Лестница в небо

Глава 1

Моя история начинается в последних числах марта. Если память не изменяет, то это было двадцать седьмое число. Помню только то, что было очень холодно. В это время на Восточном побережье никогда не приходилось ждать жары, но сегодня было слишком прохладно. С океана дул ветер, пронизывающий до костей, кажется, температура упала ниже сорока градусов*. Но кое-что абсолютно не вписывалось в пейзаж этого мартовского дня - на небе не было ни единого облачка, светило яркое солнце. Тогда мне даже показалось, что все это немного неестественно, как будто такой погоды вообще не может быть, хотя, если задуматься, в ней не было ничего необычного.
Впрочем, в тот день мне многие вещи казались какими-то не такими, какими им полагалось быть. Даже со мной было что-то не так. Правда, в отличие от погоды, я мог назвать причину своего «не такого» состояния. Я ужасно нервничал, даже не так - я был в ужасе.
Знаете, бывает такое состояние, обычно перед какими-нибудь важными событиями вроде экзаменов или женитьбы, когда ты настолько сильно волнуешься, что порой даже забываешь, как дышать, голова немного кружится и еще потеют ладони. У меня было именно такое состояние. Моментами мне даже казалось, что все это - всего лишь сон и я скоро проснусь в своей кровати, ничего этого не будет. Но нет, все происходило на самом деле.
Исходя из моего рассказа можно решить, что все начинается с того, что в холодный, но солнечный мартовский день меня запер в подвале маньяк-психопат, что и стало причиной всех моих переживаний. Это не так, даже если мне и была суждена встреча с маньяком-психопатом, то назначена она была явно не на сегодня.
В этот день, двадцать седьмого марта две тысячи семнадцатого года осуществилась мечта всей моей жизни, я достиг поставленной цели. Знаю, звучит пафосно, но это действительно было так. Всю свою жизнь я шел к этому дню. Каждое утро я просыпался с мыслью о том, что когда-нибудь этот день обязательно настанет. И вот он!
Что я могу сказать? Я представлял его несколько иначе. Думал, что это будет что-то грандиозное и фееричное. Шестилетняя версия меня нафантазировала еще кучу всего насчет этого дня, но так или иначе в списке тех фантазий не было пункта «безуспешно пытаться вытереть влажные руки о ткань брюк несколько минут подряд».
Так странно было понимать, что это тот самый день. С одной стороны, было грустно из-за того, что все происходило не так, как я себе представлял, но виной этому был скорее не сам день, а мои завышенные ожидания. И все же я был рад, правильнее было бы сказать, что я был удовлетворен. Как ни крути, у меня получилось. Я даже почувствовал гордость за самого себя.
Правда, все положительные аспекты сегодняшнего дня, точнее пока еще только утра, на этом заканчивались.
Я не зря вспомнил про то, что день еще только начался. Может, дальше все пойдет так, как я себе представлял. Все будет хорошо.
Тогда я еще не знал, что слово «хорошо» меньше всего стыкуется со всеми событиями, произошедшими со мной в ближайшее время.
Что это был за день? Почему он был так важен для меня?
Это был первый день на новой работе. Работе моей мечты.
Пожалуй, стоит сказать пару слов о том, с чего все началось. Это произошло почти двадцать лет назад, вообще восемнадцать, но это не столь важно. Мне было пять лет и тогда я первый раз в своей жизни полетел на самолете. Это было осенью, в конце октября. Тогда в Нью-Йорке несколько недель подряд шли дожди, а солнце будто вообще забыло о существовании этого города. Тогда мои родители Анна и Джон решили, что было бы неплохо слетать отдохнуть в Калифорнию. Из всей поездки я мало, что запомнил, разве что карусель на пляже, но полет - он остался в моей памяти навсегда.
Помню, когда самолет поднялся над облаками и я увидел солнце, это было незабываемо. Оно было таким ярким и близким, казалось, что до него можно было дотронуться руками.
В Лос-Анджелес мы прилетели уже за полночь. Последний час полета из иллюминатора открывался вид на звезды и полную луну. Это впечатляло. Почти весь полет я сидел, уставившись в окно, родители даже спросили у меня, все ли в порядке.
Тогда во мне и зародилась мечта стать пилотом гражданской авиации.
Для меня эта профессия была чем-то невероятно захватывающим и романтичным. Меня привлекал даже не сам процесс управления самолетом, меня привлекало небо. Оно никогда не бывало одинаковым, но каждый раз было необыкновенно красивым. Пушистые белоснежные облака, лиловые закаты и тысячи звезд. В небе не было места проблемам, там всегда светило солнце. Романтика.
С тех пор я каждый раз, поднимая голову вверх и глядя в небо представлял, как буду сидеть за штурвалом самолета и видеть все это с высоты тридцати тысяч футов**. Еще тогда, в детстве я понял, что это мое предназначение.
Родители весьма скептически отнеслись к моему увлечению авиацией. Мама и вовсе считала, что это всего лишь детские мечты и, что все скоро пройдет. Она ставила это наравне со своим детским желанием стать актрисой и папиным полететь в космос. Я тогда искренне не понимал, почему вместо этого мама всю жизнь проработала официанткой, а папа был инженером, ведь эти профессии куда менее интересное занятие, чем съемки в кино и полеты в космос. Мне говорили, что я пойму это когда вырасту.
Правда, я ничего так и не понял. Шли годы, но моя любовь к небу и авиации не уменьшалась, наоборот, она становилась все сильнее.
Когда у меня были какие-то проблемы или же просто плохое настроение, я садился на метро и ехал в Куинс. Выходил на станции возле аэропорта Кеннеди и смотрел, как взлетают и заходят на посадку самолеты.
Когда мне было восемнадцать, и я окончил школу, мама утверждала, что я должен был пойти учиться на инженера, она считала, что эта профессия идеально мне подходит. Анна говорила, что глупо жить детскими мечтами, пора реально смотреть на вещи.
Я действительно реально посмотрел на эту ситуацию и понял, что если не пойду учиться на пилота, то никогда себе этого не прощу. К тому времени я уже понимал, что эта профессия далеко не одна сплошная романтика, это, в первую очередь - огромная ответственность. Я понимал, что мне придется нести ответственность за несколько сотен человеческих жизней на борту, понимал, что, если что-то пойдет не так, мне придется сделать все возможное, чтобы никто не пострадал. Я все это прекрасно понимал, но меня это не останавливало. Несмотря ни на что, в профессии летчика было много романтики, которой мне так хотелось.
Я ослушался мать и уехал в Майами учиться. Прошло пять лет и теперь я здесь.
Мои детские мечты привели меня в кабину Боинга 737, принадлежащего самой крупной авиакомпании в США - Американ Эйрлайнс. Сегодня, двадцать седьмого марта две тысячи семнадцатого года, должен был состояться мой первый полет в роли пилота гражданской авиации. Мне удалось осуществить мечту всей своей жизни.
Логично было бы спросить, а что тогда не так?
Честно скажу, я не могу ответить на этот вопрос, по крайней мере, ответить внятно. Наверное, лишь теперь я понял, что еще не до конца готов к этому. Нет, я знал, как работают двигатели и как устроена гидравлическая система, с этим у меня проблем не было. Наверное, я не был готов к тому, что все произошло так быстро.
Кажется, еще совсем недавно я был ребенком, а теперь мне уже двадцать три. Время идет так быстро. День, когда я устроюсь в какую-нибудь авиакомпанию, казался мне таким далеким, даже вчера мне казалось, что все это наступит еще очень нескоро. Однако сегодня я уже сижу в кресле второго пилота.
А еще я боялся, нет смысла скрывать это. Наверное, моя излишняя эмоциональность была самой отвратительной чертой характера. Порой я удивлялся, как меня вообще допустили к полетам, ведь там вроде есть пункт насчет стрессоустойчивости. У меня с этим, наверное, были проблемы, но тем не менее и психолог, и психиатр согласились, что со мной все в порядке.
Какой-то конкретной причины у моего страха не было. Это было что-то среднее между «я боюсь не понравиться капитану» и «мы все умрем, потому что я обязательно сделаю что-нибудь не так».
Что касается моей боязни не понравиться капитану, то она тоже имела место быть. Точнее, я очень сильно боялся ему не понравиться. Фактически, от него зависела вся моя дальнейшая судьба. Первый месяц моей работы в Американ Эйрлайнс был испытательным сроком. И если капитан сочтет меня некомпетентным, то мне придется помахать рукой карьере в крупной авиакомпании и пойти орошать поля на кукурузнике.
И мне показалось, что я ему уже не понравился.
Джеймс Терренс - так звали моего капитана. Он меньше всего походил на человека, которого я представлял на его месте. Мне казалось, что мне придется проходить стажировку у какого-нибудь мужчины в возрасте. Ему должно было быть по-любому больше пятидесяти. Обязательным атрибутом являлись поседевшие волосы, хриплый голос и добрые, почему-то именно голубые глаза.
У Джеймса ровным счетом не было ничего общего с этим образом. Терренс был старше меня максимум лет на десять. Если бы я встретил его на улице, то никогда бы не подумал, что он пилот гражданской авиации. Джеймс был красивым, даже очень, по крайней мере, мне так показалось. Странно, правда, что я подумал об этом.
Он был довольно высокого роста, пускай и не сильно выше меня. Темные волосы, зачесанные назад, едва заметная щетина, нос с горбинкой. Но больше всего меня поразили его глаза, темно-карие, властный и даже немного грозный взгляд.
Мне показалось, что его можно описать двумя словами - строгий босс. Внешность, взгляд и то, как он разговаривает. Спокойный тон, без намека на какие-либо эмоции. Он не сказал ни одного лишнего слова. В его речи не было слов вроде «ну», «в общем» и им подобных, а еще он не сказал ни одной из тех принятых фраз типа «доброе утро» или «отличная погода». Люди обычно говорят их, чтобы расположить к себе собеседника и казаться ему более приветливыми, ну или чтобы начать беседу, но не Терренс, он говорил только по делу.
Тогда у меня сложился образ властного, самоуверенного и несколько жесткого человека. Правда, как позже оказалось, между этим образом и реальным Джеймсом было мало чего общего.
Теперь я сидел в кабине и ждал его появления. По правде говоря, он тоже должен был быть здесь, но он пошел осматривать самолет снаружи. Вообще, эта работа второго пилота, то есть моя, и я ее выполнил, но видимо Джеймс решил, что следует все перепроверить. Он не доверял мне, хотя, надеюсь, что это нормально. Я первый день на этой работе и опыта у меня маловато. Я, на месте капитана, тоже бы не доверял себе, пока не убедился, что я хоть немного разбираюсь в самолетах.
Глядя на меня, сложно было сказать, что я взрослый ответственный человек. Да, мне было двадцать три, но по каким-то неведомым причинам я выглядел моложе, пускай и не сильно. Спасибо надо было сказать моей внешности. Слишком светлые, почти белые волосы, многие думали, что я их крашу, это было не так. Челка, я зачесывал ее назад, но она постоянно спадала на лоб и мне приходилось ее убирать. Этот незамысловатый жест вошел у меня в привычку еще со времен старшей школы. Кажется, я специально ее не отрезал, чтобы так делать.
А еще, у меня постоянно был печальный взгляд, не знаю, что послужило тому причиной, но почти все, с кем мне довелось пообщаться, отмечали эту особенность.
Короче, да, светлые волосы, серые глаза. Мне всегда казалось, что я выгляжу жалко. Впрочем, так оно и было.
Неудивительно, что Джеймс не испытывал ко мне доверия, как к профессионалу. Кто бы что не говорил, люди судят по внешности. Мне было жизненно необходимо доказать ему, что я все же что-то из себя представляю. Или, хотя бы, просто показать себя достойно.
Дверь кабины открылась с характерным звуком. Я сделал вид, что сосредоточенно рассматриваю приборную панель.
- Все в порядке, - сказал Джеймс, садясь в кресло слева.
Я на это ничего не ответил, хотя мог бы возмутиться тому, что я и сам видел, что все в порядке. Но я бы никогда такого не сказал.
- Мистер Митчелл, - обратился ко мне Джеймс. - Вы готовы к полету?
- Да, - кивнул я.
Как раз в этот момент челка упала на лоб и мне пришлось откинуть ее назад. Терренс все это время пристально наблюдал за мной, стоило мне поднять на него взгляд, он тут же отвернул голову. Это показалось мне странным.
- Мистер Митчелл, первое время вы будете отвечать за связь с диспетчером и показания приборов, а потом может и за управление самолетом, - сказал Джеймс.
Он делал вид, что изучает чек-лист***, но я чувствовал, что он смотрит на меня, пускай и не удосужился проверить это. Мне не хотелось случайно встретиться с ним взглядом.
Мне казалось, что его неприязнь ко мне росла с каждой минутой, пускай я не давал для этого повода, а он никак не показывал, что я ему неприятен. Я пытался списать все это на мое больное воображение, получалось плохо. Чувство того, что Терренс имеет, что-то против меня преследовало еще где-то до середины полета.
На самом деле, я понравился Джеймсу с самых первых минут нашего знакомства, только я об этом еще на знал, а он это не показывал.
Потом ситуация улучшилась. До вылета оставалось двадцать минут, и я понял, что нужно забыть обо все этой ерунде, не нервничать и не пытаться угадать, что думает обо мне Джеймс. Нужно было просто сосредоточиться на работе, так я и поступил.
Когда мне было пять лет я впервые полетел на самолете из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Мой первый полет в роли пилота пройдет по тому же маршруту, символично не так ли?
Сегодня, так же, как и тогда мы должны были вылететь из аэропорта Кеннеди в Нью-Йорке и через шесть часов пятнадцать минут приземлиться в Международном аэропорту Лос-Анджелеса.
До вылета оставалось чуть меньше десяти минут, все предполетные проверки были выполнены, диспетчер дал разрешение на движение по рулежной дорожке, мы медленно двигались по направлению в полосе. Всеми силами я старался успокоиться и не нервничать, но сердце бешено колотилось в груди, и я с этим ничего не мог поделать.
Только теперь было не столько страшно, сколько волнительно. Знаете, это приятное волнение, предвкушение чего-то приятного, это было оно.
На полосу, с которой мы должны были взлетать только что приземлился немецкий Боинг. Говорят, что вечно можно смотреть на воду и огонь, я был готов вечно смотреть на взлеты и посадки самолетов, это завораживало.
И вот он, тот самый момент - взлет. Получив разрешение от диспетчера, мы выехали на взлетную полосу. Джеймс увеличил тягу двигателей до максимума, и мы начали разгон.
Я вцепился пальцами в подлокотники, так сильно, что костяшки побелели. Старался дышать ровно, но получалось плохо, все это было слишком волнительно. Джеймс бросил на меня непонимающий взгляд, но я не придал этому значения.
Полоса подходила к концу, еще пару секунд и шасси оторвались от земли. И пускай взлет самолета - это чистая физика, было в этом что-то волшебное.
***

Спустя какое-то время мы набрали нужную высоту. Джеймс включил автопилот и, глубоко вздохнув откинулся на спинку кресла. Теперь на ближайшие пять с небольших часов мне предстояло провести с ним в кабине. Кажется, уже можно было снова начинать волноваться.
Первые десять минут мы просто молчали, тишину нарушали лишь редкие переговоры с диспетчером, но потом, Джеймс все же предпринял попытку завязать диалог, за что я был ему безмерно благодарен, потому что молчание давило и угнетало.
- Мистер Митчелл, - начал он.
Кажется, Джеймс не знал, что говорить, поэтому я взял инициативу в свои руки и попытался хоть как-то разрядить обстановку.
- Можно просто Эван, - сказал я, постаравшись улыбнуться, но вышло как-то кривовато.
- Что не любишь свою фамилию или уважительное обращение? - усмехнулся Джеймс.
Одна эта фраза и его очевидно поддельная улыбка заставили образ «строгого босса», сложившегося у меня в голове пошатнуться. Это прозвучало совсем не официально и «не по делу». Всего одна фраза дала мне надежду на то, что мои первоначальные представления о Терренсе. Впрочем, я не должен был удивляться, мы ведь знакомы где-то два часа, и я никак не мог знать, какой Терренс человек, на самом деле.
- Не то, чтобы, просто, когда ко мне обращаются по имени, как-то спокойнее, - ответил я.
- Да, я тебя понимаю. Когда к тебе вдруг начинают обращаться по фамилии ты чувствуешь себя старым, не так ли?
- Есть немного, - пожал плечами я.
Между нами, снова повисло неловкое молчание, но теперь я чувствовал себя намного спокойнее. Мое мнение о Джеймсе с этого момента начало меняться. Хотя тогда, я себе даже не мог представить себе то, что буду думать о нем, спустя всего пару недель. Тогда еще было все относительно нормально.
Молчание длилось недолго. В кабину вошла стюардесса. Она была единственным членом экипажа, кроме Джеймса, которого я запомнил. Старший бортпроводник - Жанет Эшелстоун. Ей было где-то за тридцать и один из ее родителей по любому был мексиканцем, это все, что я о ней знал. Как позже выяснилось, она была в разводе и встречалась с каким-то миллионером, живущим на Гавайях.
Она широко и слишком неестественно улыбнулась. Ее улыбка была слишком натянутой и неестественной. Жанет, когда улыбалась, больше походила не персонажа из фильмов ужасов, нежели на милого и приветливого человека, по крайней мере мне так показалось. На самом деле, она умела улыбаться по-человечески, но на работе она лишалась этой способности. Наверное, если бы мне приходилось постоянно улыбаться пассажирам, требующим от меня непонятно чего и всегда вести себя приветливо и сдержанно, я бы тоже разучился нормально улыбаться.
- Как проходит полет? - спросила она.
- Все нормально, - ответил Джеймс, тем самым тоном, благодаря которому у меня сложился образ «строгого босса».
Жанет зачем-то присела на откидное сидение. Тогда я еще обратил внимание на то, что она постоянно поправляла форменный платок на шее. Мне показалось, что она нервничает.
- Мистер Митчелл, - обратилась ко мне она.
- Да?
- Ничего, - замялась она. - Я пришла сказать, что это один из моих последних полетов, я увольняюсь, - улыбнулась она.
- Что выходишь замуж за своего Фрэнка? - спросил Джеймс, иронично усмехнувшись.
- Нет, за Филиппа. То есть, его зовут Филипп, а не Фрэнк.
- Мм, ясно, - протянул Джеймс.
- Что, даже не поздравишь меня? - возмутилась стюардесса.
- Чему я должен радоваться? Ты уйдешь, старшим бортпроводником назначат Сэма потому, что он здесь дольше всех остальных работает, а Сэм полный кретин. Не вижу поводов для радости.
Жанет закатила глаза, кажется понимая, что ничего не добьется от Джеймса. Я отметил то, что он не боялся высказывать свое мнение, наверное, это было похвально. Пускай я и не знал, кто из двух бортпроводников мужского пола Сэм, и почему он полный кретин, но все равно это было похвально. Хотя, говорить, что твой коллега кретин, наверное, не очень хорошо.
Жанет молча удалилась, бросив нам очередную фальшивую улыбку на последки.
- Неужели она думает, что ее личная жизнь кому-то интересна? - спросил Джеймс.
Это скорее был риторический вопрос, и я промолчал.
Следующий раз мне пришлось заговорить с Джеймсом, когда я заметил, что он смотрит на меня, пытаясь делать это так, чтобы я не заметил. Честно, меня пугали его пристальные взгляды, которые я замечал уже несколько раз за день. Что он то меня вообще хочет?
Я хотел подать вид, что я это заметил, но пользоваться стандартными приемами вроде кашля или прочистки горла не хотелось. Проанализировав то, что в принципе он не имеет ничего против меня и я спокойно могу спросить у него что-нибудь.
- Мистер Терренс, вы из Нью-Йорка?
Глупый, очень глупый вопрос. Зачем я вообще это сказал? Откуда еще он может быть, если не из Нью-Йорка. Глупо. Благо, Джеймс счел этот вопрос абсолютно нормальным.
- Неужели по мне не видно? Да из Нью-Йорка, правда родился я в Нью-Джерси, если тебе это интересно, - ответил Джеймс. - Ты ведь тоже из Нью-Йорка.
- Да.
- Это не вопрос, - усмехнулся Терренс.
- По мне видно, что я оттуда.
- Да, - пожал плечами он. - Кстати, раз уж на то пошло, то можно просто Джеймс, я ведь еще недостаточно старый.
- Хорошо, мистер... Джеймс, - сказал я. Произнести его имя было достаточно сложно, учитывая, что мы знакомы всего пару часов и он мой капитан, но я это сделал.
Но, что не могло не радовать у Джеймса была по отношению ко мне какая-то симпатия, по крайней мере мне так показалось. Впрочем, так и было.
Этот момент надолго, если не навсегда отложился в моей памяти. Он, быть может, стал одной из предпосылок к тому, что произошло со мной и с Джеймсом дальше.
Это длилось меньше секунды. Мы встретились взглядом. В его карих глазах было что-то теплое и притягательное.
Потом он резко отвернул голову и облизал пересохшие губы. Тогда я не придал этому значения.
- Эван, хотел спросить. Сколько тебе лет?
- Двадцать три, - ответил я.
Я понимал к чему он клонит. Как я в столь юном возрасте попал на работу в самую крупную авиакомпанию Америки. А если учесть, что я не выглядел даже на двадцать три, то в его вопросе нет ничего удивительного. К тому же, я не женщина, чтобы обижаться на подобное.
- Видно тебе крупно повезло устроиться в Американ Эйрлайнс.
Что я и говорил, его это заинтересовало.
- Да. Мне на самом деле повезло. Просто им срочно нужен был второй пилот с лицензией на 737-й Боинг, не будь у них этой необходимости, меня бы не взяли.
Я подумал о том, что ему тоже повезло. Все же он был капитаном и ему явно не было сорока. Ему даже дали стажера, хотя, я бы это не считал удачей. Да уж, странно звучит, учитывая, что я тот самый стажер.
Где-то на середине полета в кабине появился Сэм. Стюарт-афроамериканец, которого, по каким-то до сих пор неизвестным мне причинам Джеймс считал кретином. Он спросил не хотим ли мы чего-нибудь. Терренс попросил принести ему черный кофе с сахаром, но без молока. Я сказал, что мне ничего не нужно.