Чего хочет Бог

Глава V

Я скучаю по тем дням, когда мы все были друзьями. Скучаю по единственным радостным моментам в своей жизни. Скучаю по беззаботности, по детству, в котором ни разу не звучало слово «смерть», в котором не было страданий и слез, а были лишь странное и оттого редкое человеческое добро да безумная простота общения и мировоззрения. Грусть и смертная тоска съедали меня изнутри, я чувствовал, как в груди образовывалась огромная дыра, поглощающая все чувства, оставляя вместо них лишь безразличие к этому бездарно построенному миру. Вместо нормального сердца я ощущал настолько тяжелый камень, что, казалось, даже Бог не смог бы его поднять. Всемогущество... оно такое странное и парадоксальное, особенно когда не знаешь, как правильно им воспользоваться.
Я видел их всех прямо перед собой. Мы стояли на холме, покрытом короткой травой с яркими цветами повсюду. Вдали, там, где открывался вид на прекрасные степи, поросшие цветным, чуть ли не радужным полотном, сияло закатное солнце. Огромный шар с каждой минутой всё ниже и ниже утопал в линии горизонта, постепенно превращая кровавую пену неба в чёрное крыло ворона, в котором блестели вкрапления сияющих звёзд. Облака плыли прямо за солнцем, ветер толкал нас всех вниз, прямо с холма, что полого уходил вниз, а мы продолжали стоять и смотреть на то, что творилось внизу.
Я оглянулся и смог разглядеть шестерых моих друзей: Джейк, Аманда, Майк, Уильям, Энни и Чарли. Ну а я был седьмым. Так мы и продолжали стоять, словно не знали друг друга, мечтательно вглядываясь в закат. Вдруг Энни повернула голову в мою сторону. На ней не было лица: бледная, словно смерть, в глазах пустота, по щекам текут ручейки слёз, но я не услышал не единого всхлипа, лишь своими тонкими губами она прошептала:
– Ты не сможешь предотвратить всё. Смирись, – и этот шёпот заглушил и вой ветра, и крик воронов, что кружили над нами. Я стоял, как вкопанный и не знал, что делать.
Внезапно остальные тоже повернулись в мою сторону. Нет, они не начали обступать меня и рвать моё ослабшее тело в клочья, они просто стояли, и у них так же катились слёзы из глаз. И Чарли, стоявший ближе всех, прошептал:
– Перестань вспоминать. Мы не вернёмся, Блейк.
И снова его тихий голос мертвеца заглушил весь мир. Я смотрел на них и чувствовал, что из моих глаз тоже катились слезы и падали на ярко-зелёную траву. Рука моя потянулась в их сторону, но не успел я коснуться щеки Чарли, как почувствовал, что трогаю пустоту. Они рассыпались у меня глазах – все, кроме Энни – и превращались в чёрный пепел и прах, улетающий куда-то на запад. Их слёзы капали на холм, а я стоял и ничего не мог поделать.
Мы с Энни стояли друг напротив друга и смотрели в глаза, не в силах более вымолвить ни слова. Как вдруг солнце закрыла чья-то огромная тень, и на тех землях, что наши тела обитали, воцарилась самая настоящая ночь. Когда я с трудом повернул голову, чтобы посмотреть, что произошло, то обомлел от страха: солнце закрывал силуэт, отдалённо напоминающий человека, только весь покрытый густой шерстью, без половых признаков, на голове торчали знакомые бычьи рога, а лицо закрывала маска, сделанная из черепа. Сквозь глазные отверстия на нас смотрели белые глаза без зрачков.
И как только его огромная огромная когтистая рука потянулась в нашу сторону, то Энни яростно вскрикнула:
– Игмас, нет! Прекрати!
И мы тут же начали рассыпаться в прах. Я смотрел на свои руки и видел сквозь почерневшие ладони и холм, и то, что погружено во тьму там, внизу, и даже Его. Я взглянул на Энни – от неё уже практически ничего не осталось, лишь странный каркас из праха, да и тот уже рассыпался. И когда мы встретились взглядами в последний раз, а рука огромного монстра уже была предельно близко, я вздрогнул и открыл глаза.
Я лежал на холодном полу и смотрел на всё снизу вверх, словно уменьшился до размеров какой-нибудь мухи. Но затем понял, что упал в обморок, когда увидел то самое нечто, что и сидело у меня на кровати, и уничтожило солнце в моём припадочном сне. Я повернул голову и посмотрел на потолок: солнце поливало своими тёплыми лучами мою комнату, где-то вдали шумели машины, ветер приносил уже не запах моря, но запах свежей рыбы – видно, в порту пришвартовался корабль с ней. Но запах этот был не противный, просто непривычный.
Кое-как встав с болью в висках и громко ухающим сердцем, я оперся руками о стол и увидел на нем небольшой, неровно вырезанный лист бумаги, на котором кривым острым почерком было начертано: