Ultima ratio

Глава 33. Планы изменились.

На следующее утро Гермиона проснулась с пронзительной головной болью. Ее тошнило и отягощала странная усталость. Она перевернулась на другой бок и тихо застонала от боли. Плечо и щека все так же болели. Боль пронзила, как и осознание того, что вчера Том оставил ее. Он и правда бросил ее. Она видела это в его глазах. Теперь он презирает ее. Девушка не хотела вспоминать то ужасное отвращение в его глазах, проскальзывающее каждый раз, когда он смотрел на нее. Ей казалось, что она скоро утонет в ненависти, которую он к ней испытывает. Увидев это слишком знакомое чувство, Гермиона поняла, что Том никогда к ней не вернется. Именно эта ненависть преследовала ее последние два года. Теперь Он вернулся.

Гермиона осторожно села на кровати и потерла ноющее плечо. Потом встала и побрела в ванную. Она едва успела сделать шаг, как восторженное: "Доброе утро, Гермиона!» — бросили в ее сторону.

Девушка несколько раз моргнула и чуть не застонала от разочарования, обнаружив Люсию и Розу, сидящих на кровати и с любопытством разглядывающих ее. Гермиона просто смотрела в ответ на, казалось, крайне возбужденных соседок. Что им теперь надо?

Словно услышав ее мысли, Роуз почти проскулила пронзительным голосом:
— Мы слышали про тебя и Риддла. Так грустно!

Тут Люсия вздохнула, хотя этот жест мимолетной жалости не скрывал любопытства, сверкнувшего в ее глазах.

— Что случилось? — продолжила Роза, любопытство так и сочилось из ее слов.

Гермиона почувствовала болезненный укол в животе, но решила не обращать на него внимания. Вместо этого она сухо ответила, не желая дальше что-либо обсуждать с этими двумя девушками:
— Мы расстались.

— Да, мы это уже слышали — вставила Люсия, прежде чем вопросительно посмотрела на Гермиону. Однако, похоже, вежливость — не самая главная черта характера девушки, поэтому она спросила дальше: — Так кто это был?

Гермиона уже попыталась ускользнуть от них в ванную, но сейчас резко обернулась и смущенно нахмурилась.
— О ком вы?

Люсия начала бестолково хихикать, не в силах продолжать разговор. У Розы, очевидно, не было проблем с тем, чтобы продолжить втирать соль в раны Гермионы.
— Что ж, — сказала девушка, и глаза ее возбужденно заблестели. — Риддл порвал с тобой, потому что ты ему изменила. Так с кем же? Это должно быть, кто-то действительно неотразимый, раз ты променяла Риддла на него. Это же не Марк, так?

Обе девочки с любопытством посмотрели на нее, готовые впитать любую информацию, которую даст Гермиона. Девушку, однако, затошнило. Она смотрела на своих соседок широко раскрытыми глазами, просто не веря своим ушам. Прошло так мало времени, и уже снова кто-то распустил о ней слух. Гермиона почувствовала, как в ней закипает гнев, стоило только снова посмотреть на своих соседок. Может, ей стоит просто вытащить палочку и наложить на них заглушающие чары. Навсегда. Что они ожидают? Что она будет обсуждать с ними свои разрушенные отношения? «Еще бы!», — в ярости подумала Гермиона. Не говоря ни слова, она повернулась на месте, ушла в ванную и оставила этих двух сплетниц сидеть одних. Заперла за собой дверь, на всякий случай. Горячий гнев все еще пылал внутри. Так вот какой ее видели другие студенты? Сначала «Грязнокровкой», а теперь шлюхой?

В припадке гнева Гермиона пнула корзину с бельем. Корзина пролетела через ванную и ударилась о противоположную стену, разбросав грязные полотенца по всему полу. Девушка тяжело дышала, гнев неистово нагнетался. Почему именно о ней всегда ходят такие слухи? Ее жизнь и без того тяжелая, чтобы всяким идиотам разрушить ее еще больше. Глаза Гермионы остановились на хаосе, который она создала, и тихо вздохнула. Гнев покинул ее так же быстро, как и охватил. Она вытащила палочку и устало махнула ею в сторону беспорядка. Белье взмыло к своему месту рядом с душевой кабиной, и все полотенца полетели обратно в корзину. «Не стоит злиться из-за такой глупости», — подумала Гермиона, покачав головой. Не в первый раз она становилась жертвой глупых слухов. Хотя ей стало интересно, кто же придумал эту ложь. «Может, Николлс? Или...», — она не решалась продолжить свою мысль, — Том? Нет, не может быть!» С другой стороны, знала ли она Тома на самом деле? Два дня назад она бы согласилась. Но теперь...

«Если вспомнить о будущем, я знаю его даже слишком хорошо», — с горечью подумала она.

Как только эта мысль мелькнула голове, Гермиона почувствовала, что ее затягивает в воспоминания. Ее руки начали сильно дрожать. Сжав их в кулаки, зажмурилась. Ей не хотела, чтобы мысли шли в столь опасном направлении. Всякий раз, когда она думала о своем времени, что-то темное пробуждалось внутри. Что-то, что она пыталась подавить. Теперь темнота и болезненное отчаяние, казалось, были на грани прорыва. Скорбь и горе надолго оставили ее в покое. Гермиона не хотела снова утопить в этих эмоциях. Она так сильно надеялась, что они покинули ее навсегда. А сейчас, похоже, они хотели отомстить ей.

Как она может отрицать, что он вернулся? Это ведь так очевидно: Он настиг ее и в новой жизни. Воспоминания и сны решили вернуться снова. Они терзали ее разум и само ее существо, не давая забыть, что они все еще здесь и они никогда на самом деле не исчезали.

Гермиона раздраженно зашипела. Затем попыталась отогнать эти мысли. В конце концов, она знала, как контролировать свой разум. Она превосходно владела окклюменцией. Это не должно быть сложно. Итак, девушка начала перебирать свои воспоминания. Воспоминания, которые так мучили ее, должны быть спрятаны где-то глубоко внутри. Она должна сама спрятать их подальше, никогда не думать о них снова. Однако Гермиона почему-то не могла достичь того безэмоционального состояния ума, которое было необходимо для занятий окклюменцией. Поэтому, что бы ни делала, на заднем плане оставалась ноющая боль. Гермиона быстро умылась, оделась и снова вышла из ванной. Девушки все так же сидели на кровати, явно поджидая ее. Гермиона не обратила на них внимания и молча вышла из спальни.

Стоило ей войти в Большой зал, как на нее обратились вполне ожидаемые взгляды. Некоторые из студентов старались смотреть незаметно, в то время как другие совсем не стеснялись. Гермиона подошла к столу, чувствуя себя совершенно беззащитной. Проходя мимо слизеринского стола, девушка даже не посмотрела в их сторону, но услышала, как они шипят за спиной. Она постаралась не обращать на это внимания и изобразила на лице бесстрастную маску. Гермиона ни за что не позволит им увидеть, как сильно они ее обидели. Добравшись, наконец, до стола своего факультета, она опустилась на лавочку рядом с подругами, радуясь, что наконец-то не в центре внимания.

— Доброе утро, — дружелюбно приветствовал ее Люпин.

— Доброе, — прошептала в ответ Гермиона.

Она подняла глаза и увидела, что Люпин ободряюще улыбается ей, а Лонгботтом и Уизли свирепо смотрят на других учеников вокруг, буквально провоцируя их сказать что-нибудь оскорбительное в сторону Гермионы. Девушка вдруг почувствовала огромную благодарность за то, что нашла таких друзей. Она заметила Стеллу Лавгуд, сидящую рядом с Люпином. Стелла смотрела на Гермиону большими мечтательными глазами. Странно, но ее пристальный взгляд совсем не обеспокоил Гермиону, хотя девушка довольно придирчиво ее рассматривала.

— Я не знала, что ты Магглорожденная, — наконец сказала Стелла, улыбаясь Гермионе.

— Н... нет. Наверное, нет, — неуверенно пробормотала Гермиона. — Никто не знал.

Улыбка на лице девочки даже расширилась, затем Стелла с упоением затараторила:
— Но это же замечательно, нет? Подумать только обо всех тех маггловских способах, которыми ты могла пользоваться для списывания во время тестов на уроках.

Люпин только приподнял бровь, глядя на свою девушку.
— И что же это за особенные способы? — скептически спросил он.

Мечтательные глаза Стеллы остановились на нем, и Люпин слегка покраснел.

— Понятия не имею, — радостно ответила девочка. — Но мне не нужно знать, не так ли? Для этого и существует Гермиона.

Гермиона в замешательстве уставилась на девочку. Странно, но, несмотря на депрессию, девушке хотелось захихикать.

Стелла схватила Гермиону за руку и, взглянув на нее с тревогой в глазах, спросила:
— Ты же меня научишь?

— Ну-ну, — весело сказал Люпин, пытаясь оттащить свою подружку от Гермионы. — Слишком рано для твоих безумных планов. Пусть Гермиона сначала позавтракает.

Лонгботтом понял намек и воскликнул, поворачиваясь к Гермионе:
— Вот, возьми эти колбаски. Они действительно хороши.

Затем он заботливо начал наполнять ее тарелку.

— Спасибо, — тихо сказала Гермиона.

Она была не голодна, но ей нужно что-нибудь поесть. Вчера она не съела ни кусочка.

— Итак, Гермиона, — небрежно произнес Уизли. — Хочешь сегодня пойти с нами в Хогсмид?

Девушка посмотрела на него. Она не знала, что в эти выходные отпускают в Хогсмид.

— Не знаю, — ответила она. — Я немного не в настроении для прогулок.

— О, Гермиона. Ты должна пойти с нами, — сказал Лонгботтом. — Тебе необходимо отдохнуть от всех этих идиотов вокруг. — Тут же он прищурился и посмотрел на других студентов.

Гермиона тихо рассмеялась.
— Ну, может быть. Я подумаю.

Лонгботтом улыбнулся ей. Потом девушка начала есть, просто слушая разговор друзей. Она так рада, что они любят ее и заботятся о ней, не смотря ни на что. Она почувствовала себя немного лучше.

– ...Я должен как-то убедить их не брать с собой тетю Генриетту, — сказал Уизли, все еще запихивая яйца в рот. — Ты же знаешь, она изменилась с тех пор, как моя сестра сожгла рождественскую елку и парик старой тетушки. — Он коротко покачал головой, потом пожал плечами и спросил. — А твои родители будут?

— Конечно, — сказал Лонгботтом, наполняя стакан тыквенным соком.

— Мама придет, — задумчиво сказал Люпин. — Я еще точно не знаю об отце. Не уверен, что он сможет отпроситься с работы.

«День Родителей», — отметила про себя Гермиона, вяло тыча вилкой в помидор. Она совсем забыла об этом. Родители студентов приедут навестить своих детей в эти выходные. Гермиона не ждала этого дня. Это будет очень удручающе. На самом деле, они с Томом хотели провести этот день подальше отсюда. Стоило вспомнить это Гермионе, как ее сердце болезненно сжалось. Они планировали трансгрессировать и насладиться выходным днем. Из-за шума, который подняли бы родители, никто бы их не хватился. Теперь, однако, Гермиона подумывала о том, чтобы провести этот день, спрятавшись в библиотеке за горой книг. Или, может быть, пойти гулять в Запретный лес, подальше от замка. Вскоре она подумала, что Арагог уже, должно быть, обзавелся семьей.

Погруженная в мысли, она не заметила, как взгляд скользнул по Большому Залу, пока не упал именно на тот стол, который она старалась не замечать. Гермиона внезапно очнулась, заметив, что ее взгляд упал на Тома. Он сидел на своем обычном месте, такой же неотразимый, как всегда. Гермиона напряглась, увидев, что он смотрит на нее. Его серые глаза медленно блуждали по ее телу, пока не остановились на глазах. Дыхание Гермионы прервалось, но она не могла отвести взгляд. Когда она посмотрела в эти невероятно серые глаза, ее снова поразило отвращение, горящее в них. Том холодно смотрел на нее, но его лицо ничего не выражало, кроме ужасного презрения, которое так же излучали его глаза, пока он неотрывно смотрел на нее. Гермиона не могла вдохнуть, снова столкнувшись с его отвращением. Она чувствовала себя грязной и униженной каждый раз, когда он так смотрел на нее. А затем Том просто отвернулся от нее, как будто не хотел больше терять на нее время.

Гермиона продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами, тяжело дыша. Настало время, и ей пришлось признать, что ее навыков окклюменции не хватает. Она чувствовала, как ужасная боль и тьма, которую она изгнала из своего сознания, медленно прорываются назад. Стало больно. Ее мысли больше не были под контролем. Они метались внутри не разума. Барьеры окклюменции все еще защищали разум от внешних сил, но в этих стенах бушевал хаос. Она полностью потеряла контроль. Воспоминания, которые она так старалась похоронить навсегда, снова нахлынули. Раньше они все время были на грани, но теперь кипели и текли сквозь ее разум, пока не вытеснили всё остальное.

У Гермионы перехватило дыхание, и ей стало действительно очень плохо. Голову пронзило болью, когда образы пронеслись в мыслях. Она провела дрожащей рукой по волосам. Холодный пот выступил на лбу, когда на нее нахлынули воспоминания. Девушка не хотела снова видеть эти ужасные картины. Почему они не оставят ее в покое? Так много крови, смерти, боли и, о, этой ужасной тьмы. Они снова охватили ее. Пытаясь стащить ее вниз. Стали невыносимо болеть старые раны, когда печаль и горе вновь охватили всю её.

Гермиона словно в бреду поднялась со стула. Она не могла больше оставаться здесь, в Большом зале. Она почти выбежала оттуда и, как только вышла из него, побежала во всю прыть. Она не останавливалась, пока не достигла самой высокой точки Хогвартса. Выйдя на платформу Астрономической башни, проверила, чтобы там никого не было. Сумка Гермионы выпала из безвольных пальцев, когда она вышла на платформу. Сделав несколько шагов, подошла к ограждению. Руки Гермионы крепко сжимали каменную балюстраду, взгляд блуждал по пейзажу далеко впереди. Слабое солнце только вставало, так что территория Хогвартса и Запретный лес позади все еще погружены в темноту. Деревья отбрасывали длинные тени, и густые клубы тумана поднимались от верхушек деревьев, еще больше скрывая вид. Гермиона похолодела, когда порыв ледяного ветра продул за ее мантию. Уже наступила весна, но здесь, в Шотландии, по утрам все еще довольно холодно. Она глубоко вздохнула. Голова неумолимо болела, и она сильно прикусила внутреннюю сторону щеки.

Как бы девушка ни пыталась подавить их, ужасные воспоминания не покидали ее. Каждый раз, закрывая глаза, она видела их. Она видела, как ее друзья сражаются, страдают...

...И умирают.

Столько боли. И она, бессильная перед ней.

Это была ее жизнь.

Теперь воспоминания о той жизни вернулись. Образы потерь и горя начали заполнять всю её. Она очень хорошо знала, что такое трагедия. С тех пор, как началась война и постепенно все разрушила, с тех пор, как она увидела все эти невообразимые вещи, горе и печаль были ее незаменимыми спутниками. Как и тупая боль на заднем плане, они ни не оставляли её.

Теперь они вернулись.

Глядя на расстилавшийся перед ней пейзаж, дыхание стало прерывистым. Ее руки на перилах задрожали, и она почувствовала, как из глаз потекли слезы. Она сердито вытерла их рукавом.

«Возьми себя в руки, Грейнджер! Нет повода для слез, верно?» А чего она ожидала? Гермиона в последний раз вытерла глаза, прежде чем снова их открыть. Холодный ветер обдувал ее лицо еще сильнее, ведь оно все еще было мокрым от слез. Гермиона угрюмо покачала головой.

«В этом нет ничего удивительного», — спокойно подумала она. Был лишь вопрос времени, когда произойдет нечто подобное. Все должно было закончиться рано или поздно. Ее иллюзия. Да, она жила иллюзией. Этот мираж заставил ее забыть, кто она такая. Откуда она явилась. И за что боролась. Эта внезапная мысль сопровождалась горячим гневом, ее магия начала бешено пульсировать в ней.

Как она могла допустить мысль, что счастье будет длиться вечно? Разве она не видела, не испытала на себе, что счастье никогда не длится долго? Она была так наивна! Наивно верила, что кто-то может спасти ее, заглушить боль, залечить раны. Наивно думала, что кто-то захочет ее спасти.

Грустный смешок сорвался с губ Гермионы. Это звучало странно даже для ее собственных ушей.

«Я должна была думать раньше!» Она была так одержима желанием избавиться от воспоминаний и избавиться от старой Гермионы, что даже не заметила, насколько бессмысленны были попытки. Бежать некуда. Девшка сжала руку в кулак, подняла его и ударила о каменные перила. Острая боль пронзила руку, но ей было все равно, она снова ударила перилам. Кожа на костяшках пальцев лопнула и Гермиона почувствовала, как горячая кровь успокаивающе потекла по руке.

«Как я могла быть такой глупой?», — подумала Гермиона, снова сердито ударив рукой по камню.

Никто не может ее спасти. Эти воспоминания, возможно, удастся заглушить на какое-то время, и это краткое онемение может заставит ее забыть, что они все еще там, но потом, спустя несколько мгновений, образы догонят ее, причиняя боль еще больше, чем раньше.

Прошлое вернулось. Она сломлена. Никто и ничто не могло ее вылечить.

Гермиона еще раз окинула взглядом территорию замка. Пронзительная боль, исходившая от руки, каким-то образом успокаивала. Капли крови, упавшие с руки, были, по крайней мере, доказательством того, что она все еще жива. Но эти глупые слезы все же предательски текли по щекам. Гермиона неохотно отвела взгляд от дикой природы перед собой и повернулась лицом к двери, ведущей внутрь замка. Она дернула запястьем, и палочка приземлилась в ее ладонь. Затем она взяла ее в левую руку и наложила исцеляющее заклинание на раненую правую. Теперь единственным напоминанием о приступе гнева была кровь, все еще покрывающая кожу. Она убрала палочку, подошла к двери, по пути хватая сумку.

Горе и печаль снова исчезли с ее лица. Она знала, что сейчас оно холодное, бесстрастное, слезы — единственный остаток ее боли. Но они высохнут, и ничего не останется. Боль, хотя и стерта с лица, но продолжала бушевать внутри нее, сопровождаемая оглушительными воспоминаниями. Гермиона больше не пыталась их подавлять. Наконец, она готова принять то, чем является ее боль: частью ее самой. Побег не сработает. Она будет бороться и сейчас. Возможно, прежняя жизнь была полна страданий и потерь, но это то единственное, что у нее есть. Легкий выход может оказаться фальшивым. Пришло время снова стать сильной. Девушка не может отрицать, что поведение Тома разрушило что-то внутри нее. Но она была сломлена еще до того, как попала сюда, но теперь ее сломали еще больше. Нет ничего, с чем она не может справиться. Гермиона знала, что делать, потому что делала это и раньше, после смерти родителей, после смерти друзей и после того, как война постепенно разрушила все. Теперь ее положение снова кажется безнадежным. Да, она потеряна, одинока и сломлена.

«Но я все еще здесь!» Она все еще может бороться. Ее иллюзия счастливой жизни закончилась, поэтому она снова станет холодным, решительным воином.

Гермиона спустилась по лестнице, ведущей из Астрономической башни, и вошла в коридор, направляясь в гриффиндорскую гостиную. В конце концов, у нее там кое-что важное. Кое-что, к чему она слишком долго не прикасалась. Почти забавно, что часть ее верила, действительно верила, что она сможет остаться здесь в прошлом и вести лучшую жизнь. Последние месяцы она развивалась и училась, пока вовсе не оставила поиски способа вернуться в свое время. Гермиона покачала головой, удивляясь собственной наивности. Эта часть ее умерла, и она собирается возобновить выполнение ее миссии.

Вскоре Гермиона вошла в гостиную и обнаружила, что она пустует. Впрочем, неудивительно. Ребята, вероятно, уже ушли в Хогсмид. Девушка медленно подошла к сундуку. Она открыла крышку и достала кое-что, прежде чем села, скрестив ноги, на кровать. Гермиона долго смотрела на неприметную книжечку в руках. Такая маленькая и потрепанная... Словно в ней и не хранятся опасные, смертельные тайны. Она медленно провела указательным пальцем по корешку книги. Сколько же она не открывала этот фолиант?

Слишком долго!

И все же, прямо сейчас ей не хотелось этого делать. Она ругала себя за то, что так долго откладывала свое дело, предаваясь сладким мечтам и обнадеживающим планам на будущее. Казалось, она просто забыла о маленькой книжке и своей задаче. Теперь ее сладкие мечты умерли, ей больше не нужно было планировать свое будущее. И все же так не хотелось открывать книгу. Книга, которая была ее миссией, ее целью... ее прежней жизнью. Если она продолжит в том же духе, ей придется признать, что сон закончился и ей нужно просыпаться. Ей придется, наконец, оставить всякую надежду.

Гермиона глубоко вздохнула. Это нелепо. Ее надежда уже разрушена. Нет смысла откладывать это дальше. Девушка со вздохом открыла книгу. Потом начала читать. Она вспомнила, где остановилась в прошлый раз. Певерелл решил создать Старшую палочку, чтобы победить своих братьев в их состязании за создание самого мощного магического объекта. После этого он описал первые шаги создания палочки.

Теперь Гермиона снова пыталась справиться с объяснениями Певерелла. Его слова стали тяжелые, даже непонятные. Но ей нужно было понять. Гермионе нужно было уйти отсюда. В этом времени для нее ничего нет. Больше нет. Итак, Гермиона ушла с головой в эту книжечку. После нескольких часов чтения ей пришлось зажечь свечу, стоящую на столике рядом, иначе она не смогла бы различить и буквы. Затем снова принялась читать. Она читала и читала, но с каждым словом отчаяние ее возрастало. Девушка не понимала. Концепция магии Певерелла невероятно трудная. Чаще всего ей приходилось перечитывать абзацы или даже целые главы. Еще через несколько часов, когда она уже пропустила ужин, в комнату вошли ее соседки. Они тут же снова попытались вытянуть из нее информацию, но Гермиона даже не отвечала. Она не обратила на них внимания, а просто задвинула пологи над своей кроватью, не заботясь о том, насколько это невежливо. После нескольких часов чтения спальня погрузилась в темноту, оставив Гермиону с зажженной палочкой, она все еще сидела на кровати с книгой на коленях. Но сейчас, когда она смотрела на маленькую книжку, ее сердце сжималось от паники. То, что несколько часов назад было лишь слабым сомнением, теперь превратилось в розовую уверенность: книга стала выше ее понимания. Нет никакого шанса, что она сможет понять ее. Слова Певерелла стало невозможно разобрать. Гермиона пропала. Окончательно.

Затем она дошла до последней страницы книги. Это была последняя личная запись Певерелла. Пока Гермиона читала, холод сжимал ее сердце. Она подозревала это все время. Вид магии, описанный Певереллом, с самого начала был подозрительным. Его взгляды сомнительны. Гермиона в ужасе уставилась на пожелтевшую страницу с мелким почерком. Сплошная тьма. Его теории, сам Певерелл, Старшая палочка — все. Все — безнадежная тьма.

«Мои братья прибыли. Я недооценил их. Они могут быть новичками в искусстве создания магических предметов, но они все же часть семьи Певерелл, поэтому я должен был ожидать чего-то подобного.
Конечно, они не создали ничего, превосходящего мою палочку, но я должен признать, что их творения хороши.

Мантию, способную скрывать вещи от посторонних глаз.

Камень, способный воскрешать мертвых.

Эти объекты... так желанны....

... использование их вместе с моей палочкой интригует...

...в сочетании они могут быть неповторимы...

Я хочу владеть ими всеми...

Мои братья охраняют свои творения, они не сводят с них глаз.

Мне нужны все три объекта!

Мои братья не собираются с ними расставаться.

Я в праве владеть этими предметами. Это моя судьба! Я самый талантливый из нас, братьев, я должен владеть этими объектами. Мои братья не имеют права хранить то, что должно быть моим.