жестокий бог

Глава 23 Part 2

Саша

Вместо того чтобы вернуться в свою комнату на следующее утро, я направился прямо к Эдгару. У меня заканчивалось время, чтобы успеть сделать все, что я хотел. Нужно было позаботиться о т/и, прежде чем дерьмо попадет в вентилятор. Довериться ей до жути походило на то, чтобы вручить ей свои яйца в красивой подарочной упаковке, но, как ни странно, это было мне необходимо.
Все, что у нас есть, умрет завтра вместе с Гарри Фэрхерстом, а уже сегодня вечером Никита и Антон приземлятся в Хитроу.
Я ворвался в кабинет Эдгара без стука, игнорируя тот факт, что Соня сидела перед его столом. Они были поглощены серьезным разговором, наклонившись вперед и обмениваясь словами на повышенных тонах. Уперев руки в бока, я дернул головой, указывая в сторону двери.
– Убирайся отсюда, – рявкнул я. Не нужно было быть ученым-ядерщиком, чтобы понять, с кем я разговариваю.
Соня повернула голову, чтобы посмотреть на меня, вытирая щеку – от слез или спермы, любое предположение было бы возможным.
– Ты не босс м…
– Убирай. Свою. Задницу. С. Этого. Стула. – Каждое мое произнесенное слово сочилось пренебрежением. – Прежде чем я потащу тебя за волосы, и поверь мне, Сонь, я не стану думать дважды, прежде чем срывать эти дорогие наращенные волосы – и настоящие волосы – с твоей пустой головы.
Это была ложь, но все-таки довольно правдоподобная. Она повернулась лицом к Эдгару, ожидая, что он вступится за нее, но его слишком ошеломило мое появление, чтобы хоть как-то на него отреагировать. Он просто наблюдал за мной. Она неохотно встала, отодвинула стул и медленно подошла к двери. Соня остановилась, когда ее плечо коснулось моей руки.
– Я знаю, что-то тебя беспокоит, Саш. Все это знают. И ты не единственный человек, которого по какой-то причине считают ужасным. Я не дьявол, – прошептала она.
– Нет, конечно, ты не такая, – прохрипел я себе под нос. – Дьявол умен и расчетлив. В тебе нет этого. – Я захлопнул дверь у нее перед носом.
– И чем ты занимаешься, по-твоему? – Я хмуро посмотрел на Эдгара, как только мы остались наедине, наклонившись вперед и положив руки по обе стороны его стола.
Он был завален всякой ерундой: эскизами, документами, монетами, фотографиями улыбающихся т/и, Поппи и их матери. Лицемерный ублюдок уже несколько недель не приходил проведать свою дочь.
– Прошу прощения? – Он откинулся на спинку стула и моргнул. – Кем ты себя возомнил, Блант? Я настоятельно советую тебе прийти в себя, прежде чем тебя вышвырнут из этой школы. Меня не впечатляют ни твои манеры, ни твой профессионализм…
Я прервал его.
– К черту мой профессионализм. Ты спишь с врагом своей дочери. – Я одним резким движением очистил его стол от всего, что на нем было, едва сдерживаясь, чтобы не бросить все это ему в лицо.
Он отстранился и закашлялся, казалось, удивленный моей вспышкой гнева.
– Враг твоей дочери-подростка, – добавил я. – Так что не читай мне лекций о манерах. Т/и даже не разговаривает с тобой, и вместо того, чтобы все уладить с ней, ты проводишь время с этой дрянью? Что с тобой не так? – Я выпрямился, обеими руками схватив себя за волосы, и стал расхаживать по комнате.
Он встал, его голос прогремел так громко, что задребезжали стекла в окнах.
– О чем ты говоришь, глупый мальчишка?
Я резко повернулся к нему лицом.
– Не прикидывайся идиотом. Соня сказала и мне, и твоей дочери, что у вас с ней роман. Как долго это продолжается? С тех пор, как ты приехал в Тодос-Сантос? Она вообще была совершеннолетней, когда это случилось впервые?
– Я… я… подожди, – он нахмурился. – т/и правда думает, что именно этим мы занимаемся, когда я встречаюсь с Соней? – Настала его очередь провести рукой по копне своих седых волос. – Она считает, что я занимаюсь сексом с ней?
По тому, как он произнес слово «секс», я понял, что его привлекает это слово так же сильно, как привлекало и меня, пока мы не стали заниматься этим с т/и. Другими словами, он предпочел бы быть разрубленным на куски и выброшенным в океан, чем заняться сексом с Соней.
Тогда что же он все это время делал с ней наедине? Она не подходила для интеллектуальных разговоров.
– Ты хочешь сказать, что это не так?
– Нет! – Он с ревом хлопнул ладонью по столу.
– Тогда просвети меня. Почему ты проводишь с Соней времени больше, чем с обеими своими дочерьми, вместе взятыми?
– Я облажался, ясно?! – Эдгар сильно оттолкнул свой стол, отчего тот заскользил по полу, едва не задев меня. Отец т/и затрясся так, будто годами копил ярость. – Я все испортил в Тодос-Сантосе, но не так, как ты думаешь. У меня никогда не было романа с Соней. Я завел роман с ее матерью, – первой женщиной, с которой я был с тех пор, как умерла мать т/и. Я увлекся, не подумав. Не думая, что она замужем, что у нее есть дети, что я разрушаю другую семью, пытаясь сохранить свою. Однажды Соня застала нас на месте преступления и рассказала обо всем своему отцу. Следующий год моей жизни вышел из-под контроля. Очевидно, её мать боролась с зависимостью от обезболивающих и алкоголя, и я стал ее ошибкой, неверно принятым решением. Она обвиняла меня в изнасиловании, чтобы спасти свой брак. А меня втянула в закулисную судебную тяжбу с Соней и ее отцом, который хотел отомстить за неосмотрительность жены. Он увез её в так называемый отпуск, но на самом деле это оказалось длительной реабилитацией, в то время как Соня осталась в Калифорнии со своей сестрой. Именно тогда ее мать призналась, что у нее был роман со мной и она хочет развестись. Когда ее муж пригрозил провести ее через неприятный бракоразводный процесс и помахал перед ней брачным контрактом, она попыталась перерезать себе вены, но безуспешно. Соня с сестрой были раздавлены, а меня поглотило чувство вины, поэтому я решил помочь их семье пережить этот болезненный период. Когда я узнал, что Соня нашла способ приехать сюда, я понял, что она жаждет мести. Вот почему я отдалился от т/и. Чем меньше я втягиваю ее в это, тем меньше у Сони шансов добраться до нее. Она превращала каждый мой день в настоящий ад. Наверное, по ее логике, если она разрушит мою жизнь в ответ, ей станет легче.
– Именно это происходит сейчас?
– Да. Она врывается в мой кабинет и комнату без предупреждения, бросает мне в лицо обвинения. Заявилась на два свидания, которые у меня были с тех пор, как я приехал сюда. Разбила две мои скульптуры. И то, что она сделала с т/и и Поппи, конечно, ужасно. Я знал это. Обо всем знал. Вот почему я держался от них на расстоянии. Я говорил себе, что все закончится через несколько месяцев и все вернется на круги своя.
– Чушь собачья. Мы с т/и слышали вас у тебя в комнате, – возразил я. – Ты сказал ей слезть с тебя. Вы занимались сексом.
– Она пыталась соблазнить меня! – закричал Эдгар. – У нее случаются приступы сумасшествия, когда она пытается заняться со мной сексом, но я всегда отталкиваю ее. Я несколько раз звонил ее отцу. И ее сестре тоже. Они сказали, что я заслужил это за то, что сделал с их семьей. Она мученица, которая протаскивает меня через каждый грех, который я совершил.
– Тогда почему ты позволяешь ей проводить с тобой так много времени? – Он не казался человеком, способным переспать с подростком, но я все еще сомневался в его словах.
Он с трудом сглотнул.
– Проводя с ней больше времени, я отвлекаю ее от т/и. Дети не должны страдать за проступки своих родителей. Я потакаю разрушительной стороне Сони, пока ее время здесь не истечет. Но я не прикасаюсь к ней, и я в ужасе от того, что моя дочь может так думать. Неужели она совсем меня не знает?
– Ты находил время, чтобы узнать ее ближе в последние годы? – спросил я.
Его голова бессильно повисла, как приспущенный флаг.
– Она поделилась этим с Поппи? – вздохнул он.
Я покачал головой. У т/и не хватило сил расстроить старшую сестру. Когда ты заботишься о ком-то – а в этот момент не было смысла отрицать, что я заботился о т/и, – ты действительно не хочешь сообщать этому человеку плохие новости.
– Слава богу.
– Не благодари Бога, благодари свою дочь. Ты должен загладить свою вину перед ней. – Я предостерегающе ткнул в него пальцем с другого конца комнаты.
– Я не знаю. Воспитание детей – это чертовски тяжело, понимаешь?
Эдгар вытер пот со лба, прижимаясь своей широкой спиной к стене, и присел на корточки. Я сделал то же самое, присев напротив него, с другой стороны комнаты.
– Правда в том, что дети не приходят с инструкцией. Я не всегда понимаю, когда она капризничает, потому что ей нужно выплеснуть эмоции, а когда ведет себя серьезно. Т/и всегда была хорошим ребенком. Обе мои дочери действительно такие. Но у т/и масса здравого смысла и огромная выдержка. Поэтому я никогда не беспокоился за нее. Я думал, что причина ее бунта заключается в стажировке.
Стажировка. Я едва не поморщился. Это было на моей совести.
– Тебе нужно поговорить с ней сегодня начистоту. Расставить все по своим местам. Расскажи ей, в чем дело.
Он кивнул.
– Что касается стажировки… – продолжил я, слова сами собой слетали с языка. – План изменился. Мне нужна твоя помощь кое в чем.
Эдгар нахмурился.
– Ты все еще собираешься показать скульптуру, верно?
Конечно. Эдгар так сильно любил т/и. Вот чего она не знала. Она думала, что то, что он дал мне стажировку, говорило о его пренебрежительном отношении к ней. Она не знала, что он принес ради нее величайшую жертву. Это я обманул их. По крайней мере, сначала.
Я сказал Эдгару, что заставлю его дочь влюбиться в меня и избавлю ее от эмоциональной травмы. Что я буду ухаживать за ней, любить ее, заботиться о ней и стану ей настоящим другом. Он, в свою очередь, продал ее мечты о стажировке, чтобы купить ее счастье. Со мной.
Мы оба солгали, чтобы получить то, что хотели, и это взорвалось у нас перед носом, как бомба замедленного действия.
– Я не буду показывать свою статую. – Я щелкнул своей «Зиппо», позволяя пламени скользнуть вверх, а затем затушил его кончиком языка. Секрет тушения огня языком – это много слюны. И очень мало долбаного здравого смысла. – Но мы обязательно покажем им кое-что интересное.
* * *
Моя встреча с Эдгаром каким-то образом затянулась до позднего вечера. Я дал ему подробные инструкции о том, как вести себя с т/и. Это походило на то, как если бы вы отдали своего малыша в безответственные руки необученной обезьяны. Но я понимал, что мне нужно убираться из Карлайла к чертовой матери и быстро, после того, как я выполню свой план.
Когда я в конце концов вернулся в свою комнату, все, чего мне хотелось, это скинуть ботинки, закрыть глаза и притвориться, что сегодня будет просто еще одна ночь, когда я проберусь в комнату Хорошей Девочки.
Но, конечно, это было не так.
В моей спальне меня ждал сюрприз, который не имел никакого отношения к двум моим друзьям-придуркам.
– Добрый вечер, сынок. – Мой отец повернулся в кресле у окна в своей плавной и непринужденной манере. В зубах у него была незажженная сигара, а в руке – стакан с чем-то крепким.
– Что ты здесь делаешь? – Я почувствовал, как моя челюсть дергается от раздражения.
Поговорим о неудобном времени. Последнее, в чем я сейчас нуждался, – это еще одно отвлечение моего внимания. С моей удачей, моя мать, наверное, тоже была здесь, вместе со всей своей чертовой семьей.
– Сядь вон туда. – Он дернул подбородком в сторону моей незаправленной кровати.
– Или? – Я оперся рукой о стену, бросая вызов.
– Это легко, – усмехнулся он. – Или я встану и заставлю тебя чувствовать себя чертовски неловко, если обниму тебя. Потому что это то, что тебе сейчас нужно, не так ли, Саш? – Он склонил голову набок. – Итак, обнять?
Я сел, положив один ботинок на подлокотник его кресла, стоявшего в этой небольшой комнате. Я обнимал своего отца чаще, чем целовал фонарный столб, но было что-то такое в выражении его лица, что сбило меня с толку. Он что-то знал.
– Вот. Сажусь. Спрошу еще раз – что ты здесь делаешь?
– Ты игнорировал мои звонки.
– Я разговаривал с мамой каждый день. Ты никогда не брал трубку. Должен отдать тебе должное. Ты умеешь вести себя так, что тебя трудно достать.
Это было самое странное во всем взаимодействии с отцом, но также и то, что заставляло меня не отвечать на его звонки. Он что-то замышлял, и что бы это ни было, он не хотел, чтобы мама это услышала.
Папа откинулся на спинку стула, но при этом он не выглядел самодовольным. Беспокойство сжало мою грудь. У него всегда был вид человека, который только что отымел твою жену, опустошил твой сейф и нагадил тебе в постель. Но теперь он выглядел на удивление мрачным. Мрачность означала неприятности.
– Нам нужно было поговорить наедине, – сказал он.
– Это очевидно. – Я вгляделся ему в лицо в поисках хоть какой-то подсказки.
– Я все понял, сынок. Мне жаль. Мне. Так. Чертовски. Жаль. – Его голос прервался на полуслове, и он отвернулся, стиснув челюсти, как и я. У него перехватило дыхание.
Нет.
Нет.
Я уронил голову на руки, уперев локти в колени, и покачал ею.
– Трой Бреннан? – спросил я. Должно быть, это был тот посредник, с которым он меня свел. Как, черт возьми, еще отец мог обо всем догадаться?
– Нет. Я дал обещание и сдержал его.
– Значит, Джейми? – Я фыркнул в притворном веселье. Наверное, он сказал папе, что у меня какие-то неприятности. У меня даже не осталось сил злиться на него. Это был логичный поступок. Все равно чертовски неприятно. Он подписал контракт.
– Нет, – сказал папа, вставая и приближаясь на полшага ко мне.
Я не хотел ничего из того, что он собирался предложить: ни жалости, ни боли, ни стыда, ни чувств, которые сопровождали все это. Тем не менее он сел рядом со мной на кровать.
– Наверное, Джейми планировал рассказать мне об этом постфактум. Но однажды ночью я вошел в свою спальню, а твоя мама заснула с включенным светом, и под мышкой у нее был полуоткрытый художественный журнал. Я подоткнул ей одеяло и уже собирался выключить свет, когда взял журнал и увидел заметку о том, как все картины Гарри Фэрхерста купил какой-то тайный коллекционер. Я удивился, почему к нам не обратились по поводу картин в нашем доме – в конце концов, ко всем остальным обратились, – но ответ был прост. У тебя имелся доступ в наш дом и ко всем картинам. Я выбросил журнал, чтобы она не узнала, не стала бы сама подсчитывать. Я ломал голову, пытаясь понять, зачем тебе понадобились все картины этого ублюдка. А еще сильнее меня интересовало, как ты смог себе это позволить. Поэтому я проверил твой трастовый фонд, и, конечно же, он был пуст.
Я молча сглотнул. Это дело было шито белыми нитками. Все, о чем я думал в тот момент, – это конечная цель, и это снесло мне голову.
Папа положил руку мне на спину, мы оба сгорбились, сидя на кровати. Мое лицо все еще было закрыто руками. Я чувствовал себя глупым ребенком и ненавидел каждую минуту этого момента.
– Что может заставить человека купить целую коллекцию картин со стоимостью из восьми цифр, которые ему даже не нравятся? – Голос моего отца плыл в воздухе, как дым, смертоносный и удушающий. – На ум приходил только один ответ – месть.
Я встал и подошел к окну, отказываясь смотреть ему в лицо.
Он знал.
Т/и знала.
Мой секрет больше не был только моим. Все вырвалось на свободу. Правду мог узнать каждый. Я уже ничего не контролировал. Вероятно, все из моего ближайшего окружения были в курсе.
– Ты хочешь, чтобы о нем забыли, – мягко сказал папа позади меня.
Я был благодарен ему за то, что он не произнес вслух то, что Гарри сделал со мной. Это каким-то образом делало ситуацию не такой невыносимой. Я фыркнул, игнорируя это заявление.
Хотелось забыть, что Гарри Фэрхерст когда-либо существовал, но я знал, что это невозможно. Поэтому я решил стереть его из памяти остального мира.
Ars Longa, Vita brevis.
Но не в том случае, если все твои картины порваны, сожжены и плавают в Атлантическом океане. Тогда ты просто еще один смертный.
Папа встал и подошел ко мне сзади. Он положил руки мне на плечи. Я уронил голову на грудь. Он не пилил меня за то, что я преследовал Гарри целую вечность.
…или потратил отвратительную сумму на произведения искусства, которые потом сжег.
– Позволь мне сделать это, – прошептал он.
– Хм? – Я развернулся, мои брови поползли вниз.
– Я знаю, что ты задумал, и прошу тебя позволить мне это сделать. Не для тебя, для меня. Когда мы говорили о твоей проблеме раньше, я сказал тебе, что не стану совать нос в чужие дела, но если бы я узнал, кто в этом замешан, я бы сам с ним разобрался. И ты согласился. Мы пожали друг другу руки. Для тебя многое поставлено на карту, сынок. Позволь мне взять на себя твою ношу. Пусть это будет на моей совести, а не на твоей. В конце концов, это я облажался. Я позволил этому случиться. Я был тем, кто не понял этого в той проклятой парижской галерее, идиотом, который отправил тебя в Подготовительную школу Карлайл, когда ты был всего лишь маленьким мальчиком. Мой провал. Моя ошибка. Моя расплата.
Я оценил, как даже сейчас он не втянул маму в эту мерзкую катастрофу вселенского масштаба, связанную с Гарри Фэрхерстом. Папа взял на себя всю ответственность как глава семьи. Некоторые люди думали, что цветы и сердце – это романтично. По мне, быть крутым парнем, который взял на себя вину за всю свою семью и взвалил себе на плечи все их грехи, было намного лучше. Не то чтобы действительно вина за это лежала на моих родителях. Они подталкивали меня к разговору, просили, умоляли и задавали вопросы. Они обеспечили мне великолепное детство, и я сейчас совсем не о материальной стороне.
– Спасибо, – коротко сказал я. – Но нет.
– Ты не знаешь, что убийство человека делает с душой.
– А ты знаешь?
Он снова сжал мое плечо, воздерживаясь от ответа. Интересно.
– У тебя есть девушка. – Папа сменил тему. – Разве она не его племянница? Это все усложнит.
– Мы не останемся вместе. – Я проглотил ком в горле. Это было бы ужасно неловко теперь, когда она знала о моих планах в отношении ее дяди.
Я выдал ей все свои секреты.
Я доверял ей тогда и доверяю ей сейчас.
Она никогда и никому не рассказывала о моем секрете. И, как оказалось, даже не знала, что видела тогда. Когда я рассказал ей о жестоком обращении Гарри со мной, она призналась, что увиденное ею было совершенно другим.
«Я не видела голову Гарри под тобой. Я просто подумала, что это была девушка. Я ничего не знала об оральном сексе. Думала, ты просто молод, зол и делаешь то, чего не должен делать. Мне было жаль тебя. В тринадцать лет тебе не нужны секс, выпивка и минет, чтобы чувствовать. В тринадцать ты только учишься чувствовать. Это как учебная езда, понимаешь?»
Я ничего не знал. Гарри не дал мне шанса узнать, каково это – чувствовать.
– Кроме того… – я обошел папу, меняя тему разговора. – …откуда ты знаешь о ней?
– Антон отправил семейный бюллетень(сервис, который помогает семьям поддерживать контакт), – как ни в чем не бывало ответил он.
– Ублюдок, – одними губами произнес я.
– Следи за своим языком
– Я говорю, как есть. Как ты думаешь, чем он занимается со Стефани? Играет в покер? – Я плюхнулся на кровать, уставившись в потолок. Впервые за целую вечность я чувствовал себя настоящим подростком. Мой отец занимался моими делами, предлагая вытащить меня из дерьма, в которое я вляпался. У меня были проблемы с девушкой. Я шутил о сексе в аккаунте моего лучшего друга.
Папа стоял посреди комнаты, выглядя немного потерянным – на самом деле, впервые в жизни.
– Это необязательно должно так закончиться, Саш. Тебе не нужно ее терять. Тебе не нужно ничего терять.
– Это уже решенное дело, папа. Брось это.
– Сын…
Я повернулся, чтобы посмотреть на него.
– Что бы ты ни делал, не говори маме. Это уничтожит ее.
Он выдержал мой пристальный взгляд и серьезно кивнул. Он все понял. Понял, почему мне нужно сделать это самому.
– Не буду, – пообещал он. – Я этого не сделал, когда увидел статью. Это остается между тобой и мной. То, что произошло, не должно диктовать тебе, как жить дальше, слышишь меня? Когда-то давным-давно я тоже хранил темную тайну. – Он наклонился, убрал мои чернильно-черные волосы со лба и нахмурился. Зеркальное отражение отца и сына с разницей почти в три десятилетия.
– Чем это закончилось? – я моргнул.
Он поцеловал меня в лоб, как будто я был малышом, и улыбнулся.
– Убийством.