Только между нами

44. Лиса

— А там ты жить где будешь, Лис? Квартиру тебе дадут?
В голосе мамы прочитывается волнение, которое она тщетно пытается замаскировать мягкостью. Сначала брат переехал в Австралию, теперь я улетаю в Бусан. Она жутко боится остаться одна.
— Конечно дадут, мам. По прилёте пришлю тебе фотографии. От офиса десять минут ходьбы, две спальни. Сможешь приезжать ко мне, когда будет время.
— Ты вещи собрала уже?
Я кошусь на два огромных чемодана, разложенных посреди гостиной. Третий день заталкиваю в них одежду, выкладываю и загружаю более подходящую, чтобы потом повторить тот же манёвр снова. Я ни разу не переезжала в другой город. Понятия не имею, сколько всего мне может там понадобиться. Климат в Бусане холоднее, чем в Сеуле, и часто идут дожди… Положить ещё один плащ? Или парку?
До сих пор не верится. Я переезжаю.
— Почти закончила. До вылета успею.
— Я тебя проводить-то могу?
— Не нужно, мам, — как можно деликатнее произношу я, чтобы её не обидеть. — Самолёт рано утром. Я к тебе вечером заеду, и как следует попрощаемся.
Повисает пауза. То ли мама всё-таки обиделась, то ли хочет спросить что-то важное. Выясняется, что второе.
— А что с разводом?
— С разводом всё отлично. В смысле меньше чем через месяц я стану официально свободной.
Как Чан и обещал, его юрист связался со мной на следующий день. Процедура подачи заявлений прошла через интернет, и нам даже не пришлось встречаться. Ещё Бон (так зовут адвоката) оповестил, что Ким Чан оставляет мне машину и в течение месяца перечислит отступные за дом.
Всё, на что меня хватило — это слегка удивиться. Со мной Чан никогда не был скуп, но я была уверена, что в разводе ему захочется меня растоптать. Но нет. Наверное, с новостью о моём отъезде к нему наконец пришло успокоение. Для него это было действительно важно — не допустить слухов, порочащих его репутацию самодержца.
В день, когда мы подали заявление, сразу на нескольких интернет-порталах вышли статьи о том, что влиятельный российский бизнесмен Ким Чан разводится после шести лет брака. Везде непременно указывалось, что детей у нас не было. Возможно, именно этот факт и призван объяснить причину расставания.
— Ну тебя хоть кто-нибудь проводит?
— Мам, у меня второй звонок, — вру я, подходя к окну. — Позже созвонимся, ладно?
Никто меня не проводит. Сохи с Кайем предлагали отвезти, но я отказалась. Зачем? Есть же такси.
Рука с погасшим телефоном опадает вниз, но глаза никак не могут оторваться от изображения за стеклом. Это полоска солнца, упавшая на соседний дом. Искрящаяся, тёплая, превратившая выщербленный кирпич в золотой слиток. Эксклюзивная московская зарисовка. В Бусане такой не будет. Там будет что-то своё, но именно этой магии больше не повторится.
Я смахиваю нечаянно просочившуюся слезу и, глубоко вздохнув, разворачиваюсь к чемоданам. Пора уже определиться с содержимым. Два плаща или плащ и парку?
И чего я так заморачиваюсь? Бусанские магазины ничем не уступают Сеульским, а деньги, у меня, к счастью, есть. «Только деньги у тебя и есть», — ехидно подсказывает внутренний голос.
Запасная зарядка, три килограмма косметики — после тридцати без десятиступенчатого ухода никуда. Надавив руками на крышку, я чиркаю замком. Первый чемодан готов. Перевожу взгляд на второй и получаю сокрушительный удар по нервам. В дверь звонят.
Я не жила в этой квартире целых шесть лет. Кто может меня навещать? Сохи не появилась бы без предупреждения, с мамой я только что поговорила. Чан… Нет, исключено.
Сердце бешено молотит весь мой путь до двери. Подпрыгивает и взвивается, когда, открыв её, я встречаюсь лицом к лицу с посетителем.
Это Чонгук. Его лицо такое же бледное, как и в самый ужасный день моей жизни, но глаза живые. Они яркие и лихорадочно блестят.
— Привет… Мне нужно войти.
В груди становится так туго, будто каждый находящийся в ней орган резко увеличился в размере и стал давить один на другой. А я-то думала, что самое паршивое уже позади. Его глаза, сверкающие решимостью и надеждой, красивое лицо, знакомое до мелочей, напряжение в позе и его запах, который я почувствовала, ещё не успев открыть дверь. Новая изощрённая пытка.
Я не могу ему отказать, поэтому просто пячусь назад, пока Чонгук заходит в квартиру. Можно было догадаться, что он появится. Он знает адрес. Был здесь со мной.
Моё отступление ограничивается прихожей. Дальше я его не пущу, иначе всё было зря. Я ведь тоже не стальная. Чуть больше шагов назад, чуть больше вольностей и переглядываний — и я сдамся. О, как часто я представляла это за последние несколько дней! Сдаться. Закрыть глаза на злопыхания внешнего мира и снова впустить Чонгука в свою жизнь. Это как прервать изнурительное голодание, которое истощило тело до выступающих костей. Выпить ледяной воды, после того как пробежал марафон под палящим солнцем. Упасть в объятия, когда, казалось, весь мир тебя ненавидит.
— Тебе нужно сказать то, что ты хочешь, а потом придётся уйти. Мой рейс завтра утром, я ещё не до конца собралась.
Это мучительно — продолжать делать ему больно. Выставлять из своей квартиры, как будто в мире есть хоть что-то важнее, чем он.
Чонгук лезет в карман джинсов. Его рука проскальзывает легко, потому что он сильно похудел и вещи на нём болтаются. Я машинально слежу за его движениями — оторваться попросту нет сил. Что-то красное вспыхивает у него между пальцами и приобретает форму прямоугольника на раскрытой ладони.
Увиденное лишает меня возможности дышать. Кольцо. Он притащил кольцо.
— Лиса… Выходи за меня, — его голос хриплый и сбивчивый, глаза впились в мои. — Если ты не веришь, что всё серьёзно… Это доказательство. Для меня брак — это серьёзно. Навсегда. Здесь и сейчас я тебе говорю, что не захочу никого другого… Что ты для меня всегда будешь той самой… Такой же, какой я увидел тебя в первый день… Самой красивой из женщин. Годы этого не изменят… Потому что я люблю тебя всю.
— Ты спятил, Чонгук… — сиплю я, глядя на знакомое золотое тиснение в бархатных внутренностях. Обручальное кольцо, подаренное Чаном, принадлежало этому ювелирному дому. — Верни его… Это огромные деньги.
— Лиса… Я серьёзно. Выходи за меня.
Я продолжаю ошарашенно смотреть на его ладонь. Он потратил всё, что у него есть.
— Перестань. Я не выйду. Тебе нужно его вернуть.
Чонгук так резко и быстро шагает ко мне, что я не успеваю отшатнуться. Его раскалённые пальцы перехватывают мою ладонь и вталкивают в неё коробку.
— Можешь выбросить, если захочешь. Оно твоё… Для тебя.
Зубы начинают отбивать чечётку, пытаясь сдержать подступающие рыдания. Я снова как одержимая мотаю головой. Меня сразила немая истерика. Разрушительных чувств так много, что им тесно в теле и они с каждой секундой завоёвывают для себя всё больше места, забираясь туда, куда не должны. Жалят мозг, сочатся наружу сквозь ушные раковины. Поэтому в ушах стоит такой невыносимый гул и начинает раскалываться голова.
Серая толстовка Чонгука отдаляется, теперь виден только её капюшон. Дверь оглушительно хлопает, и одновременно с этим тело складывается пополам, извергая из себя громкое всхлипывание. За ним ещё одно. И ещё. Глупый романтичный мальчишка. У тебя будет столько всего… Столько… А ты потратил на это кольцо все свои деньги.