Погибель на закате

Глава 19. Громкость прошлого и настоящего

Гастонский горный хребет, Марбэлия
26-е апреля, 521 год эры смешения

По ней было не сказать, но Ринда действительно порой скучала по своей прежней жизни — на бесстрастном лице вряд-ли отразилась бы хоть одна эмоция при мысли о нем, но... Несмотря на то, что в ее глазах больше не было азартного блеска, который румянил щеки и порхал в животе невесомостью и бабочками, она любила это чувство. Ее юность была пропитана им — чистейшим адреналином. Он звучал в заразительном и самодовольном смехе Эстебана, в скупой, но искренней улыбке Яго, в... в вульгарной привычке Филиси надменно относится и подшучивать над окружающим, стоило им только удачно завершить какое-нибудь дельце. Сама же юная Ринда грешила тем, что в порывах этого опасного торжества покупала к пиршеству самое дорогое вино, которое только могла найти в том регионе.

Она до сих пор помнила и каждый город, в котором их компания побывала, и предпочтения каждого. Трудно было стереть это из памяти, а Хансон и не пыталась. Ее бурная юность была крепко запечатлена в ней, увековечена каменным путем становления. Не будь ее, Ринда не была бы сейчас собой и, пожалуй, была бы куда менее пронырливой. А скорее куда менее сильной и стойкой к потрясениям. Ведь не приди ей в голову шальная идея сбежать, не найди она криминального санвилийского авторитета с рассказов тети Ариэнны, матери Элодии и не встреться ей Эстебан, Хансон и представить себе не могла где бы сейчас была. Смогла бы она спрятаться от самой себя в четырех стенах отцовского дома? Смогла бы смотреть в глаза своей семье, которые видели в ней того же монстра, с которым она собственноручно покончила? Смогла бы и дальше утаивать ненавистную причину, которая из года в год, мучительно медленно разъедала ее сердце гнилью?

Впрочем, тогда, быть может, Ринда бы не зачерствела душой, не отринула всех близких и не предала бы собственные принципы, предав при этом себя юную. Она неумолимо изменилась, ожесточилась и заострила углы своего, и без того, нелегко характера, а ее все терзал вопрос «а если». Единственное, перед чем Хансон не могла упрямо устоять. Перед горькой правдой ее жизненного пути было выстоять еще труднее.

Но Ринда не была бы собой, если бы позволила хоть толике ностальгии, или уж тем более мрачности собственных переживаний отвлечь ее здесь и сейчас от насущных дел. Она моргнула и вновь оказалась в светлом зале, в котором проводились переговоры. Круглый стол из темного дерева отделял ее от семерых Советников. Позднее утро морило облачностью и моросью за широкими большими окнами, обрамленными в тонкие резные ставни, однако в зал не проникало ни капли свежести и было поистине душно.