Чего хочет Бог

Глава IV

Только наутро я начал проводить аналогии реальной картины вещей с тем, что было показано в книге. Тонкая нить взаимосвязей ловко пронизывала и накрепко связывала то, о чём мы читали вчера и то, что было затеряно во тьме времени. Постепенно я понимал, что всё это неспроста, что книга как-то определённо связана с смертью наших друзей. Особенно сильно книга нравилась Майку – он всегда был особенным, его любимым эпизодом была прогулка Эмилии и Карла по пляжу, но нравилась она ему не потому, что был романтиком и мечтал найти такую же ненавязчиво пришедшую в жизнь любовь и дружбу, нет, ему нравилось лишь то, что они по собственной невнимательности затерялись на огромном острове, оставив своих товарищей далеко-далеко. Джейк, Аманда, Чарли тоже любили её, но потому что там была сильная дружба, так сильно похожая на то, что было между всеми нами. Не сильно симпатизировала эта книгу лишь Уильяму – он отзывался о ней не очень лестно ввиду абсурдности происходящего на острове. Он вечно ворчал: «Ну не может быть такого! Просто какая-то чушь!» Однако стоило кому-то из нас начать читать, как он тут же начинал внимательно слушать, и в его глазах виднелся огонёк интереса.
Нас было семеро в реальности, их было столько же в книге. И вот только с восходом солнца я понял, что их умертвили абсолютно одинаковым способом. Их повесили, вздёрнули высоко над землёй непонятно зачем, а их стеклянные глаза смотрели на нас и пронизывали насквозь. И точно так же две петли оставались пусты. Это определённо было спланировано, это было убийство, но кто мог его совершить? Только безумец, не меньше.
Я сидел на ступеньках крыльца и смотрел на пустынную дорогу и небольшой сквер, находящийся прямо перед моим домом. Внутрь я ещё не заходил – мне совсем не хотелось идти туда, вновь в эту клоаку, наполненную смрадом безразличия и апатии. Здесь было гораздо лучше: ветер приносил с моря солёную тяжесть, откуда-то тянуло свежесваренным кофе и тостами, на верхних этажах дома копошились люди, спеша собраться на работу. И только я был недвижим словно статуя – лишь лёгкие порывы утреннего бриза колыхали мои неаккуратно уложенные волосы и воротник куртки чёрного цвета.
Я проводил Энни до дома, когда уже светало: солнце только начинало подавать признаки жизни, окрашивая пока ещё бесконечно чёрный небосвод в цвет крови, а затем и в более яркие цвета. На востоке словно стена стояло буйство красок, от чёрного до ярко-рубинового, от желтого до апельсинового. Облака на небе налились бледно-розовой краской и очень медленно, словно нехотя, улетали на запад, всё дальше в черноту. Она посмотрела на меня и усмехнулась:
– Тяжелый сегодня был день. Надо было просто в парке остаться.
– Нет, почему же? – ответил я, смотря на огромный шар и у линии горизонта. – По крайней мере мы много сделали для себя и города.
– Если бы поймали преступника, то тогда бы помогли, а то мы просто указали пальцем на труп и ушли, ничего особенного.
– У нас ещё будет возможность проявить себя, – сказал я. – Главное не умереть раньше времени.
– Кто знает, какие у судьбы планы на нас, – только лишь вздохнула Энни и, пожав плечами, на прощание легко обняла меня и зашла в большую обшарпанную дверь, оставив меня наедине с собственными мыслями.
Я шёл домой не самым коротким путём. Мне нравилось встречать рассвет в одиночестве, среди бетонных коробок, которые нас всех однажды похоронят, раздавят, оставят от наших тел лишь кровавые пятна. Пробираясь через тихие подворотни, огибая опрокинутые мусорные контейнеры, перешагивая через маленькие трупики крыс, пугая дворовых котов, прыгавших по водосточным трубам и внешним балконам, я думал о том, как пройдёт ещё один бесславный день моей никчемной жизни. Меж зубов у меня тлела сигарета со вкусом ментола, дым растворялся в вышине, превращаясь в часть неба, под которым мы все ходили. Тяжелый дым душил мои лёгкие, и я изредка прокашливался, оглушая улицы своих хриплым заливистым кашлем.
Но пока я шёл, то постепенно начинал чувствовать, что за мной кто-то упорно следил. Стоило мне обернуться, как тень в каком-нибудь углу исчезала, но как только я отворачивался, то начинал чувствовать на себе колющий пристальный взгляд незнакомца. Я вдруг остановился и осмотрелся более внимательно. Никого, абсолютная пустота и холодный ветер, гуляющий меж мусора и смерти, и никаких признаков жизни, кроме моей собственной. Стояла гробовая тишина, но я более не стал обращать на это внимание, списывая всё на усталость, ведь мы провели с Энни на одной из крыш практически всю ночь и лишь когда еле заметные багровые лучи прорезали тёмное полотно, мы решили уйти.
И вот я сидел на крыльце своего дома, и вроде как чувство мнимой безопасности должно было прийти в мою голову, но странный трепет в сердце не покидал меня – мне всё ещё казалось, что тени из-за углов подворотен пристально смотрели прямо в душу. Мне было слегка некомфортно, но делать из этого трагедию не стал: всё-таки я был уже относительно взрослым снаружи. Через несколько часов мне нужно идти на работу в одно из немногих заведений, где принимали без высшего образования и вообще без какого-либо образования. Маленькое бистро прямо под одной из веток высоких магистралей, по которым денно и нощно неслись машины, сверкая фарами и разрывая мёртвую тишину грохотом своих двигателей. Я обыкновенно приходил туда утром уходил только под вечер, когда тьма уже сгущалась над городом и свинцовые тучи вновь накрывали своим куполом небосвод. Так должно было случиться и сегодня. Бесконечный водоворот однообразия, серый поток жизни – вот как можно описать то, как я жил в то время. Никаких проблесков надежды, никакого интереса к жизни, лишь серая рутина и смертная скука.
Я встал с крыльца и почувствовал лёгкую боль в занемевшем теле. Немного встряхнулся, поправил куртку и пошёл в сторону магистралей, прямо навстречу солнцу и новому дню, в котором будет всё то же самое даже несмотря на то, что вчера было нечто из ряда вон выходящее.