Я люблю гопника

17 часть

Все выходные Джин провалялся в кровати и не выходил за пределы квартиры. Его состояние можно было охарактеризовать как «совершенно разбитое» или «охереть какое разбитое» или же как «несите верёвку, табурет и мыло, мне незачем больше жить на этой планете». Или странное сочетание всего сразу.
Голова гудела так, словно он на вечеринке пил больше всех. Чонгук не писал, и Джину даже представить было страшно, каково ему сейчас. Юнги тоже затаился, а уж об остальных и говорить нечего.
В субботу Сокджин проснулся аж в восемь утра. Сначала всё было хорошо, он лежал и улыбался, а потом на него вдруг свалилось всё сразу: и вечеринка, и алкоголь, и странный задумчивый Намджун, который вдруг позвал его танцевать. И сам танец, и поцелуй в шею, и лицо Тэхёна, которое выглядело так, словно всю его семью убивали на его глазах. Джин застонал в подушку, укутался в одеяло с головой и едва не разревелся.
Почему Намджун это сделал? Он, конечно, был пьян, но не настолько же! Почему Джин согласился на это его «Просто кое-что проверю»? Наверное, он всё же перебрал, потому что не соображал почти что нихера. А уж когда ощутил губы Намджуна на своей шее... мозги будто окончательно вырубило нахрен. И было плевать на то, что на них, может быть, кто-нибудь пялился. Плевать на то, что их мог заметить Юнги, которого хватил бы удар от такого зрелища. Интересно, как они смотрелись со стороны?
Джину хотелось выть. Он зарылся пальцами в волосы и закрыл глаза. А перед внутренним взором — Джун, такой привлекательный, расслабленный, красивый... Парень прикусил кожу на руке, чтобы и вправду не завыть в голос, так, чтобы весь мир услышал его боль.
В груди и правда болезненно ныло. Парень прикоснулся к тому месту, где под рёбрами билось оно — такое глупое. Прикоснулся и зажмурился, потому что билось слишком сильно.
Ему хотелось разрушить весь Сеул, лишь бы избавиться от этого ощущения.
Он знал, что его тупая влюблённость ни до чего хорошего не доведёт. Где-то в глубине души подозревал, что всё обернётся именно так. Джун тоже не звонил и не писал — и это было лишним подтверждением того, что он тоже всё помнил. Это не сон, не галлюцинация, навеянная алкогольными парами. Это, мать вашу, было на самом деле.
Сокджин вдруг подумал, что хочет ещё. Он хотел, чтобы этот поцелуй произошёл ещё раз, хотел прикосновений Намджуна к своему телу, хотел сам к нему прикоснуться. Было ли что-нибудь, чего Джин в данный момент хотел бы сильнее?
Когда он всё же выполз из кровати и побрёл в ванную, то обнаружил нечто, чего совсем не ожидаешь (и не хочешь) обнаружить наутро после бурной вечеринки.
Засос.
Когда Джун успел его поставить?
Джин даже прикасаться к этой красной точке боялся. Он смотрел на неё, как на что-то опасное, смотрел и думал, что у него галлюцинации. А когда закрыл глаза, сосчитал до ста и открыл — понял, что засос был вполне реален. Как и вчерашнее происшествие.
Потом пришло осознание, что их видел Тэхён — Тэхён, который ненавидел Джина всеми фибрами своей души и наверняка желал ему смерти. А потом вспомнилось, что Сокджин оттолкнул Намджуна, и тот убежал. Потом вспомнилось, как Джин вернулся к празднующим, которые собирались поехать ещё куда-то, но Юнги, внезапно оказавшийся рядом, оповестил всех, что их троица не поедет. Их вроде бы уговаривали остаться, но Мин был непреклонен. Что было дальше, Сокджин помнил смутно, потому что был в полнейшем шоке и молчал. Юнги подумал, что ему плохо, вызвал такси. Сначала довезли Чонгука, как самого невменяемого и неадекватного, потом высадили Джина. Юнги уехал домой, а Джин поднялся в квартиру и рухнул на кровать одетый. Только ботинки и куртку стянул по пути в спальню.
— Какой же я дебил, — вздохнул парень, глядя на своё отражение. Выглядел он жалко — на лице застыла эта гримаса ужаса, как у героев фильмов про монстров. А засос сверкал словно фонарь во всей своей красе, прямиком на самом видном, мать его, месте.
Что ж, дома его, во всяком случае, никто не увидит. Джин напялил свой любимый помятый свитер и такие же мятые джинсы и пошёл готовить завтрак.
Всю субботу он пялился в экран телевизора, а внутри у него разгоралась настоящая война. Его мысли разделились на две или три стороны, и каждая твердила своё, уговаривала сделать что-то или вообще ничего не делать.
«Позвони Намджуну, поговори с ним», — орала первая сторона.
«Сиди здесь, в универе поговоришь», — говорила вторая.
«Сделай вид, что ничего не произошло, и продолжай общаться с Джуном как раньше», — предложила третья, и Джин даже рассмеялся. Правда, ему было ни черта не весело.
Что думал об этом сам Намджун? Парню и представить было страшно. Наверное, он тоже сидит дома и материт себя вовсю за этот случай. Или он ничего не помнит. Или помнит всё настолько же отчётливо? Зачем он вообще это сделал? Узнал о чувствах Джина и решил поиздеваться? Нет, так сделал бы тот Намджун, которого Сокджин ещё не знал. Тот Намджун, который угрожал уебать его об стену за тот злополучный поцелуй, с которого всё и началось. Или не сделал бы?
Сокджин зарылся лицом в свои ладони и тяжко вздохнул. Он совершенно запутался во всём этом дерьме.