Ultima ratio

Глава 22. Квиддич и решения

«Ауч!»

Гермиона сердито уставилась на свою ногу. Было больно, и из-за этого девушка находилась в плохом настроении. Или она пыталась себя в этом убедить. Ведь помимо больной ноги у нее не было причин испытывать такой гнев?

Гриффиндорка потянулась за палочкой, лежащей на краю раковины, и взмахнула ей над бедром. Повязка мгновенно исчезла. На коже до сих пор отчетливо виднелся большой порез, покрывшийся коркой из темно-красной крови. Но выглядел он уже неплохо, учитывая, что Гермиона получила его всего лишь два дня назад. Видимо, зелье мадам Дюлан оказалось эффективным, и скоро она поправится. С очередным взмахом палочки вокруг ее ноги обмотались новые бинты.

Гермиона вышла из ванной и увидела, что соседки все еще крутились в спальне, готовясь отправиться в Большой Зал, а оттуда на поле для квиддича, ведь сегодня же «важный» матч Гриффиндора со Слизерином. Школьное соперничество между этими двумя факультетами за полвека не претерпело никаких изменений, поэтому игра обещала быть очень напряженной. Но девушка не могла разделить энтузиазма своих соседок и просто наблюдала, как те приготавливают всевозможную атрибутику: Люсия вытаскивала из чемодана красно-золотой шарф, а Диана накладывала чары на ярко-красный значок, чтобы он выкрикивал: «Кубок Львам!». Разумеется, Гермиона любила свой факультет, но школьный дух уже давно покинул ее, еще с тех пор, как она оставила Хогвартс и вступила в войну.

– Вот ты где, Гермиона! – воскликнула Люсия, заметив ее возле двери в ванную. – Мы уже давно ждем тебя.

«Как мило с вашей стороны!» – подумала гриффиндорка, почувствовав растущее раздражение.

Люсия подошла к ней и закинула ей руку на плечо в дружеском жесте, но прямо сейчас Гермиона не смогла этого оценить.

– Должно быть, для тебя это очень трудно, – произнесла она прискорбным голосом, хотя в ее глазах плясали веселые огоньки.

– О чем ты? – растерянно спросила Гермиона.

Роза глупо захихикала, и гриффиндорка повернулась к ней.

– Так за какую команду ты будешь болеть? – между смешками поинтересовалась Роза. – Марк играет за Гриффиндор. Но Риддл – слизеринец.

– Слизерин. Болей за Слизерин, – посоветовала Виола своим обычным грубоватым тоном и схватила черную школьную мантию, лежащую на кровати. – Риддлу не понравится, если ты будешь болеть за Марка.

Гермиона нахмурилась.

– Мы будем поддерживать тебя в попытке завоевать Риддла, – отпустив ее, серьезно сказала Люсия.

– Вот здорово, спасибо, – с сарказмом ответила Гермиона.

Девушки начали раздражать ее уже с утра. Их слова звучали так, будто она хотела понравиться Тому.

«Ну, тебе же он нравится, и было бы замечательно, если бы он...» – отозвался внутренний голос, но Гермиона тут же заставила его замолчать и направилась к выходу.

Несмотря на ее враждебный настрой, девушки все равно пошли за ней и продолжали болтать о Томе. Гермиона стиснула челюсти и старалась перестать их слушать, но при первой же попытке ее мысли понеслись вскачь. И каково было ее раздражение, когда они вернулись ко вчерашнему ужину! Она до сих пор видела перед глазами, как слизеринка прижимается к Тому, при этом соблазнительно шепча ему на ухо. Николлс – его бывшая девушка! И какого черта она вертится возле него?

Гермиона прошла через общую гостиную и, подойдя к портрету, так сильно его толкнула, что Полная Дама пронзительно вскрикнула. Но девушка проигнорировала гневные выкрики в свой адрес и продолжила путь в Большой Зал. Соседки по-прежнему шли за ней по пятам, и Гермионе очень захотелось их проклясть. Особенно потому, что они уже стали посмеиваться над ее поведением, уловив в нем скрытый подтекст. Ей все же удалось подавить в себе желание бросить в них темным проклятьем, хотя от этого ее яростные мысли возвратились к Тому и Николлс.

Честно говоря, Гермиона испытала шок, увидев слизеринку так близко к Тому. Девушка мило беседовала с ним, держала его за руку и шептала ему на ухо сладкие слова. Хотя гриффиндорка и не знала, были ли эти слова сладкие, но сейчас она в этом не сомневалась. И это окончательно взбесило ее. С чего она вдруг в такой ярости? Почему ей не все равно? Но ее кровь продолжала гневно кипеть, а магия неистово бушевать, когда она думала о Николлс. Совершенно очевидно, что Гермионе не плевать! Хотя ее разум еще не был готов признать причину.

Когда она появилась в Хогвартсе, то частенько слышала всякие рассказы о Томе. Он пользовался популярностью среди студенток. У него даже был своеобразный фан-клуб. Так чего же она ожидала? Что он внезапно перестанет замечать других девушек? Зачем ему это? Гермиона продолжала размышлять, спускаясь по движущимся лестницам.

Но ее больше мучил другой вопрос: почему она желает, чтобы Том перестал замечать остальных девушек? Глубоко внутри она прекрасно понимала, почему хочет, чтобы Николлс держалась подальше от Тома, но признаться в этом самой себе она пока не могла.

Проблема заключалась в том, что Гермиона перестала ненавидеть Тома. И отсутствие ненависти медленно переросло в нечто вроде привязанности. Ее чувства изменялись постепенно, и после рождественских каникул он начал нравиться девушке. И признать это было очень трудно, ведь ей слишком хорошо известно, кто он на самом деле. Но в ее мыслях и сознании Том Риддл давно перестал быть Лордом Волдемортом. Теперь он стал просто Томом. И она его больше не боялась. Ей нравилось разговаривать с ним; нравилось, как он обнимал и целовал ее. Но несмотря на это, чувство вины не покидало Гермиону ни на секунду. Как ей может быть так хорошо с Томом? Если бы ее друзья были живы и увидели ее сейчас, они бы испытали лишь отвращение. Не говоря уже о возможности временной катастрофы, к которой может привести ее полнейшая эгоистичность и безалаберность. Но вина не смогла изменить ее чувств. Она не мешала ей целовать Тома. И вдруг ни с того ни с сего появилась Николлс, и теперь Гермионе приходится смотреть правде в глаза. Прятать истину глубоко в душе и дальше уже невозможно. Ей нравится Том. Даже очень. И, может, уже настало время быть честной перед собой. Разве есть смысл и дальше это отрицать? В его присутствии у нее перехватывало дыхание и голова шла кругом, заставляя совершать опрометчивые поступки, например, как вчера в библиотеке. Это уже не глупое увлечение. Гермиона распознала признаки.

Она влюбилась в Тома.

«Как глубокомысленно», – иронично подумала девушка.

Тем не менее, факт остается фактом – она хотела, чтобы Том был с ней и только с ней. Хоть это и неправильно, но ей было все равно.

Гермиона глубоко вздохнула, а соседки тут же начали комментировать ее странное поведение, но их дурацкие объяснения не достигли ее ушей. Она полностью абстрагировалась от их болтовни. Ей наконец-то удалось признаться себе в своей нелепой влюбленности, но теперь она стала задаваться вопросом о чувствах Тома. Гермиона шла по коридору, ведущему в Большой Зал, и в ее голове крутились тревожные мысли. Может, Том все-таки просто играет с ней? Но стоило ей подумать об этом, как внутри все оборвалось.

Почему она вообще должна ему нравиться? Она не такая красивая, как Николлс, и ведет себя не подобающе для девушки этого десятилетия. Она не послушная и не любит притворяться бедной овечкой. Даже если не учитывать внешность и характер, то остается внутренний мир, который разломан на миллиарды кусочков, а значит, его просто нет. Война изранила ее сущность, ее душу, оставив лишь искалеченный и оскверненный отголосок прежней Гермионы. Девушка это прекрасно понимала, но изменить уже не могла. И как в таком случае ее можно полюбить?

Гриффиндорка запустила руку в свои густые кудри, и Роза тут же сделала ей замечание, что Гермионе никогда не соблазнить Тома, если ее волосы будут похожи на мочалку.

Если бы все было так просто... Сейчас ее прическа – это самая последняя проблема. Внутри девушки пряталась израненная душа, и никто из этого периода времени не знал о печали, беспощадно рвущей ее на куски. Никто, кроме Тома. Он видел эти проблески. А поддерживать притворство рядом с ним Гермиона уже не могла. Том единственный, кто видел ее боль, и лишь он мог ее успокоить.

И теперь, когда она разобралась в своих запутанных чувствах и волновалась из-за того, что к ней испытывает Том, как ей нужно действовать дальше?

Может, просто плюнуть на все и игнорировать это? Ведь когда-нибудь чувства пройдут, разве нет?

Они уже подошли ко входу в Большой Зал, и Гермиона очень неохотно зашла внутрь. Сейчас ей хотелось побыть одной, чтобы все хорошенько обдумать. Однако как только она вошла в зал, то заметила, что для субботнего утра он слишком переполнен. И объяснение этому только одно – важный матч. Гриффиндорцы и слизеринцы уже бросали друг другу неприязненные взгляды, а некоторые даже шипели оскорбления в адрес своих соперников. При виде этого на лице Гермионы появилась легкая улыбка. Все же кое-что остается неизменным. Ей даже стало немного жаль оставшиеся факультеты, чьи переполненные столы находились между ними.

Гермиона направилась вперед, и ее взгляд невольно пронесся по слизеринцам, очень быстро остановившись на Томе. Он сидел на своем обычном месте и глядел на нее. Девушка сделала дрожащий вдох, увидев его мягкую улыбку, адресованную ей.

Что же ей с ним делать?

Ее взгляд оторвался от него и облетел близлежащие места в поисках Николлс. И отметив, что девушка сидит не рядом, а напротив Тома, сердце Гермионы пропустило несколько ударов, и она гневно прищурилась, уставившись на слизеринку. Девушка беспечно завтракала, и при этом выглядела невероятно красиво, сверкая своими блестящими волосами. Так значит, Тому нравятся такие девушки, как она? Иначе он бы с ней не встречался, так ведь? Гермиона сжала руки в кулаки и вернула взгляд к Тому, который продолжал смотреть на нее с совершенно невинным видом.

Неужели он просто играет с ней?

Она отвернулась от него, не зная, что ей делать со своими кипящими эмоциями. После смерти всех ее друзей гриффиндорка перестала что-либо испытывать. А сейчас на нее нахлынул калейдоскоп разных чувств, и она не знала, как с ними бороться.

Девушка продолжила идти к своему столу, заметив там своих друзей. Лонгботтом и Уизли оживленно беседовали с другими гриффиндорцами, а Люпин сидел рядом и не обращал на них никакого внимания. Не нужно быть гением, чтобы понять, о чем шла речь. О квиддиче, конечно же. Гермиона подошла к Амарусу и села рядом с ним.

– Доброе утро, – поздоровалась она.

Люпин поднял голову и улыбнулся при виде подруги.

– Доброе утро, – ответил он и, наклонившись к ней, сказал: – Наконец-то пришел еще один здравомыслящий человек.

Гермиона усмехнулась.

– Квиддич? – спросила она, жестом показывая на ребят.

В ответ Люпин вздохнул.

– ...Да! А потом мы просто РАЗОБЬЕМ ИХ! – Гермиона услышала возглас Лонгботтома, за которым последовали одобрительные крики других гриффиндорцев.

– О, привет, Гермиона. – Марк наконец-то заметил ее, и на его лице расплылась большая ухмылка. – Ты увидишь лучший матч в истории, – с энтузиазмом пообещал он.

– Не сомневаюсь, – весело отозвалась Гермиона.