Дом солнца

6.«Долгая дорога»

После пребывания за решеткой начинаешь ценить мелкие вещи: прогулки, когда вздумается, походы в магазин и покупку газет, разговор и молчание, когда не хочется говорить. Да и просто возможность контролировать самого себя.

Нельсон Мандела

— Лагерный №979, за мной.

Уже все в отпетой камере знали, что Чона скоро выпускают, и только он один был в курсе по какой причине, медленно и верно готовясь к этому знаменательному событию. В принципе он всё изначально знал, а потому спокойно выжидал время. И оно настало. Позади – багаж приобретённых травм и триггеров. Ничего уже не изменить, только если попытаться начать всё с чистого листа.

По-граждански?

Маловероятно…

С чистого листа – значит, по-умному и с новой расстановкой приоритетов.

Чон уже был собран до прихода надзирательницы и теперь живо поднялся с койки, сдержанно кивнув знакомым, прощаясь навсегда. И лучше правда навсегда, потому на свободе мало кто захочет встречать призраков прошлого. Все они, так или иначе, сделают вид, что исправились и встали на путь истинный, отвернув друг от друга головы, пряча глаза в начищенные мыски туфель. И слава богу.

Заляпанные стены, длинные тусклые коридоры, голые качающиеся лампочки – всё мелькает мимо в последний раз, как и в последний раз глушатся звуки этого места. Чон вздыхает с нереальным облегчением, скрывая эмоции, сжав кулаки. Осталось ещё немного, по сути, только формальности и дальняя дорога, и уже потом всё действительно будет иначе. Чон уж постарается впредь не совершать ошибок.

Наконец выбравшись из корпуса, они двинулись по непривычно пустынной территории, слепящей глаза высокими фонарями с мрачно-жёлтым светом, опутанными проводами, полегшие тонкие извилистые тени под ногами, входя в сторожку постового у ворот. Там уже было всё готово: двое сопровождающих охранников, обернутых в одежду государственных служащих; его же гражданская одежда, в которой он сюда прибыл, личные вещи и документы. Четверо человек, не считая его самого, собрались в небольшом помещении, стоя над душой и выжидающе наблюдая за переодеванием.

С насмешкой.

«Суки», – ненавистно проносится в голове.

Недовольно дёрнув плечами, Чон как ни в чём не бывало начал раздеваться, стягивая осточертевшую жёсткую робу, показательно выпрямившись во весь рост, чтобы зрители вдоволь насмотрелись, мол, ну нате, пяльтесь, всё как у людей – яйца, член, волосы, – раз уж им было так любопытно. Никто и не думал отвести взгляд, пожирая глазами разные участки красивого и молодого, поистине мужского тела. Бросив презрительный взгляд исподлобья, Чон приступил к одеванию, неторопливо облачаясь в классические чёрные джоггеры* и бомбер, ступая в белых кроссовках, что в этих местах выглядели скандально чистыми и вызывающими.