолке мерцает плотное покрывало из роя светлячков.
— А где им еще быть? — хмурится Инь Цзянь. Днем насекомые прячутся в кроне дерева, а после заката спешат внутрь ствола по велению Хранителя, дабы освещать его жилище до самого утра.
— Боишься темноты?
Вопрос неожиданный и ставящий в тупик. Хотя бы тем, что задан будничным тоном, безо всякой издевки. Вроде как поинтересоваться, нравится ли собеседнику жара или больше по душе снежные зимы.
— Не люблю, — уклончиво отвечает Инь Цзянь. Он ведет плечами, чувствуя себя неуютно, когда признается: — Не могу уснуть в темноте. Поэтому они здесь.
Он не знает, откуда взялась эта привычка: все ли Хранители до него мучались по ночам или же это пришло вместе с ним из прошлой жизни, когда он еще был смертным. Но так или иначе, жители рощи (даже самые маленькие) должны помогать своему защитнику по мере своих возможностей, и светлячки охотно согласились подсобить. Даже если что-то вынуждает пробудиться, вид переливающихся желтых огоньков, облепивших все вокруг, умиротворяет и отправляет обратно в царство снов.
— Понятно, — коротко кивает Юй Минъе и, немного помедлив, разворачивается, чтобы уйти к себе.
— Тебе они мешают? — бросает ему вслед Инь Цзянь, догадываясь об истинных мотивах позднего визита.
— Когда я спал под звездами, свет был не так заметен, — следует сдержанный ответ.
Ох, как же хочется отправить наглеца обратно на улицу, раз ему там так нравилось, видите ли, светлячки посмели нарушить покой его величества! Нужно было его все-таки съесть еще тогда, ведь в желудке точно темно и тихо... Приходится крепко зажмуриться, чтобы подавить вспышку раздражения — гневными воплями точно никого не соблазнить.
Или же, наоборот? Судя по рассказам, та девица, в которую до сих пор влюблен Юй Минъе — редкостная стерва, раз так с ним поступила, и ему должно нравиться, когда об него вытирают ноги. Но даже мысленное сравнение своей персоны с какой-то далекой девкой вызывает у Инь Цзяня злость уже на самого себя. Он не намерен ни в чем походить на эту уродину...
Она ведь наверняка уродина, иначе почему у принца начисто отсутствует вкус и его не привлекает настоящая красота? Конечно, наследнику и не положено увиваться за мужчинами, но каких только поклонников у Хранителя не бывало — с именами и титулами, — чтобы такие глупости могли остановить. Комплименты, правда, принц говорить горазд, но это все привитая воспитанием вежливость... И оттого только обидней.
— Хорошо, — надеясь, что все его мысли не отразились на лице, спокойно произносит Инь Цзянь. И даже растягивает губы в снисходительной улыбке, прежде чем повелительно взмахнуть рукой.
Так и стоящий вполоборота в проходе Юй Минъе невольно шарахается в сторону, чтобы пропустить издающий ровный гул светящийся ручеек, плывущий по воздуху. Жучки деловито кружат по спальне, отыскивая себе свободные места среди собратьев.
— Больше они тебя не потревожат, — сообщает Инь Цзянь.
Юй Минъе провожает взглядом последнего светлячка, устроившегося на тонком стволе-колонне.
— Ты, получается, можешь управлять не только растениями, но и всеми, кто здесь живет?
— Я ими руковожу — это другое, — качает головой Хранитель. — Если приказ будет претить их инстинктам и природе, они могут не захотеть его исполнять. Управляю я только своим телом.
В подтверждение своих слов он вытягивает перед собой ладонь, поворачивая ее вверх. Да, в этом жесте есть желание покрасоваться и побаловать смертный взор чудесами — лоза на запястье движется, выписывая причудливый узор. Росток продолжает извиваться и ползти вперед, стремясь коснуться застывшего в напряжении Юй Минъе. Достигнув своей цели, кончик лозы поправляет ему спутанную после незадавшегося сна челку, заправляя за ухо, легонько гладит по щеке, мажет по шее....
— Тебе пора, — резко говорит Инь Цзянь, опуская руку. Лоза втягивается обратно, обвивая запястье.
Вот вам и «управляет своим телом»: он же совершенно не собирался переходить установленным им самим границ... Одно дело — трогать, чтобы помочь расчесаться или одеться, но совсем другое — сейчас, без весомого повода. Это скорее может испугать, чем привлечь.
— Благодарю и приятных снов, — выпадая из оцепенения, чуть сбивчиво отзывается Юй Минъе, тоже немало удивленный сим внезапным порывом, и послушно отступает, скрываясь среди живой занавеси, разделяющей комнаты.
А Инь Цзянь с неслышным стоном откидывается обратно на свою постель и закрывает глаза.