И вспыхнет пламя - Пит Мелларк

18. Если бы не ребенок.

Даже когда на сцене начинают происходить какие-то действия, я всё никак не могу прийти в себя. Цезарь, наконец, обретает дар речи и несмело дотрагивается до Китнисс.

      — Перья, — лепечет Фликерман. — Ты похожа на птицу.

      — Да, это сойка-пересмешница, — отзывается Китнисс, слегка взмахнув «крыльями», как будто собирается взлететь. — Как на моем талисмане, на брошке.

      Цинна проделал огромную работу. Платье Китнисс вовсе не похоже на вычурное одеяние, которое носят здесь по последнему писку моды. Это призыв мятежника, способного обратить планы Капитолия в восстание. От белоснежного столичного блеска к чёрной птице – символу революции. Я представляю, как много Цинне ещё известно. Действует ли стилист один или он – лишь составная часть целой группы повстанцев? Всё это кажется мне таким нелогичным, хотя должны же быть веские причины, почему Цинна вдруг решил действовать. Может, это тоже своего рода сообщение тем, кто готов встать и сражаться. Он говорит всем, что Сойка-пересмешница жива вопреки желаниям Капитолия. Теперь и для меня имеет ценность задумка стилиста Китнисс – ведь он подсказал мне ещё одну причину, по которой она должна жить. Она должна жить, чтобы победить в этих Играх и стать лицом революции, стать более значимой фигурой в восстании, чем есть сейчас.

      — Да уж, снимаю шляпу перед твоим стилистом. Вряд ли кто-то поспорит: подобного мы не видели ни на одном интервью. Думаю, Цинна, тебе лучше выйти на поклон! 

      Цинна поднимается и, повернувшись к зрителям, коротко и грациозно кивает. Сейчас его показывают на всех экранах Панема. Нет никаких сомнений – в памяти жителей он навсегда останется стилистом Сойки-пересмешницы. Но чем это для него обернётся? Вряд ли смысл волшебного преображения Китнисс ускользнёт от внимания президента Сноу. Чтобы забеспокоиться за жизнь Цинны, стоит вспомнить участь Сенеки Крейна — то, что он был жителем Капитолия, его не спасло.

      Оправившись от шока, публика устраивает шквал аплодисментов. Они хлопают, улюлюкают и топают ногами. Платье Китнисс произвело фурор, непреднамеренно усугубив ситуацию. Есть ещё одна вещь, способная сорвать планы президента. Я не упущу свой шанс.

      Китнисс больше не успевает ничего сказать, а Цезарь – спросить, потому что отведённое для беседы время утекает как песок сквозь пальцы. Я поднимаюсь на сцену, и меня охватывает волнение из-за того, что я сейчас собираюсь сделать. Когда Китнисс проходит мимо меня, старательно отвожу взгляд – боюсь потерять самообладание. Тем более, что сейчас я должен вжиться в роль.