Ханахаки — сюжетный троп, выдуманная болезнь, при которой больной откашливает любимые цветы возлюбленного из-за неразделенной любви.
ты, если честно, ненавидишь себя. ненавидишь за то, что влюбилась. и дело не в примитивной потере способности мыслить здраво. дело в боли, что с каждым днём всё сильнее разрывает грудную клетку. эта боль с запахом пионов, которые он тебе дарил. боль, что мешает дышать. боль, что пускает ростки белых цветков в твоих лёгких, заставляя ночи на пролёт выплёвывать сгустки крови напополам с противными лепестками, испачканных кровью, которые вызывают уже привычную ненависть. когда это началось? ты уже и не вспомнишь. скорее всего именно тогда, когда весь мир, пока ты находилась рядом с ним, становился ярче. скорее всего тогда, когда ты впервые поняла, что безгранично любишь Ринтаро. его улыбку, его голос. и любишь безответно.
очередная ночь приносит новые порции боли. ещё один плевок, и вот на полу уже лежат ненавистные белоснежные лепестки вперемешку с кровью. ты быстро скрываешь за собой все следы болезни, стирая с пола красный сгусток. никто не должен знать о том, что каждый день приносит тебе страдания и невыносимую боль в груди. никто не должен знать, что любовь медленно пожирает тебя изнутри. ханахаки. сколько бы книг ты не прочла – никакого результата. спасения нет и не будет, пока объект твоей симпатии не полюбит тебя в ответ. ты чуть ли не бьёшься головой об стену, сотый раз перечитывая книгу, где хоть как-то была упомянута эта идиотская болезнь, из-за которой ты медленно, но болезненно умирала. она делает тебя циничней. раздражëннее. ты больше не боишься ходить ночью. перестала вообще чего-то бояться. нет смысла переживать, когда и без этого в любой день ты ожидаешь час своей смерти, нервно отсчитывая минуты. ведь уже не важно, от чего ты умрёшь: от чьих-то рук или же плюясь кровью. больше не страшно делать безрассудные поступки, не страшно говорить то, что действительно думается. когда-то тихая и скромная, ты превращаешься в стервозного эпатажного человека, не боящегося осуждения со стороны окружающих. страха больше нет, есть лишь долгие ночи, ненавистные белые лепестки пионов и адская боль, постепенно пробирающаяся выше и уже раздирающая глотку. ты рубишь всё с плеча и совсем не заботишься о том, что подумают другие. смотришь насмешливо, кривишь губы в ухмылке, а друзья совсем тебя не узнают, лишь поражаются и шепчутся в стороне. ты уходишь, просто уходишь, запираешься в своей комнате, перевязывая рот любой попавшейся под руку тканью, чтобы никто из родителей не слышал этих душераздирающих криков, что рвутся наружу прямо изнутри. тебе кажется, что вот и вся твоя жизнь. кровь, стены комнаты и противные лепестки, чей металлически-цветочный привкус на кончике языка – весь твой чёртов мир, что сосредоточился сейчас лишь на этом. молчать и терпеть больше нельзя, но смысл что-либо говорить? ты знаешь, что тебе осталось недолго и удивляешься, что протянула так много. пол года – это почти целая жизнь. по крайней мере, так тебе теперь казалось. раньше время не было столь ценным, но сейчас – каждая прожитая минута была дорога. открываешь личный дневник, чтобы исписать его от корки до корки, будь он чистым, судорожно ищешь ручку, и понимая, что скоро начнётся новый приступ кашля, обессиленно отпускаешь руки, слегка покачиваясь на худых ногах. понимаешь, что боль в скором времени снова настигнет тебя, петля вокруг шеи, лёгких и сердца, новые мерзкие, колючие и режущие ветви, что будут до остервенения жестоко врезаться всё глубже и глубже в органы, оставляя незаживаемые раны. хватаешься за грудь и сгибаешься пополам. боль слишком велика, чтобы ровно стоять на МЕСТЕ. безудержный кашель, и вот, комната снова покрыта твоей кровью. кровью, и этими грёбаными белоснежными лепестками, которые ты уже терпеть не могла, просто на дух не переносила. дышать по-прежнему тяжело, и ты еле-еле доползаешь до кровати, обессиленно падая рядом с ней. Суна вернётся с очередного матча лишь через пять дней. ты бы хотела его увидеть перед своей смертью. но тебе плохо, болезнь берёт своё. ты чувствуешь, что скорее всего не протянешь и недели. цветы, что уже приходится выдëргивать силой, с каждым днём всё больше и больше раздирают внутренности и глотку, принося адские боли, мешая дышать. и ты не знаешь, что с этим делать, нужно ли писать предсмертную записку или рассказать кому-то о том, что происходит, и о том, что произойдёт? или стоит молча уйти и умереть где-то в укромном месте, в гордом одиночестве. ты в замешательстве, ты окончательно запуталась в собственных чувствах и собственной жизни. новая ночь. новая боль. новып крики и новые кроваво-красные лепестки и даже бутоны, что давно смешались с собственной кровью. ты не выдерживаешь, ты больше не можешь. берёшь лишь свой личный дневник, всё ещё безудержно кашляя, и предупредив родителей, отправляешься к нему. лишь бы он был дома. он же приехал, но каждый раз братья Мия устраивают вечеринку для своей команды. лишь бы он не пошёл туда в этот раз. и ты идёшь к нему через боль. к Ринтаро Суна. и ты не надеешься на понимание. не надеешься на взаимность. ты чувствуешь, что сегодня твоя последняя ночь, поэтому ты обязана рассказать обо всём, пока можешь. рассказать обо всём, пока ты всё ещё жива. аккуратно стучишь в дверь, пряча рот за рукой, и как только её открывают, мгновенно убираешь руку от лица, невинно улыбаясь.
— привет, Рин. - тихо, чтобы не выдавать поганой хрипотцы в голосе, явно усложняющей ситуацию и сохранение целостности твоего мерзкого секрета.
— привет. - непонимающе лепечет брюнет, - ты что-то хотела?
— да. я знаю, что ты вообще не любишь читать, но... - вручая в чужие руки свой дневник, - почитай это, пожалуйста, если будет время.
— ну хорошо, если для тебя это важно, то конечно. — всё ещё не понимая, почему его подруга так срочно захотела, чтобы он почитал её личные записи, Суна, пожелав тебе спокойных снов, удалился. ничего не сказав в ответ, ты отошла подальше от комнаты и дико закашлялась, оставляя на полу огромные сгустки собственной крови и громадные белые бутоны, что едва умещались в собственной глотке. понимая, что это был последний ваш с Ринтаро разговор – по твоей щеке скатилась одинокая слеза. свободы. вот чего сейчас действительно ты хотела. свободы от болезни, от влюбленности. от всего-всего на свете. пальцы трясутся, лёгкие и глотку распирает ужасающая боль, которую уже просто невозможно терпеть, но рука всё ещё выводит аккуратные буквы на пожелтевшей от времени бумаге. дышать, становится всё тяжелее, вдохи короче, а воздуха всё меньше. ты умираешь. это абсолютно точно. больше ты не встретишь новый день. больше не посмеётся вместе с друзьями над чьей-нибудь дурацкой шуткой. больше не посмотрит в глаза, чей серый цвет забрал сердце, душу и жизнь. безумная, адская боль пронзает юное тело, словно железный накалëнный до предела штык. ты замираешь, на ватных ногах делаешь свой последний в жизни шаг и падаешь рядом с белыми бутонами, которые не успела убрать. теперь не больно. теперь ты свободна. изо рта и груди торчат прекрасные кусты белых пионов. на маленьком листочке ровным почерком красуется надпись: «простите, что молчала».
на утро тебя найдут. море слёз, воплей и рыданий пронесутся над твоим бездыханным телом. а Ринтаро прочтëт твой дневник и будет кадый день ходить на свежую могилу подруги, плакать, проклиная себя за то, что был так слеп. а ещё через неделю парень поймёт, что лёгкие ужасно распирает дикой болью, а сам он кашляет такими чистыми и невинными ромашками. такими же невинными и чистыми, как его уже мёртвая подруга.
