Чего хочет Бог

Глава XIV

Наш путь длился практически пять суток. Преодолев несколько огромных плато, побывав в нескольких крупных городах, наполненных такой же жизнью, как и в родном мегаполисе, я начал понимать, что не от места зависит сможешь ли ты начать жить заново. Люди везде одни и те же, города одинаковы, лживые улыбки и притворный плач, жалость, сожаление, гордость и предрассудки. Мы воспитаны по одной и той же схеме, из нас пытаются сделать глупых марионеток, которые будут беспрекословно выполнять требования вышестоящих, которые пойдут на войну и умрут за нечто, что некоторые называют родиной. Это всё так странно – осознавать свою принадлежность к такому грязному и несовершенному миру. Поначалу я отказывался это принимать. Проезжая по окраинам разных захолустных городков, я думал, что это лишь исключение из правил, что, возможно, где-то за океаном всё по-другому: и солнце ярче, и трава зеленее, и жизнь лучше. Но чем дольше мы ехали, тем больше убеждался в том, что весь мир одинаков в своей удручающей ничтожности и что каждый из нас – его маленькая часть, которой суждено стать винтиком в огромном аппарате Системы.
Грустно. Грустно и противно.
И всё было бы так хорошо, если бы не такой долгий путь в неизвестности. Меня распирало изнутри это странное чувство ожидания, оно разъедало бешено колотящееся сердце и заставляло нахмуренно оглядываться по сторонам, пропуская мимо ту красоту, что была иногда вокруг. Машина неслась по ровным дорогам, люди на обочинах глотали пыль, мы смеялись и пытались сделать вид, что ничего не происходит. Как-то на одной из остановок на заправке Шон подошёл ко мне и сказал:
– Думаю, всё, что было во время нашей поездки, останется на этих дорогах.
Я сначала не понял, о чём он говорил, но спустя какое-то время, когда мы уже давно оставили бензоколонки за горизонтом, до меня начало доходить, что Шон имел в виду. Наше странное ощущение счастья и свободы останется здесь: в этой машине, в этих искренних улыбках, в шутках и книгах, в Айзеке, Джерри, Шоне и Энни. Может быть, и во мне останется хотя бы капля воспоминаний, которые изредка будут напоминать о себе, и во мне вновь и вновь будет просыпаться гнетущее чувство ностальгии, которое я так не любил. Прошлое отравляет настоящее. Настоящее отравляет будущее. А будущего у нас как не было, так и нет.
Когда мы проехали чуть больше половины пути, начались некоторые проблемы. У Айзека вновь начался приступ. Мы плыли по дороге, и не думали ни о чем, как вдруг из кабины донеся приглушённый стон моего друга. Даже сквозь ветер, я услышал его, потому что был всегда настороже, ожидая, что всё повторится вновь.
Энни тоже расслышала этот стон и, поднявшись, постучала по крыше пикапа, крича:
– Останови машину! Останови сейчас же!
Через пару секунд мы уже свернули на обочину, двигатель заглох, и из водительского кресла вышел Джерри: измученный от бесконечного пути. Он сначала хмуро смотрел на Энни, готовясь накричать на неё, но, услышав стон, открыл дверь машины и начал говорить Айзеку:
– Опять?
Молчание.
– Где лекарства? В сумке?
Он высунулся из кабины и показал на сумку, что лежала наших ног. Помимо уже наполовину съеденной еды там лежали несколько ампул с прозрачной жидкостью, спирт и пара шприцов. Я порылся внутри и, вынув все эти принадлежности, быстро вручил их Джерри. Тот быстро приготовил всё, что нужно, наполнил шприц лекарством, залез обратно в машину.
– Не дёргайся, Айзек? Что, прям настолько больно?
Молчание.
– Да я понимаю, но это для твоего же блага. Терпи.
Легкий вскрик пребывающего в агонии Айзека, затем облегчённый выдох.
– Всё, – сказал Джерри. – Лежи. Что? Кого позвать?
Он высунулся вновь и подозвал меня.
– Говорит, хочет, чтобы ты с ним побыл. Давай, лезь в машину и поехали. Нужно быстрее к Рейну.
– С ним всё нормально? – спросил я, понимая, что это очень глупый вопрос в данной ситуации.
– Пока что да. Лекарство я ему дал, не знаю, насколько его хватит, – напряжённо и тихо ответил Джерри. – Думаю, скоро нужно будет увеличивать дозу, а ампул осталось не так много. Всё, некогда болтать, залезай и поехали. Я уже не могу так, слишком тяжело переносить и дорогу, и кричащего Айзека.
– Мы далеко от города? – спросил я.
– Нет, проехали больше половины пути. Завтра утром или днём точно будем там.
Я посмотрел на солнце, медленно клонящееся к рыжему горизонту.
– А если поторопишься, то, может, приедем и раньше, – добавил тот, заметив мой напряженный взгляд.
– Ладно, поехали, – буркнул я и залез на заднее сиденье. Айзек лежал, вытянувшись вдоль всех сидений, но, только увидев меня, тяжело встал и уступил место справа от себя. Я быстро уселся, и парень положил свою голову мне на колени. Джерри легко хлопнул дверью и вновь сел за руль. Энни осталась в багажнике одна, и теперь смотрела в маленькое окошко и напряжённо буравила взглядом Айзека. Он посмотрел мне в глаза и попытался улыбнуться, но не смог. Пот лился с него ручьями, поэтому я достал небольшое полотенце из второй сумки, что оставалась здесь, рядом с Айзеком и постоянно заботливо вытирал ему лицо.
– Спасибо, – прохрипел он. – Мне уже легче.
Я вздрогнул – его голос стал ниже и угрожающе хрипел.
– Не за что, Айзек. Лежи, а лучше поспи, тебе станет легче.
– Надеюсь. Но я не хочу засыпать.
– Почему? – изумился я.
– А вдруг я больше никогда не проснусь?
– Проснёшься, – серьёзно парировал я. – Многие люди мечтают о вечном сне, но я тебе не дам уйти. Не сейчас. Мы ведь почти доехали.
– Будет обидно, если не доеду, – усмехнулся Айзек и прокашлялся. – В любом случае, я рад, что вы все были рядом со мной всё это время.
– Вот именно. Разве это не главное?
– Главное. Я не хочу умирать. Я ведь ещё ничего в своей жизни не видел.
– У тебя будет целая жизнь, чтобы увидеть всё. Я тебе помогу.
– Поедешь со мной?
– Без проблем, Айзек.
– Спасибо, – слабо сказал он. – Лучше увидеть всё перед тем, как умру. Детство у меня всё равно было не очень, да и остальная жизнь тоже красками не сияла.
– О чём ты?
– О том, что мне довелось пережить.
– Что произошло? – я был заинтересован, но в то же время напуган. Что такого могло произойти с этим милым с виду парнем за его короткую жизнь? Тяжелые вопросы начали заполнять мой разум, но я продолжал напряжённо смотреть на друга.
– Много чего. Отец с матерью постоянно пили, мной не занимались вовсе. Знаешь, уже тогда, – он на мгновение замолчал, словно умер, но затем в его взгляде вновь заблестела искра жизни, и его глаза устремились на меня, – уже тогда, лет в семь я жил сам по себе. Даром, что не спился, как они или не умер.
– И что ты делал один?
– Ничего особенного. Чаще всего просто сам заботился о себе. Ходил гулять, готовил поесть и того, что было в холодильнике, убирался – сплошные бытовые муки.
Айзек на пару минут замолчал, смотря в слегка грязное за окно, за которым плыл однообразный пейзаж, превращающийся в сплошное смешение цветов, света и тени. Я и не заметил, как мы вновь тронулись с места.
– Всё это время, – вдруг встрепенулся парень, – я жил так отстранённо. Я был не Айзек, а кто-то совершенно другой. Я начал понимать это где-то в пятнадцать, потому что так и не смог ответить себе на вопрос «кто я такой». И с каждым днём... я всё больше чувствую, что перестаю быть собой. Так странно терять себя, словно кто-то душу забирает по крупицам.
– Я иногда чувствую то же самое, – только и смог ответить я. – Не переживай, ты с нами, всё хорошо, и себя ты не потеряешь. Это сложно, сложнее, чем ты думаешь.
– Тогда как это происходит?
– Долго и мучительно. Годы могут уйти на то, чтобы стать таким же, как и все, как серая масса, которая нас окружает. Совсем безликим. Вряд ли ты станешь совсем безликим. Ты же всё-таки человек, и ты тоже чувствуешь, у тебя есть цели и убеждения. Пока ты можешь делать то, что тебе нравится, пока не перестанешь думать и сопротивляться, ты не исчезнешь, это я тебе гарантирую, – я на пару мгновений замолчал, понимая, что эта беседа может завести нас обоих в ещё большее отчаяние. – Хотя я не могу сказать о себе, что «я» всё ещё есть. Это стирание незаметно.
– Не хочу становиться, как все. Это худшее, что может произойти.
– Не думай об этом. Сейчас всё хорошо, – ответил я и положил руку на его лоб. Он был горячий, словно раскалённая сковорода. Я ещё раз вытер испарину полотенцем. – Спи. Когда проснёшься, то мы уже будем на месте.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Айзек закрыл глаза, его дыхание стало чуть ровнее, тело перестало дрожать, и мышцы словно обмякли и стали вязкими, обессилено упав.
Так мы и ехали вдаль. Навстречу чему-то новому и неизвестному.