Чего хочет Бог

Часть 1. Глава I

Я так и не узнал, что с ними произошло на самом деле. Все эти времена, все эти ледяные зимы, что я провёл, стоя возле импровизированного алтаря под одной из колонн огромной развязки магистралей, пролетели незаметно, странно и словно бы размыто. Этих лет не было, людей не было, зим не было, даже мыслей – и тех уже не осталось. Я смотрел на потёртую фотографию, окружённую давно погасшими свечами и сгнившими розами. Они ничуть не изменились. Странные улыбки на лицах, словно бы счастливые они стояли там, по ту сторону времени, в котором меня уже не было. Стыдно, что в те дни меня с ними не оказалось, а так иногда хочется умереть, не из-за отчаяния, нет, а просто потому что они зовут. Плёнка запечатлела тот самый день, последний день нормальной жизни, за которым понеслись мнимые года, мнимые мысли и чувства.
Наверное, после этого я и стал таким... таким апатичным. Жизнь теряла краски, прежние воспоминания замело грязным истоптанным снегом, а я оставался там, в тех самых временах, когда я был ещё жив.
Ветер шумел где-то над бетонными плитами, по которым неслись машины. Я не видел неба, да и не важно оно было сейчас для меня – то же черствое полотно над головами изможденных людей, что сами так или иначе портили себе и другим жизнь. А вокруг меня – странная пустота. Даже бездомных не было, все они попрятались в подъезды, в сточные канавы, в подземелья, из которых смогут выйти только рано утром. Гул жизни отдавался слабым эхом где-то вдали, как бы напоминая о том, что у меня ещё есть шанс начать всё заново. Но я-то знал, что сделать это будет не так уж и просто.
Я развернулся и увидел девушку. Она стояла, потупив взгляд, держа в руках маленький букет полевых цветов, уже слегка завядших, но всё таких же мертвенно прекрасных. На лёгком воздушном теле колыхалось тёмное пальто из шерсти, на голове – растрёпанный хвост. Она бросила на меня полный горечи взгляд и попыталась отвернуться, но не смогла. Мы так и продолжали буравить друг друга глазами, разделённые шумом незнакомой нам жизни.
– Ты тоже пришёл попрощаться? – кротко спросила она.
– Каждый вторник прихожу, – ответил я и мельком оглянул этот с виду ничтожный алтарь, кое-как удерживающий память о том, что здесь произошло когда-то давно.
– Я почти каждый день. Когда есть время.
– Ты их знала?
– Да. Меня зовут Энни. Я играла с ними всё детство, а потом...
Она вдруг замолчала и смахнула ненароком выкатившуюся блестящую слезу.
– Энни? Энни Картман? – вздохнул я, чувствуя, как воспоминания вновь накатывали в мою голову. Это была та самая маленькая скромная девчушка с двумя косичками, что вечно играла в сторонке со своими странными куклами-уродцами. У одной не было ноги, другая оказалась лысая – такие вот игрушки. Она бы так и продолжала сидеть на скрипучей скамейке, если бы Джейк не пригласил её играть с нами. Я помнил, как удивлялся тогда, когда она села рядом с нами в один круг, в котором мы до этого читали нашу любимую книгу. Название я уже и не помнил, помнил только, что она нам всем безумно нравилась. Вокруг нас резвились дети, а мы продолжали впитывать знания и реалии детских книжек.
– Мы знакомы? – спросила девушка, крепче сжимая букет.
– Я Блейк. Помнишь, мы вместе играли?
– Блейк... как давно я тебя не видела, – она преодолела то маленькое расстояние в десять шагов и бросилась в объятия, отчего я немного оторопел. Она уткнулась мне в грудь, послышались приглушённые всхлипы, её тело немного дрожало, но под пальто я чувствовал живительное тепло. Энни подняла на меня заплаканное лицо. – Ты можешь в это поверить?
– Не могу, Энни. Так же, как и ты.
– Я всё ещё не могу смириться. Вдруг они погибли из-за нас?
– Это вряд ли. Глупость, случайность или убийство. Какая разница, если теперь уже ничего не изменишь?
– Мне всё равно кажется, что я как-то к этому причастна, – вздохнула она и отлипла от моего тела. – Они приходят ко мне снах, Блейк. Смотрят на меня из могил и что-то шепчут. А я и разобрать не могу, но по губам я всегда угадывала лишь «это ты виновата».
– Ты сама себе это внушила, – ответил я и взял у неё из рук букет и возложил на алтарь. – Не думаю, что они бы оценили такую сентиментальность.
– Я думала, ты тоже об этом переживаешь.
– Переживаю. Даже не представляешь, как я переживаю. Только неслышно и невидимо.
– Это сложно. Нельзя скрывать свои чувства.
– Можно, – грустно ухмыльнулся я. – Можно, если этих чувств уже и не осталось вовсе.
– Нам с этим жить. Ох, сколько бы я отдала, лишь бы узнать, что случилось на самом деле. Надеюсь, тогда они перестанут мне сниться.
– Я тоже.
Мы шли рядом по пустынной ночной улице куда-то вглубь спящего города. Нас никто нигде не ждал, мы были свободны в тот миг и, вдыхая посвежевший после захода солнца воздух, продвигались по освещенным оранжевыми отблесками внутренностям города, в котором были лишь сон, страдания и смерть. На небе ни облачка, лишь невидимые звёзды где-то вдали сияли.
Мы шли молча, не в силах заговорить вновь. Казалось, там, под магистралями, мы наконец выговорились и теперь в нас ничего не осталось – пустота, да смрадные массы воспоминаний, что в нас лежали годами и отравляли жизни. Они выливались, оставляя рваный след на грязном, слегка влажном асфальте, а мы и не замечали этого. Не хотелось мне больше быть таким, но они не хотели меня отпускать. Крепкие цепи, впившиеся в мою и без того тонкую бледную кожу, тащащие меня на дно, как и Энни.
– Куда мы идём? – разорвала она вдруг полотно тишины.
– Никуда. Просто идём. Не думай об этом.
– Может, зайдём куда-нибудь? Здесь довольно прохладно.
– Разве что-то ещё открыто? – спросил я и посмотрел на свои старые наручные часы, подаренные отцом на мой шестой день рождения. – Уже три часа.
– Есть тут один бар, – задумчиво ответила Энни. – Хороший, я всегда туда хожу после того, как приду к алтарю.
– Почти каждый день?
– Почти каждый день.
Она вела меня сквозь мёртвые улицы, в которых застыло эхо грохочущей в вышине жизни, в которой светило солнце и разгоняло тёмные тучи отчаяния. Осень была тёплой, даже иногда жаркой, но ночи уже становились холодными. Они выбивали из города затвердевший смрад лета, оставляя после себя мертвенный холод пустоты, которую нам нужно было чем-то заполнить: своим дыханием, бездушными бессмысленными разговорами, оценивающими взглядами, простыми чувствами. У нас этого было в избытке, а так хотелось бы, чтобы ничего внутри не осталось.
Мы шли сквозь тьму навстречу чему-то неведомому. Нас ждал бар, в котором царило тепло и запах алкоголя. Всё это жаждало наши души, а мы с радостью отдавались этому безрадостному мимолетному наслаждению.