Пустошь

Глава 30

Кладбище Живых. Пролог

"Maybe we're all insane
The way that we live
Reminiscing for the head game
What if we're all insane?
I'm feeling so damn hollow
Staring into the eyes of tomorrow
Coming around again
I'm feeling much better my friend
The doctor says
I'm sorry you must attend
To your little white room again
To my little white room"
Broken Iris – The eyes of tomorrow

«Возможно, мы все безумны.
В том, как мы живём,
Предаваясь воспоминаниями главной игры.
Что, если мы все безумны?
Я ощущаю такую пустоту,
Смотря в глаза завтрашнего дня.
Приходя в себя снова,
Я чувствую себя намного лучше, мой друг.
Доктор говорит:
Я сожалею, что ты должен посещать,
Свою небольшую белую комнату снова.
Мою небольшую белую комнату…»

  Как бы ты не старался забыть – не получится. Ты просто не сможешь, тебе не позволят чувства. Они вроде бы уже и не те, что раньше… всего лишь пустые калеки, оболочки ничего не значащих слов. Но… В груди всё ещё больно.
И ты стараешься забыть, пытаешься отпустить, не дав себе прочувствовать. Ты выстраиваешь внутри себя баррикады и веришь, что они выстоят, когда в очередной раз раздастся телефонный звонок, придёт смс с сухим текстом «Позвони мне».
Но ты хранишь молчание, словно погребённый заживо…
Песня на повторе играла вот уже в сотый раз. Губы бездумно повторяли каждое слово, в то время как взгляд был устремлён точно в стену. Жидкий полумрак комнаты, подсвеченный неоновой лампой, обнимал за плечи, накидывая на них призрачную накидку. Всё казалось таким нереальным, таким другим.
Узумаки сидел в своей комнате, как всегда после суетного дня, где он вынужден был становиться тем, старым Наруто. Улыбчивым парнем, готовым идти на всё, чтобы помочь ближнему.
А в груди этого улыбающегося сгустка солнечного света зияла чёрная дыра. Но
никто не видел, потому что он не позволял никому смотреть. Даже тени печали ни разу не отметили родители на его лице, ни намёка на старую боль.
Переезд затянулся, какие-то проблемы на фирме у матери, но Наруто не вникал. Песня пошла по сто первому кругу, и Узумаки протяжно вздохнул.
Время шло… он хранил молчание, словно сам похоронил себя заживо. В окно дул лёгкий летний ветерок, принёсший с собой запах ночной фиалки и сырой земли.
Недавно прошёл дождь…
Дисплей лежащего на столе телефона засветился, и Узумаки перевёл на него
взгляд.
– Чёрт тебя дери, – выдохнул Наруто, прикладывая руку к груди, где вновь
раздалась щемящая боль. Глаза напряжённо вглядывались в неизвестный номер, каждая цифра которого была выучена наизусть.
Саске звонил каждый вечер по несколько раз, слал смс. Но Наруто не мог ответить.
Это была даже не обида, не разочарование… это была какая-то пустота, затопившая душу блондина настолько сильно, что в ней не осталось места для других чувств. Безразличие…
Возможно, этим словом можно было описать всё его состояние в последние
месяцы, после того, как он узнал, что Саске жив… пусть и не в лучшей форме.
Он так и не сходил к нему, хотя смс приглашали.
Испытав боль потери однажды, трудно встать на ноги. Такие большие раны
быстро не заживают: они кровоточат и мучают, пока не выпьют всю радость,
весь блеск из глаз.
Телефон завибрировал вновь, и, схватив сотовый, Наруто со злостью запустил его в кровать. Хотелось кричать на бедный кусок пластмассы, хотелось высказать ему всё… но Наруто лишь закусил губу и осел в скрипнувшее кресло.
Он уронил лицо в ладони, упираясь локтями в согнутые колени, и клокочаще выдохнул. Боль была настолько реальной, что пару раз ему показалось, будто сердце пронизывают длинным раскалённым прутом.
– Я тебя ненавижу, – сорвалось с искусанных губ. – Почему ты поступил так?
Пальцы больно впились в волосы, заставляя отвлечься на реальную боль, но не выходило. Пришлось сжать зубы, стиснуть в горячие тиски ноющее сердце и вновь выдохнуть.
Беззвучный крик рвался из горла, раздирая его в ошмётки.
Наруто внезапно почувствовал, как по рукам стекает влага, и удивлённо
моргнул, а затем вовсе зажмурился, поняв, что всё же сорвался. Раньше он
никогда не плакал… лишь, когда узнал, что Саске больше нет. А сейчас накатило вновь. Второй раз за жизнь. Странные, злые слёзы, пополам с болью, выходили из глаз, катясь по рукам, между пальцев, пробегая мокрыми дорожками по щекам и теряясь где-то на шее. Дышать было тяжело, но Узумаки не мог позволить себе слишком громкий вздох, зная, что голос сорвётся, и тогда его услышат родители, что ходили за закрытой дверью. Он не мог показывать свои слёзы.
Куски развалившейся на осколки души.