В иной жизни

18

Второе февраля.

Который сейчас час?

Акааши заёрзал в кровати и что-то пробормотал. Ему не хотелось проверять. Ему было плевать.

Небо уже было чёрным. Значит, было больше пяти вечера. Так что его это больше не беспокоило. Было ли семь вечера, восемь вечера, двенадцать утра или же время вообще прекратило свой ход.

Всё, что его волновало – факт, что Бокуто всё ещё был с ним, рядом – дышал, живой.

Всё, что его волновало – факт, что Бокуто Котаро всё ещё был здесь.

Акааши подвинул голову и уткнулся лбом в шею Бокуто.

Бокуто среагировал не сразу, но всё же среагировал, укладывая подбородок на макушку Акааши. Мягкое прикосновение его волос к подбородку успокаивало Бокуто, оно заставляло расслабиться.

Акааши любил, когда это случалось. Это заставляло спазмы, которым подвергалось тело Бокуто, уменьшиться в количестве и расслабиться его тело больше, чем обычно. Акааши не знал, почему на него это производило такой эффект, но факт оставался фактом, и это всё, что было важно.

День был исключительно холодным, но Акааши рад был знать, что палата отапливалась достаточно, чтобы не позволять Бокуто мёрзнуть. Но даже несмотря на это, Бокуто всё ещё страдал от приступов дрожи, что были короткими мгновенными импульсами и длились всего несколько секунд, пока тело не уставало от этого.

Каждый раз, когда это случалось, Акааши прижимался к нему и обнимал, лишь чтобы показать ему, что он был здесь ради него. Что он не был очередной галлюцинацией, что выкидывало сознание. Он мог также иногда тихо что-то шептать, поддерживая короткий, часто односторонний разговор. Он обычно задавал такие вопросы, на которые Бокуто мог ответить "да" или "нет" путём кивка или покачивания головой. Но иногда он не отвечал на конкретные вопросы, даже если Акааши спрашивал это дважды.

Он не будет всегда получать ответы – Акааши понимал это, но всё равно спрашивал у него что-то. Временами, он просто мог выдавать то, что было у него на уме.

Это было странно – чем меньше Бокуто отвечал, тем больше Акааши говорил.

Расслабляя голову, лежащую в изгибе шеи Бокуто, Акааши утомлённо моргнул и уставился в никуда... С чего-то вспомнился Кенма. Его рука держала одну из очень тонких рук Бокуто, а большой палец попеременно оглаживал кожу в попытках успокоить его. Они были укрыты одним тёмно-синим одеялом, свернувшись калачиком под ним, сберегая тепло лучшим способом, которым могли. Лёжа в тишине и вслушиваясь в утомлённое дыхание Бокуто, Акааши заговорил.

— Котаро?

Он говорил громко лишь настолько, чтобы Бокуто слышал его. Он почувствовал движение головы в ответ, так что продолжил. Он набрал в грудь воздуха и сморгнул жжение в глазах.

— Я хочу, чтобы ты знал... Я не жалею о встрече с тобой.

Бокуто почти не двигался. Лишь дышал.

— Я... напротив, очень счастлив. И счастлив узнавать тебя...

Акааши запнулся и некоторое время просто молчал. Но затем продолжил.

— Так что... спасибо, Котаро, за то, что в тот день, в вестибюле, заговорил со мной... И за то, что тогда спросил, в порядке ли я. Потому что я не был. Но сейчас... я вполне.

Спуская голову на грудь Бокуто, Акааши улёгся на слабые кости. Он вслушивался в участившееся сердцебиение и понимал, что это было ответом.

Акааши закрыл глаза. Он понял, что сказал всё. Вместо этого он помогал действиям говорить за него. Он прижался к Бокуто покрепче и уткнулся лицом в тёплую шею. Он снова почувствовал, как подбородок Бокуто опустился на его голову. Это всегда успокаивало. Он вдохнул давно ставший родным запах, а затем тихо выдохнул в чужие остро выступающие ключицы.

Акааши почувствовал, как слабая рука легла на его плечо. Он прижал её ближе и позволил телу расслабиться. Его дыхание выровнялось, и временами он чувствовал, как медленно падает в тёплые объятия сна, неспособный противостоять этому.

Пребывая в трансе, последнее, что сказал Акааши, проваливаясь в глубокий сон, было: "Спокойной ночи, Котаро".

Ему не снилось ничего в ту ночь. Он не страдал от кошмаров и не видел ничего хоть отдалённо напоминающего сон. Ничего не было. Был только чёрный.