Багровая роща

16

Бывшие Хранители как ни в чем не бывало продолжают переругиваться между собой и, лишь послав друг друга по всем возможным направлениям, обращают свои взоры к Инь Цзяню и крайне недовольной госпоже Баошань, которой тоже досталось пара ласковых, когда она попыталась ответить.
— Ты хочешь сделать себе из этого безрукого юноши Стража... — берет слово невероятно тощая, почти прозрачная девица с полностью седыми волосами. Ее тело скудно покрыто лишайниками, а все ноги облеплены улитками. Она-то первой и сделала замечание и, похоже, среди проснувшихся Хранителей является старшей, раз ее все слушают.
— Я пока еще ничего не хочу, — спешит предупредить Инь Цзянь, чувствуя на себе кучу снисходительных взглядов, отчего он тут же гордо вздергивает подбородок и расправляет плечи. — Для начала я желаю узнать, что эти Стражи из себя представляют и чем грозит их создание. Не только мне, но и смертному.
— Какая прелестная забота, — хрипло воркует другая Хранительница, обладательница очень пышных форм и целой россыпи мелких потерявших цвет бутонов везде, где только можно. Какое животное она привечает, сказать сложно: взгляд невольно всегда смещается к пугающего размера груди.
— Смертью это грозит, — печально замечает мужчина, которого скорее можно принять за крестьянина, заснувшего пьяным в стогу сена, нежели за одного из Хранителей. Удивительно, что скачущая вокруг него галка не посчитала его пугалом и не улетела прочь. Кажется, это именно у него что-то случилось со Стражницей, потому его настроения весьма ясны.
— Ой, страдалец! — мигом реагирует кто-то из присутствующих. — Лучше бы вместо того, чтобы слезы лить...
— Только посмей снова назвать меня проходимцем! — некто все еще желает постоять за свою честь.
— А кто ты еще, всю рощу псу под хвост пустил...
— Замолчите все! — рявкает Инь Цзянь, не желая выслушивать вопли по второму кругу, и с нажимом обращается к седой Хранительнице: — А вы — говорите.
Госпожа Баошань неприязненно фыркает, но никак не комментирует. Сама виновата, у нее был шанс стать полезным источником информации и тем самым заслужить благодарность. А тем временем обласканная вниманием женщина доброжелательно произносит:
— Все мы рано или поздно сталкиваемся с тем, что хочется иметь при себе нечто более... долговечное, прочное, если желаешь. Для обычных людей время течет иначе, чем для нас — они теряют свою привлекательность так же быстро, как и меняют свое мнение. Они просто неспособны существовать рядом с нами. — На это можно только понимающе хмыкнуть. — Поэтому избранным смертным мы преподносим дар природы. Молодость, силу, право находиться рядом. Разве можно еще о чем-то мечтать? Но, к сожалению, этот великий дар не все способны принять и оценить по достоинству.
— Неужели кто-то отказывался? — недоверчиво щурится Инь Цзянь, все еще не улавливая, где же здесь те самые неприятные условия, присущие любой сделке. Дар никогда не является даром в полной мере — даже в случае прихожан их подношения это цена за более благосклонное отношение.
— Люди слишком зависимы от мирских дрязг, а Стражи не могут покинуть Багровую рощу так же, как и мы. Поэтому у нас не принято спрашивать, хотят они принимать милость или нет, — безразлично отзывается собеседница.
— Да, я именно это и сделал — не спросил! — надрывно встревает мужчина-пугало. — И она, осознав, что я с ней сделал, сбежала и тут же погибла!
Ах, так вот что произошло... Похоже, для Стражей запрет еще жестче, чем для Хранителей, ведь едва ли эта покойная девушка провела здесь столько времени, чтобы мгновенно умереть от старости, перейдя границу.
— Вот поэтому им и нужно стирать память, дурень! — восклицает пышнотелая Хранительница.
Со всех сторон начинают сыпаться советы, основанные на собственном богатом опыте предшественников Инь Цзяня. По всему выходило, что идеально созданный Страж — это наделенный молодостью смертный, который позабыл о своей прошлой жизни во внешнем мире. Все, что его должно волновать: Хранитель и то, как ему угодить. Звучит заманчиво, но что-то все-таки здесь есть отвратительное... Но что именно, Инь Цзянь пока уловить не в силах.
Впрочем, как по секрету — издали крича, на самом деле — поделился мечтательного вида юноша в кленовых листьях, можно одарить сразу несколько смертных и наблюдать, как они будут бороться между собой за внимание. У него одновременно было четыре Стражницы, и это было лучшее время в его жизни. Правда, сложновато было их прокормить, ведь его прекрасным девам тоже начала требовалась человеческая плоть. И это все еще не тянет на тот самый ожидаемый подвох.
— Я никогда не стирала память Стражам, — вдруг признается угрюмо примолкшая госпожа Баошань.
Инь Цзянь с уже гудящей головой оборачивается у ней с изумленно вскинутыми бровями и открытым ртом. Если честно, наставница тоже не производила впечатления, что ей может приспичить разгонять скуку подобным образом. Похоже, он ошибался.
— Отчего же?
— Оттого, что мой дар был для них наказанием, — мрачно усмехается госпожа Баошань. — Я сотворяла Стражей из самых гнусных нарушителей, которые приходили в Багровую рощу со злым умыслом. И когда они полностью осознавали свою вину, то позволяла им исполнить свое предназначение.
— Какое? — обескураженно вопрошает Инь Цзянь. Что-то ему подсказывает, речь не о том, чтобы доставить Хранительнице плотские удовольствия — для этого у нее и обычных смертных наверняка хватало...
А в голове появляется мысленная зарубка: получается, память можно и не стирать. Инь Цзяню не нужен чистый лист, на котором заново требуется что-то писать, ему нужен тот Юй Минъе, который у него в данный момент имеется. Наивный, но дерзкий, иногда неуместно гордый и вместе с тем преданный. Однако все-таки не настолько, чтобы быть уверенным в том, что принц пожелает оказаться запертым в Багровой роще. И с этим придется что-то делать.
— Я их съедала, конечно. Ничто не дарит такое насыщение, как чужое раскаяние.
— А мне больше по вкусу преданность, — скучающе замечает старшая Хранительница. За время беседы часть улиток доползла до впалого живота, но она не обращает ни это никакого внимания. — Если хорошо воспитывать Стража, то он сам будет готов собой пожертвовать в час нужды. Да и в любом случае их нужно куда-то девать, когда надоедают...
Да, у Инь Цзяня как раз вертелся на языке вопрос, что они все делали со своими Стражами, ведь что-то он тут ни разу не видал даже намека на их присутствие! А оказывается, все очень просто: если пресытился обществом, пора насытиться плотью. Неудивительно, что смертным не сообщают о том, что становясь Стражами, они просто превращаются в кусок мяса в погребе, отложенный на черный день. Вряд ли кто-то пойдет на это добровольно, находясь в здравом уме.
— Это все просто прекрасно, — с нажимом обрывает он очередной затевающийся спор о том, кто вкуснее и питательнее: мужчины или женщины. — Но я до сих пор не услышал, каким образом человек получает дар.
— Это не так уж и легко, — отвечает госпожа Баошань. — Хранитель — произведение искусства, которое выходит из-под кисти самой природы, а Страж — грубая поделка наших рук, и следует об этом помнить.
Наверное, на этом следовало бы ее остановить. Но Инь Цзянь покорно внимает равнодушным голосам, повествующим о хитростях процесса создания Стража. Вернее будет сказать, извращенного вмешательства в человеческое тело, о которых даже слушать в некоторой степени противно. И этому тому, кто без всяких колебаний пожирает жалких смертных, посмевших его прогневить! Но, коли быть честным, то убивать — гораздо милосерднее, а Инь Цзяня сложно назвать склонным к жалости.
— Судя по твоему лицу, тебе что-то не нравится, юноша, — с улыбкой замечает старшая Хранительница.
— Мне не нравится все, — не спорит Инь Цзянь. — Мне претит такое... надругательство над... — он даже не может закончить фразу. Над всем, что он считал до того правильным? Над тем, кого он хочет для себя сохранить? Над всем вместе?
— Я вспоминаю тот день, когда ты ко мне пришел, — вдруг почти с умилением тянет госпожа Баошань, складывая руки на груди. — Такие же полные отчаяния глаза, а в душе гнев на весь несправедливый мир. Ты даже говорил этими же словами про то, что привело тебя в Багровую рощу.
— И что же меня сюда привело? — ощущая всем нутром, что задает неправильный, ненужный вопрос, холодно произносит Инь Цзянь.
— Собственный стыд и желание забыть, что ты натворил, искупить свою вину. И я тебе предложила то, от чего ты не смог отказаться — ты мне показался достойным преемником. Больше я тебе сказать не могу, — резко замолкает она под осуждающими взорами бывших Хранителей. Они не имеют права раскрывать чужое смертное прошлое, точно так же как Инь Цзянь будет держать в тайне подробности жизни того, кто придет ему на смену в будущем.
— И к чему тогда было сие замечание? — спрашивает он, с трудом вытряхивая из головы непрошенные мысли — его не волновали грехи и сожаления, которые заставили его перестать быть человеком ранее, не станут и сейчас. Хранитель не будет размениваться на глупости и строить предположения о том, что уже поросло быльем, ведь отныне у него совсем другие заботы и тревоги.
— К тому, что если в тебе снова некстати взыграла совесть, то поступи так, как она того требует, — спокойно говорит госпожа Баошань. — Возвращайся в Багровую рощу, выстави мальчишку вон немедля и забудь о нем.
— К чему такая спешка? — искренне удивляется Инь Цзянь. — Я обещал его исцелить и не собираюсь отступаться от своих слов, какие бы низменные желания мной ни двигали.
— И как же ты намерен это сделать? — с долей жалости интересуется крупная Хранительница, склоняя голову набок.
— Погрузить его в сон и ускорить все жизненные процессы, направив их на восстановление потерянной руки, — хмурясь, делится Инь Цзянь. Он много лет назад так помог одной юной деве, которой мачеха отхватила пальцы серпом, и все было в порядке! Даже очень, если вспомнить, сколь искусными оказались ручки этой прелестницы...
В ответ же слышен рокот из хохота, который рвется из глоток Хранителей. Они заливаются искренним смехом, потешаясь. Наконец, утирая выступившие смоляные слезы, госпожа Баошань говорит:
— Дорогой, люди — не ящерицы, чтобы возвращать себе конечности без всяких последствий, — в подтверждение своих слов она ласково гладит свою чешуйчатую любимицу, дремлющую в листве ее одеяний. — Ты представляешь, насколько сильно тебе придется ускорить эти жизненные процессы, дабы у твоего принца отросла хотя бы недвижная культя?
— Он будет уже древним стариком, когда проснется, и едва ли тебя за это поблагодарит. Если сможет вообще говорить, — безжалостно добавляет старшая Хранительница, с ехидцей интересуясь: — И кто тут говорил о надругательствах?
— Но я думал, что его тело достаточно крепкое и молодое, и выдержит... — бормочет Инь Цзянь, с ужасом вспоминая, что та беспалая девица, придя в расцвете своей юности, ушла из Багровой рощи уже зрелой, пусть все еще очень привлекательной женщиной. — Так получается, что...
— Ты не можешь исцелить своего смертного, смирись с этим. А теперь — уходи. И прими верное решение.
Хранителю ничего не остается, кроме как послушаться.