Чего хочет Бог

Глава X

Утро было отвратительным. Я очнулся возле одного из смятых стальных контейнеров с наклейкой какой-то компании и множеством некрасивых, уродливых граффити. Сквозь огромные змеи магистралей на меня ниспадал бледный солнечный свет, пробиваясь сквозь полупрозрачную дымку облаков, преодолевая миллионы километров безвоздушного пространства. Было тихо, отчего-то машины в то утро не ездили по дороге надо мной, и город словно задышал чуточку свободнее. Казалось, и здания стали светлее, отбросив свой прежде мрачный жутковатый вид, и асфальт стал ровнее, дороги очистились от вечной грязи и налипшей желтоватой листвы, налипшей на землю. Откуда-то из центра слышался грохот машин, но был практически пустым звуком по сравнению с тем, что обыкновенно звучало на магистралях. По сравнению с темной ночью, здесь была благоговейная могильная тишь, которой я наслаждался, как и прежде, держась дрожащей грязной рукой за сальную голову. Перед глазами картинка немного расплывалась, краски терялись, становились то бледнее, то вновь ярче, почему-то все кружилось и мерцало. Но стоило мне предпринять попытку встать, как весь мир вновь поглотила тьма.
Но уже ненадолго. Стоило вновь открыть глаза, как я увидел прямо перед своим взглядом темную асфальтированную дорогу, а прямо на ней – алое пятно, медленные струйками растекавшееся повсюду, уходя в водостоки, в это скопище отвратных отходов, огрызков, еды, экскрементов, дохлых крыс, полумертвых отходов общества, социального дна и отшельников. Всё смешивалось в один сплошной ком мрака, в живую субстанцию, что медленно, но верно пожирала наш город, съедая первым делом водопроводные трубы, затем – фундаменты, а после уже – асфальт, сами здания, людей, машины, электрические фонари, что так спокойно сияют во тьме, освещая затерявшимся путникам дорогу; эти огни отражались в слегка пыльных окнах, оставляя город умирать, но уже со светом и грохотом машин на магистралях.
Вдруг что-то в моей голове щёлкнуло, и я вдруг самостоятельно поднялся и вновь облокотился на контейнер позади. Осмотрелся – Игмаса нигде не было. «Ушёл по делам, – сказал сам себе я, ни разу в это не веря, – Всё будет хорошо, Блейк». Трудно было поверить в эти слова, ведь после всего того, что случилось, я не мог сказать, что моя жизнь вновь начала восхождение к Олимпу гедонизма и вечного счастья. Даже наоборот – я катился в пропасть, цепляясь за влажную глину, грязь, дерьмо, за трупы погибших раньше меня, за друзей, за врагов и семью, которой лишился. Я чувствовал, как тьма дышала мне в затылок, как томно шептала мне: «Иди ко мне, это не больно», а я не верил, и отчаянно цеплялся за жизнь, пытаясь вырваться из цепких лап смерти. Я смотрел в бездну, а бездна смотрела на меня в ответ, и этот ужасный взгляд я никогда уже не забуду.
Я пошарил по карманам куртки и всё-таки смог нащупать в одном из них свой старый телефон. Он был почти разряжен, но заряда должно было хватать, чтобы сделать один единственный важный звонок.
Запищали кнопки, прогибаясь под моими холодными пальцами, на маленьком цветном экране показались цифры, которые я уже успел запомнить наизусть. «Девять-четыре-шесть, семь-три-пять», – шептал себе я, пытаясь посильнее вдавить залипающую кнопку «семь».
Длинные гудки. Много гудков, сливающихся в один сплошной гул. Я смахнул выступивший на лбу пот, оглядел руку – она была в крови. Похоже, ударился, когда во второй раз потерял сознание. Я вымыл её в ближайшей луже, что мутнела в паре сантиметров от моего уставшего тела.
– Да? – спросил давно знакомый мне голос. Я облегчённо улыбнулся и попытался что-то сказать, но вышло совсем невразумительно.
– Что-что, простите? – уже чуть настороженно спросил голос. – Кто вы?
– Э-это... это я, Энни, – с трудом выговорил я, чувствуя, как вновь подкашивались ноги и начинала кружится голова. – Блейк.
– Блейк? Что случилось? Где ты сейчас?
– Погоди секунду, – сказал я и отвернулся, прочищая желудок, в котором и так ничего не было уже целых два дня. Я вновь приложил трубку к уху. – Энни, мне нужна помощь.
– Где ты? Я вызову туда «скорую»!
– Не нужно, у меня все нормально.
– Тогда зачем ты позвонил?
– Ты одна дома?
– На несколько дней. Тебе нужно переночевать?
– Да, если можно, – почти прошептал я. – Когда вернутся родители?
– Не знаю. Сказали, что едут в соседний город, вроде как в Голдспрингс, хотят отдохнуть от рутины. Но время возвращения не сообщили.
– Это неважно. Важно, что у тебя есть место хотя бы на пару дней.
– Они уехали только вчера, так что время у тебя есть. Приходи.
– Уже иду. Буду... – сказал я и вдруг ещё раз прочистил желудок практически на себя – вовремя успел отвернуться, – Буду через полчаса, может, чуть больше.
– Буду ждать.
Я выдал лишь кроткое «угу».
– Будь осторожен. Я боюсь за тебя.
– Не волнуйся, Энни. Со мной всё в порядке. Скоро приду. До встречи.
– До встречи, – сказала она и практически тут же положила трубку. Послышались короткие душераздирающие гудки одиночества.
Кое-как встав на ноги, слегка шатаясь, видя мир всё ещё слегка размытым, я побрел в сторону городской дороги. Пройдя пару метров, обернулся и увидел алтарь. С фотографии на меня всё так же жизнерадостно глядели мои друзья, которых я любил и всё никак не мог позабыть то, что так быстро уничтожило меня изнутри, словно пуля, пронзившая сердце. Мне было так непривычно смотреть на них днём, при солнечном свете – в это время суток они выглядели как-то особенно безжизненно и серо. Фотография потихоньку выгорала, оставляя лишь самые темные силуэты, высветляя и без того светлые участки. Я развернулся и, опираясь на контейнер, добрел до алтаря и, сметя оттуда все свечи, взял фотографию и, сложив её вдвое, положил в куртку. Затем вновь развернулся и пошёл в сторону дома Энни. Я не знал, смогу ли пройти этот долгий путь, но отчего-то знал, что я усну навсегда не сегодня и даже не завтра. Когда-нибудь, когда солнце будет висеть над горизонтом, а рыжие облака будут плыть по бескрайнему небу маленького тихого городка, я умру, навсегда забывая обо всём, что меня здесь держало – друзья, развалившаяся семья, умирающий город, обрушивающийся у меня на глазах, смерть на каждом шагу, руки, по локоть испачканные в крови тех, кому я не хотел причинять зла.
Я шёл по утреннему городу и знал, что это не навсегда. Знал, что жар спадёт, что солнце скроется за тёмными облаками и посыпется крупный грязно-серый снег, люди уйдут в дома и будут пить мятный чай с шоколадными пряниками, а после встречать Новый год и Рождество, а я... я буду неизвестно где. Один лишь Бог мог бы мне сказать правду, если бы он мог говорить. Но, похоже, в новом мире Бог – немой.