жестокий бог

Глава 5

Саша

Самый тихий человек в комнате и одновременно самый опасный.
Я научился этому с юных лет, наблюдая за своим отцом. Люди толпились вокруг него, как бездомные щенки, хлопая языками, стремясь угодить. Я тоже стал немногословным человеком. Это не гребаный вызов, если можно так выразиться. Слова ничего для меня не значили. У них не было ни формы, ни веса, ни цены. Вы не могли бы вылепить их в своих руках, измерить на весах, приложить к ним стамеску, вырезать их до совершенства. В моем списке способов самовыражения скульптура была номером один, минет номером два, а разговоры удобно расположились где-то внизу между дымовыми сигналами и танцами для вызова дождя.
Мой отец не был силен в словах, нет, но его действия говорили о многом. Он сокрушил своих деловых противников железным кулаком, не моргнув глазом и не забеспокоившись.
Он миллион раз показывал моей матери, что любит ее, посадив на заднем дворе розовый сад с цветущей вишней.
Вытатуировав ее имя на своем сердце.
Уставившись на нее взглядом, который говорил: «Я твой».
Чем меньше ты говорил, тем больше тебя боялись. Самый простой трюк в книге, и все же по какой-то причине мужчины были одержимы желанием что-то сказать.
Мне нечего было доказывать.
Я показал Эдгару Асталису работу, которая была выполнена примерно на двадцать процентов, представил ее совету директоров Карлайла и прошел стажировку, не вспотев.
Это было до неловкости легко. Так трогательно. Да, я манипулировал. Особенно Эдгаром и Гарри, который был мне должен солидную сумму. И да, если т/и когда-нибудь узнает, она убьет меня, своего отца и дядю.
С другой стороны, я бы опередил ее в этом, как и в случае со стажировкой.
Все члены правления согласились, что мне понадобится целых шесть месяцев стажировки, чтобы завершить что-то столь сложное, как эта скульптура.
У меня было время.
У меня имелся план.
Я был готов привести все в движение и, наконец, насладиться сладким, острым вкусом свежей крови.
И, похоже, у меня также будет упрямый, дерзкий помощник, который будет терпеть меня - тот, за кем я смогу присматривать, чтобы убедиться, что мой секрет цел.
Дразнить ее кучей мусора было не самым лучшим моим решением, но сообщение попало в цель.
Милосердия в меню не было.
Она бы боролась за свое место рядом со мной. Всегда.
После того как Эдгар сообщил новость своей маленькой дочери, я объехал ее квартал, прокручивая диски, которые бессовестно взял из ее комнаты, когда ее там не было.
Пару часов спустя я припарковал свой разбитый грузовик рядом со своим мотоциклом - оба куплены на мои собственные деньги после летних напряженных работ в галереях - и заметил оранжевое сияние камина в нашей гостиной через окна от пола до потолка. Я провел рукой по своим пыльным волосам и выругался себе под нос.
У нас была компания.
Я ненавидел компанию.
Шагая ко входу, я увидел тень, слоняющуюся среди розовых кустов. Листья танцевали над выжженной солнцем землей. Я присел на корточки и тихо присвистнул.
Эмпедокл вышел из розовых кустов, выпячивая свою задницу в мою сторону, как Кардашьян. Я назвал своего слепого черного кота в честь греческого философа, который открыл, что мир - это сфера. Этот кот, как и философ, считал себя Богом. У него было невероятное чувство собственного достоинства, и он требовал, чтобы его гладили по крайней мере час в день - желание, которое по непонятной мне причине я исполнял.
Это был, безусловно, самый человеческий поступок в моей жизни, когда я буквально гладил киску. Эмп прошмыгнул мимо моего грязного ботинка. Я поднял его, потирая место за ухом. Он замурлыкал, как трактор.
- Ты уверен, что это хорошая идея для твоей слепой задницы бродить снаружи? В этих холмах полно койотов. - Я вошел в дом с ним на руках. Пинком распахнув дверь, я услышала сладкий смех моей матери, глубокий смешок моего отца и грубый мужской голос с английским акцентом, который я сразу узнал.
Ядовитая улыбка расплылась на моих губах.
Время рок-н-ролла, ублюдок.
Звенели стаканы, громоздилась посуда, из столовой доносилась тихая классическая музыка. Я оставил Эмпа на кухне, наполнил его миску влажным кормом и направился в столовую, мои ботинки глухо стучали по мраморному полу. Когда я появился в дверях, все перестали есть. Гарри первым промокнул уголок рта салфеткой.
Он встал, раскинув руки со своей сраной ухмылочкой.
- Я считаю, что мои поздравления уместны для моего любимого вундеркинда. - Он слегка поклонился мне.
Ничего не выражая, я вошел в комнату, сокращая расстояние между нами. Он попытался обнять меня, но я скользнул своей ладонью в его ладонь и сжал ее достаточно сильно, чтобы услышать, как хрустнули его тонкие кости.
Он вынул свою ладонь из моей и слегка помассировал ее.
Мама и папа встали. Я поцеловал маму в лоб. Папа хлопнул меня по спине.
- Гарри был в городе, навещал Эдгара и племянниц, - объяснила мама. - Я подумала, что было бы неплохо пригласить его на ужин. Я только что купила у него еще одну вещь. Я планирую поставить ее прямо перед твоей комнатой. Разве это не волнующе? - Она повернулась к нему и улыбнулась.
- Я, на хрен, с трудом сдерживаюсь, - сухо сказал я.
Считающийся сегодня самым признанным критиками художником-экспрессионистом в современном искусстве, Гарри Фэрхерст обычно продавал свои картины по 1,2 миллиона долларов за штуку. Неплохая подработка, учитывая его никчемную дневную работу в качестве члена правления и профессора в Подготовительной школе Карлайл. Мама, конечно, повесила бы все, что он сделал, включая его дерьмо, чтобы все могли посмотреть и полюбоваться. Его картины были разбросаны по всему нашему дому: прихожая, спальня моих родителей, столовая, две гостиные и даже подвал. Она также подарила некоторые из его картин.
Я не мог сбежать от этого ублюдка, независимо от континента. Его искусство преследовало меня.
- Это захватывающая картина, Саш. Я не могу дождаться, когда ты увидишь ее. - Гарри проявил скромность и смирение новоиспеченного рэпера. Если бы он мог физически отсосать свой собственный член, его рот всегда был бы полон.
- Это именно то, что нужно нашему дому. Еще картины Гарри Фэрхерста - о, и комнаты. - Я зевнул, проверяя время на своем телефоне. У нас было восемнадцать комнат. Занято было меньше половины. Эмп слонялся у моих ног, бросая на Гарри невидящий взгляд. Я снова поднял его, почесывая шею.
- Я иду в душ.
- Ты уже поел? Я подумала, что ты захочешь присоединиться к нам в гостиной и выпить немного портвейна? - Мама склонила голову набок и улыбнулась, каждая черточка на ее лице была полна надежды. - Только один бокал, ты ведь знаешь.
Я любил своих мать и отца.
Они были хорошими родителями. Они были в курсе всего, вдобавок ко всему прочему, и полностью поддерживали меня во всем, что я делал или к чему стремился. Моя мать даже не возражала против того, что я ненормальный. Она восприняла это спокойно, вероятно, потому, что привыкла к моему отцу, самому лорду МакКантсону.
У нас с папой было много общего.
Мы оба ненавидели этот мир.
Мы оба смотрели на жизнь сквозь затонированные смертью очки.
Но иногда мы притворялись другими, ради нее. Например, прямо сейчас я знал, что мой отец предпочел бы проткнуть собственную промежность ножницами, чем развлекать яркого, эгоцентричного Фэрхерста. Любовь заставляла тебя делать всякую хрень.
Я был рад, что никогда ею не заражусь.
- Один бокал, - подчеркнул я.
Папа снова хлопнул меня по спине, как бы говоря «спасибо», и мы все устроились у камина, притворяясь, что это не гребаная Калифорния и что это просто глупо - поджигать все, что не является сигаретой или шкафчиками Элис и Сони, оскорбляющими сетчатку глаза. Гарри откинулся на спинку стула и прижал кончики пальцев друг к другу, уставившись на меня, оранжевое сияние пламени освещало его лицо, как полумесяц.
Наполовину ангел, наполовину дьявол.
По большей части дьявол, как и весь остальной мир.
С зачесанными назад волосами песочного цвета, высоким ростом и худощавым телосложением, он был похож на придурка-продавца - такого человека, которому вы не доверили бы рулон туалетной бумаги. Я смотрел на огонь, не обращая внимания на Грэхэма, нашего слугу, который вошел с серебряным подносом и подал каждому из нас портвейн.
- Спасибо, Грэхэм. Пожалуйста, отдохни остаток ночи. Я сама помою посуду. - Мама с теплой улыбкой сжала его руку.
Всегда так вежливо благодарит за помощь.
Между нами повисло неловкое молчание. Я поднес портвейн к губам, но пить не стал.
- Как тебе одинокая жизнь, Гарри? - Мама разрядила напряженность светской беседой.
Три года назад он женился на хорватском манекенщике, но брак пошел прахом после того, как тот изменил Гарри, забрал половину его имущества и сбежал со звездой подтанцовки у какой-то поп-звезды.
Гарри резко повернул голову в сторону мамы.
- О, знаешь. Играю на поле.
- Надеюсь, на этот раз с брачным контрактом в целости и сохранности, - пробормотал я.
Папа фыркнул. Мы обменялись усмешками вполголоса.
- Саш. - Мама усмехнулась.
- Ты не должна была этого слышать.
- Ты не должен был этого говорить.
Папа перестал проявлять какой-либо интерес к разговору и начал открыто отвечать на электронные письма на своем телефоне.
Гарри постучал пальцем по колену и поиграл галстуком.
- т/и опустошена тем, что не прошла стажировку.
Я ухмыльнулся в свой бокал. Удивительно, как она до сих пор не поняла - почему она не прошла, в отличие от меня. Она не казалась мне совершенно глупой. Возможно, немного медлительной.
И очень раздражающей.
- Я услышал это от ее отца прямо перед приездом. Он просто раздавлен. Очень надеюсь, что она согласится стать твоей ассистенткой, - продолжил Гарри.
Мои глаза метнулись вверх.
- Было бы глупостью, если бы она не сделала этого, - выпалил я первые настоящие слова, адресованные именно ему.
Его грудь заметно дрогнула под накрахмаленной, светло-голубой рубашкой. Он выдохнул с облегчением, как будто ждал от меня какого-то участия, чтобы доказать родителям, что мы в хороших отношениях.
- Она гордая девушка.
- Гордость всего лишь синоним глупости. Она оставляет место для ошибок, - возразил я.
- Мы все совершаем ошибки, - сказал он.
Я вежливо улыбнулся.
- Говори за себя.
Наступила тишина, прежде чем он продолжил.
- Она считала, что заслужила это место. И, по мнению Альмы, так оно и было. - Фэрхерст откинулся на спинку кресла и уставился на меня.
Он пытался вывести меня из себя? Наедине, и только себе самому, я мог признаться, что т/и на самом деле не была совсем уж бездарной. Ее искусство было немного сумасшедшим, что, очевидно, говорило о моей неуравновешенности. Множество черепов, монстров, драконов, младенцев, ползающих на паучьих лапках, и мертвых лошадей создали ее маленькие руки. Ее разум был увлекательным местом, если не учитывать одну вещь, которую она там хранила - особое воспоминание обо мне, - которое я хотел стереть.
- Кого, твою мать, это волнует? Вы с Эдгаром не согласились. - Я зевнул.
И у Эдгара, и у Гарри была причина отдать меня на стажировку. Это не имело ничего общего с моим невероятным талантом.
В каком-то смысле я жалел т/и. У нее не было недостатка в таланте, навыках или дисциплине. Чего ей не хватало, так это смелости, лжи и хитрого ума.
- Правильно. - Гарри потер подбородок. Он бы выбрал ее, если бы мог.
И Эдгар тоже.
- Обсуждать, кто не прошел стажировку, и рассказывать о ее реакции на своего оппонента - пустая трата времени и манер, - многозначительно сказал мой отец, скрестив ноги в своем имперском кресле и отложив телефон в сторону.
- Простите. Должно быть, это прозвучало неуместно. Т/и - моя племянница, и она мне очень дорога. - Гарри посмотрел на моего отца.
- Сырое мясо. Не стоит бросать его в сторону мальчика и ожидать, что он не полакомится им.
- Я не мальчик, - огрызнулся я.
- Тогда перестань вести себя как ребенок, - невозмутимо произнес мой отец.
Я знал, в чем дело. Вечеринки. Минет. Последствия.
Это были просто разговоры, а я думал, что на меня направили пушку и сейчас выстрелят.
- Моя жизнь тебя не касается. - Я почувствовал, как мои ноздри раздуваются, а ногти скребут по креслу.
- Что за бессмысленные слова. Ты мой сын. Твоя жизнь только мое дело. - Голос отца звучал равнодушно и беспристрастно.
Мама похлопала папу по руке.
- Пора сбавить тон.
Он взял ее руку и поцеловал тыльную сторону, оставляя эту тему.
Мы развлекали Гарри еще двадцать минут, пока он не свалил. Ему хотелось, чтобы я проводил его до двери вместе с матерью, но у меня были другие планы, например, такие, как выковырять миндалины из своего горла кухонным ножом. Уже достаточно того, что мне придется терпеть его рядом с собой в течение шести месяцев.
Через несколько минут после того, как за Фэрхерстом закрылась дверь, мама появилась у дверей моей спальни, прислонилась к косяку и по-особенному посмотрела на меня. Хотя я жил в экзистенциальном вакууме и рассматривал рот девушки как бесплатное парковочное место для моего члена, мама наверняка знала, как смягчить меня одним лишь взглядом.
Я был рад, что ни одна девушка никогда не сравнится с ней. Это упрощало жизнь.
- Сделай фото. Это продлится дольше.
Фэрхерст привел меня в паршивое настроение. Я не был уверен, было ли дело в самом его существовании, или в том факте, что он сказал, что т/и может не согласиться на роль помощника стажера, возможно, и то, и другое. Я лежал на своей кровати, уставившись в потолок, удивляясь, почему украл старые компакт-диски, которые увидел на ее столе однажды вечером, когда ее не было дома, а Эдгар находился в душе.
Только я знал почему. Они были прямо там, будто, мать вашу, просили себя взять.
Blur. The Stone Roses. The Cure. Joy Division.
Мой грузовик был старше королевы, и в нем был проигрыватель компакт-дисков. Это имело смысл. К тому же это служило т/и оправданием за то, что она была чудачкой, которая все еще пользовалась плеером.
Я просто не считал ее вкус отвратительным, и это меня беспокоило. Я также скачал все фильмы из ее iPad: «Зомби по имени Шон», «Заводной апельсин», «Монти Пайтон и Священный Грааль» и, к сожалению, «Искупление», которое оказалось таким девчачьим фильмом, что даже Кира Найтли, прижатая к книжным полкам, не смогла спасти его для меня.
Но то, что ее вкус не был ужасным, не означало, что все остальное в ней было терпимым.
- Ты вел себя там странно. - Мама оттолкнулась от дверного косяка и вошла внутрь, присев на край моей кровати. Я снял армейские ботинки, схватил бутылку воды с прикроватной тумбочки и запихнул ее в рот.
- Новость, мама, я самый странный засранец на свете.
- Вообще-то, второй. - Она сморщила нос в улыбке, напоминая мне, что папа занимал первое место. - Так в чем же дело? Тебе не нравится Фэрхерст? Я думала, вы всегда ладили.
Я почувствовал, как у меня дернулся мускул на челюсти, но улыбнулся, чтобы унять его. Та картина, которую она повесила перед моей комнатой в рекордно короткие сроки - даже не через несколько часов после того, как она ее купила, - вызвала у меня желание сжечь этот чертов дом дотла.
- Что в нем может не нравиться? Он прекрасный художник и сукин сын с хорошими связями. Не могу дождаться его мнения о моей работе.
- О чем твоя работа? - спросила она.
Я покачал головой. Она была довольно хороша для мамы, но делиться было не в моем правилах.
- Хорошая попытка.
- Ты очень непрост для своего же блага. - Она вздохнула.
- Легко, когда тебя окружают подростки и недалекие качки.
Она всмотрелась в мое лицо, пытаясь понять меня, прежде чем кивнуть и добавить что-то о том, как она договорилась, чтобы мою работу отправили из дома Эдгара в Англию в следующем месяце и я мог продолжить там трудиться над ней.
Они заслуживали большего, чем такой неблагодарный и угрюмый ублюдок, как я.
Две вещи, которые мужчина не может выбрать, определяют его: семья и рост.
Мы с мамой поговорили о магазине, в основном о ее галерее, и только когда она была полностью уверена, что я счастлив (насколько может быть таким засранец, как я), она наконец удалилась в свою спальню.
- Закрой за собой дверь, - потребовал я излишне резко.
Она так и сделала, качая головой и улыбаясь моим выходкам. Ничто так не обезоруживает придурка, как человек, который не воспринимает его всерьез.
- Сладких снов, любовь моя.
- Неважно.
- Люблю тебя.
Я посмотрел в другую сторону. Опять эта ерунда.
- И я тебя.
Я слышал, как ее смех разносится по коридору, завешенному дурацкими картинами.
Не находя себе места, я взял телефон и пролистал свои текстовые сообщения.
Антон: Сегодня у меня разговор со Стефани. Пожелай мне удачи.
Удачи в попытках вернуть свое мужское достоинство, ты, чувствительный мешок без яиц.
Стейси: Ты не спишь?;)
Не для тебя, Стейси, ты унижаешь шлюх и издеваешься над геями, ты Барби, сидящая на диете, и твоя единственная особенность в том, что родители у тебя настолько неграмотны, что облажались с твоим именем.
Никита: По шкале от одного до десяти, когда один - это зевок, почему мы даже обсуждаем это, и десять - это я, твою мать, окуну тебя в холодный огонь, а потом скормлю своей слепой кошке, как сильно бы ты разозлился, если бы я сказал тебе, что назвал твое имя, чтобы трахнуть близняшек Ленке? (P.S. Если это имеет значение.)
Минус тринадцать, и их зовут Лемке. По крайней мере, так было написано на их одинаковых татуировках на пояснице, когда они одновременно лизали мне яйца. (P.S. Это не так.)
Соня: Ты не спишь?
Нет, идиотка. Я сплю в семь вечера, когда ты отправила мне это сообщение. Мне стукнуло восемьдесят.
Элис: Тааак, теперь официально. Мы с Джейсоном расстались. Выпьешь у меня?
Только если это отрава, и выпьешь ее ты.
Я понятия не имел, что натолкнуло меня на мысль, что я найду сообщение от т/и. Мы никогда не обменивались номерами телефонов.
Или словами.
Или гребаными взглядами, если уж на то пошло.
Мы были не совсем в хороших отношениях. Но опять же, это не походило на нее - не сопротивляться, когда я толкал ее. И на этот раз я вытолкнул ее из этого долбаного мира в другой часовой пояс. Почему она молчит?
Ты задумала что-то плохое, Хорошая Девочка?
Я бросил телефон на тумбочку и крепко зажмурился. Моя комната была моим царством. Все черное, ни капли цвета, за исключением редких белых или серых пятен, и все же я чувствовал себя запертым внутри. Меня интересовало, изменится ли это, когда я перееду в Англию.
Один негатив, придурок.
Я всегда чувствовал себя в ловушке. Даже в дикой природе.
Я объездил весь земной шар, проводя все лето во Франции, Италии, Австралии, Великобритании и Испании. И мои проклятые демоны всегда следовали за мной, будто были прикованы к моей лодыжке, их кандалы шумели у меня в ушах.
Но этим летом я собирался с ними расправиться.
Я даже знал, каким оружием разорву связь между нами.
Мечом, который выкую с нуля.