жестокий бог

Глава 20

Саша

На следующее утро я снова обмотал руку марлей и усмехнулся, увидев состояние своих разбитых костяшек.
Я не злился на себя за то, что пробил бетонную стену. На самом деле я был очень доволен, что она стала единственным предметом, который я ударил, находясь в той комнате. Убийство Поупа занимало важное место в моих сегодняшних планах. За то, что он все еще дышит, мне должны были вручить Нобелевскую премию.
Выйдя в коридор, я убедился, что на горизонте никого нет, прежде чем нанести недолгий визит в его комнату. Он все еще спал. Я толкнул дверь и вошел так, будто это долбаное место принадлежит мне.
– Доброе утро, ублюдок, – поздоровался я, вежливо улыбаясь, склонившись над ним.
Он открыл глаза и рот, чтобы ответить, но, конечно, это было не так просто, потому что я уперся локтем ему в горло.
Глаза Поупа расширились, когда до него дошло, что я перекрыл ему доступ к воздуху, наклоняясь так близко, словно собравшись поцеловать его. Брови Поупа сошлись вместе, и он покраснел.
– Вчера ты сказал, что не боишься меня, но я не понимаю, какое мне до этого дело. Я бы насладился твоим страхом, если бы планировал разбрасываться пустыми угрозами. Как бы то ни было, я выскажу все, что у меня на уме, так что слушай внимательно. Вчера ты тронул то, что принадлежит мне. Независимо от того, придумали ли вы себе какое-нибудь дурацкое оправдание или нет, это произошло. И я не обрадовался тому, что увидел. Но также я понимаю, что т/и любит тебя и не хочет твоей смерти. Я прекрасно понимаю это. И приму во внимание. Я не безрассудный человек.
Хотя, учитывая то, что его красное лицо постепенно приобретало приятный фиолетовый оттенок, я не был уверен, что он согласится с моими последующими словами. Я нажал посильнее, зная, что у меня осталось всего несколько секунд, чтобы насладиться его испугом и яростью. Я собирался остановиться, пока он не задохнулся до смерти. Я мало что знал о девушках, но убийство их лучшего друга не входило в список необходимых вещей для ухаживания.
Не то чтобы я ухаживал за т/и.
Мне не терпелось переспать с ней, взять то, в чем я нуждался, и просто свалить.
– Ты никогда больше не прикоснешься к т/и – ни во время моего пребывания здесь, ни после. Никаких поцелуев. Никаких ласк. Даже не дернешься в ее сторону, как вчера. И ты определенно не приблизишься к ее груди или киске, если хочешь, чтобы твой язык оставался у тебя во рту, а не был засунут тебе в задницу. Ты можешь быть ее другом, ее обычным другом – тем, у кого нет доступа к ее телу. Кроме того, у нас никогда не было этого разговора. Я понятно выразился? Моргни дважды, если это так, и один раз, если ты согласен на приятную поездку в отделение скорой помощи и на использование кислородной маски в течение следующей недели или двух.
Он дважды моргнул, и я отпустил его. Уверен, ему было, что мне сказать, но так получилось, что у меня не осталось ни времени, ни желания его слушать.
Я вышел из его комнаты, спустился к себе в подвал и закрылся там до конца дня, чтобы поработать.
Я почувствовал странный голод и нетерпеливую жажду жизни, которые обрушились на меня, подобно торнадо. Это было странно, ново и неожиданно. Но чтобы почувствовать жажду жизни, сначала нужно стать живым. Я не был уверен, что жил до того дня, пока т/и не переехала в Тодос-Сантос.
Это было какой-то непонятной фигней. Что со мной не так?
Я не чувствовал себя живым.
Я просто был возбужден. Вот и все. Просто хотел порадовать свой член.
Я закончил рабочий день немного раньше, чем планировал, – в три тридцать. Запер за собой подвал и отправился в центр города, протискиваясь мимо студентов и профессоров, которые умоляли показать им свою работу.
Я купил пирожные, вино и цветы, а затем выбросил все в мусорное ведро, прежде чем вернулся в замок. Я разрывался между желанием произвести на т/и впечатление и желанием убить ее.
Пока я продолжал злиться на себя за то, что в очередной раз позволил девушке поиметь меня, зазвонил мой телефон. Я думал, что это отец, но нет, звонил Антон. Я взял трубку.
– Что?
– Не говори со мной так, будто я прерываю твой чертов график, имеющий только один пункт, по которому ты даришь свои хмурые взгляды местам, людям и твоему собственному отражению. Ты написал, чтобы мы с Никитой приехали в Лондон. Все в порядке?
Его голос звучал трезво, что означало, что он продолжает над собой работать. Я часто общался с ним по скайпу, но все равно меня удивило, что я вновь разговариваю с Антоном, находящемся в ясном уме.
– Беркшир, и да, все идет по плану. Просто нужна поддержка.
– Личная?
– Именно.
– Хорошо. Турагент Никиты сейчас бронирует нам билеты. Как дела у Друзиллы?
Я услышал улыбку в его голосе и сжал челюсти. Он, черт возьми, что-то знал? Признание в том, что у нас с ней что-то есть, только вызовет нежелательные вопросы, когда я осуществлю свой план. Я ни за что не собирался тащить ее в темную кроличью нору, в которую собирался нырнуть.
– Между нами ничего нет, – сказал я ему.
– Черт возьми, Блант. Я думал, что это я романтик. Оказывается, ты потащился через весь мир ради девушки.
– Это не имеет к ней никакого отношения. Я приехал сюда на стажировку.
Он покатился со смеху, но я не стал обращать на это внимание.
– Конеееечно. И я по вторникам не ем мясо, потому что обожаю киноа, а не из-за моей девушки-вегетарианки. Ты сам прячешь голову в песок, но слишком горд, чтобы попросить кого-то помочь вытащить тебя.
– Очевидно, Стефани ты нравишься за твой член, а не за твою способность составлять дурацкие сравнения. Держись подальше от написания стихов.
– Ясно. – Снова смех. Когда он наконец успокоился, то выдавил: – О, и хорошо, что ты не слишком увлечен Асталис, потому что ходят слухи, что твоя мама хочет нанять ее для работы в своей галерее в Лос-Анджелесе, когда она закончит стажировку. А ты объявил всем, что никогда не вернешься в Калифорнию, верно?
«Что?» – чуть не закричал я, стоя сейчас перед замком. Меня чертовски бесило, что мама приняла это решение, не посоветовавшись сначала со мной. Особенно учитывая, что она даже не знала т/и.
С другой стороны, именно поэтому она мне и не сказала. Я никогда не говорил маме о своих чувствах к Асталис.
Ты ничего не чувствуешь к Асталис, тупица.
Было без четверти семь, и я чувствовал себя на пределе. Расхаживая взад-вперед по лужайке перед замком, я покачал головой.
– Мама может нанять ее. Это не мое дело.
Антон снова захохотал, как сумасшедшая гиена, на другом конце провода.
– Чувак, у тебя ушло десять минут на то, чтобы сказать это. Просто признайся, что ты веришь в любооооовь, – пропел он. – Кстати, это был тест. Твоя мама ничего такого не говорила. Но приятно знать, что ты на самом деле чувствуешь. Увидимся в Англии, ублюдок. Оставайся в безопасности.
Он повесил трубку.
Я посмотрел на время на своем телефоне. У меня было пятнадцать минут, чтобы принять душ. Моя комната находилась на третьем этаже, общие душевые находились внизу, в добрых десяти минутах ходьбы оттуда. У меня не было ни малейшего шанса успеть к назначенному времени. Поэтому было два варианта: дождаться ее и пригласить подождать в моей комнате, пока я приведу себя в порядок, или оставить ее ждать меня в подвале.
Ночь была не особенно холодной. И она действительно заставила меня смотреть, как она кончает от ласк другого парня…
Дело в том, что я больше не хотел ее наказывать.
Не хотел, чтобы ее боль и неуверенность в себе заставляли ее страдать.
Я стоял и ждал ее двадцать минут, а в пять минут восьмого, когда она появилась, я подошел к ней сзади и поцеловал в плечо, наблюдая за удивлением и восторгом на ее лице, когда она повернулась и посмотрела на меня.
– Ух ты, – усмехнулась она.
– Мне нужно принять душ. Подождешь в моей комнате? – спросил я, как абсолютно нормальный человек или кто-то похожий на него.
Она улыбнулась, сказав что-то столь же обычное.
– Конечно.
* * *
Я нашел ее лежащей в моей постели, она листала мои книги по анатомии и скульптуре. В моей комнате не было никакой атмосферы или индивидуальности – я предпочитал именно такой способ обстановки. Я остановился в дверях и наблюдал за ней. На мне было только полотенце, обернутое вокруг талии.
Я испытывал незнакомые чувства, наблюдая за ней, лежащей в моей постели, которая пахла мной. Удовольствие от увиденного было неожиданным. Незнакомым. Моя грудь сжалась, и я попытался сделать глубокий вдох, думая, что, может, я просто потянул мышцу диафрагмы.
Тем не менее я не мог набрать достаточно воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью.
– О, привет. – Ее голос прозвучал хрипло. Скрипуче.
Я вошел, притворившись, что не слышал ее. Схватил пару сложенных черных джинсов из своего шкафа, чтобы натянуть на себя за небольшим креслом в углу комнаты.
– Спасибо за новый чертежный стол. – Она отложила учебники по анатомии в сторону.
– Я сломал твой, и тебе нужно на чем-то работать, – напомнил я ей.
Вряд ли это можно назвать благотворительностью.
– Сбрось полотенце, – внезапно сказала она.
Я поднял глаза, половина моей ноги уже была в джинсах. Она села на моей кровати, опершись на локти, легкая улыбка коснулась ее лица. Я не мог этого объяснить, но чувствовал ее запах с другого конца комнаты: лаванда, хлопок и моя собственная смерть.
– Сбрось его, – повторила она. Озорная и… милая. Да. Согласен. Она была милой и хорошенькой. Многие были такими.
– Для чего?
– Чтобы я могла тебя увидеть, – она пошевелила бровями. – В конце концов, ты уже видел меня голой несколько раз.
– Я собираюсь погрузиться в тебя по самые яйца меньше чем через пятнадцать минут, если на то будет моя воля, – сказал я. – Обнаженным.
– Вряд ли это то же самое. – Она облизнула губы, ее причудливые глаза сверкали, как шарики. – Есть что-то уязвимое в том, чтобы стоять голым перед кем-то.
– Вот именно. – Я усмехнулся. – Зачем мне ставить себя в уязвимое положение?
Она выдержала мой пристальный взгляд, ее голос стал серьезным.
– Потому что я попросила тебя об этом.
На мгновение потеряв дар речи, я посмотрел на нее. Она говорила серьезно. Я вышел из-за кресла, сбросил полотенце и выпрямился во весь рост, уперев руки в бока.
Совершенно, блин, голый.
В первый раз я предстал обнаженным перед кем-то с тех пор, как… Неважно.
Совершенно голый. И я даже не мог понять, почему потакал ей.
Тишина окутала нас, и я позволил ей сделать это. Между нами все стало странным, и это была вина т/и.
– Тебе стыдно. – Она склонила голову набок, на ее лице появилось любопытство.
Я фыркнул. Верно. Ей повезет, если она увидит более красивое тело на обложке журнала о здоровье.
– Чего ты стыдишься, Саш?
Я усмехнулся. Это не имело значения.
Она встала и подошла ко мне, обхватила мое лицо своими крошечными руками. Это почти напоминало материнский жест.
– Ты прекрасен. – Она поцеловала меня в кончик носа, закрыв глаза. – Такой красивый, – прошептала она.
По ее щеке скатилась слеза. Я не понимал, что происходит, и все же почему-то не удивился, когда она заплакала. Мне просто, твою ж мать, не хотелось этого видеть.
Я обнял ее, пытаясь утешить, потому что она… что? Пожалела меня? Ох, черт, это ужасно, но, очевидно, я зашел так далеко только для того, чтобы оказаться внутри нее. Мой план был так близок к исполнению.
Но я не мог его осуществить.
И не из-за недостатка попыток.
Мы обнимались – я стоял голый, а она поливала слезами мое плечо – казалось, минут десять, прежде чем она отстранилась и поцеловала меня в губы.
– Спасибо, – сказала она.
– За что?
– За то, что позволил себе единственный раз побыть беззащитным мальчиком. И за то, что позволил мне увидеть это.
* * *
Внизу, в своем подвале, я закурил сигарету и передал ей одну из двух банок пива, которые взял из холодильника Гарри. Он все еще лежал в больнице, его перевели в отделение в центре Лондона, так что пить пиво здесь, ему не светило в ближайшем будущем.
Т/и открыла банку и поднесла ее к губам, не делая ни глотка. Ее глаза блуждали по темному, холодному помещению.
– Это идеальное место для тебя, – сказала она.
– И это говорит вампирша. – Я ответил ей, держа во рту сигарету, и бросил свою зажигалку Zippo на скамейку рядом с ней. Эта скамейка была сделана из мощеного камня. Средневековье, черт возьми. Моя скульптура, теперь почти полностью готовая, стояла в центре комнаты и была накрыта двумя простынями, так что т/и не могла ее видеть.
– Ты пригласил меня войти.
– Как обычно, – серьезно сказал я. – Будь умнее и в следующий раз откажись.
Она ухмыльнулась, ставя свое пиво на стол. Я сел рядом с ней, чувствуя себя на грани. Я подавил желание потереть бедра, как делала мама, когда нервничала, пригвоздив свои руки к скамье.
– Почему ты не пьешь? – обычный светский разговор. Я начал вести светскую беседу. Удивительно.
– Потому что я чуть не умерла в свой день рождения от алкогольного отравления.
– Точно. – Я подтолкнул банку пива в ее сторону.
Она внимательно изучала мое лицо, затем так быстро допила пиво, что я подумал, мне это показалось. Т/и откинулась на спинку стула, уставившись на накрытую статую.
– Я знаю, что ты не собираешься показывать ее мне, и я согласна с этим. Потому что придет время, и я увижу ее в Тейт Модерн. Знаешь, Саш, мы не можем скучать по чему-то, пока не потеряем это навсегда.
Она больше не говорила о моей скульптуре, и мы оба это знали.
– Ты скучаешь по ней, – сказал я. Черт, да.
Она кивнула.
– Каждый день. Потерять ее было хуже, чем потерять руку или ногу. Я пообещала себе никогда больше так не привязываться. Это опасно, понимаешь? Лучше держать людей на расстоянии вытянутой руки.
– Ты уже это сделала. – Я облизнул губы. – Привязалась, я имею в виду.
– Нет, неправда, – запротестовала она, но ее лицо покраснело.
– Так ты просто случайно выпила мою кровь? Позволила вылизать себя, когда я лежал, прикованный наручниками к твоей кровати? Для чего ты это делала? – Я ухмыльнулся. – Ты либо привязалась ко мне, либо по-настоящему свихнулась. Выбор за тобой, Хорошая Девочка.
– Ни то, ни другое. Я просто обычная девушка, с нормальными потребностями. – Она вздернула подбородок. – Ты издевался надо мной в старшей школе, и поэтому да, в один безумный момент я выпила твою кровь. В другом случае я хотела, чтобы Поуп сделал это. Поэтому это ничего не значит, Саш. Я не сумасшедшая.
Я фыркнул.
– Черт бы тебя побрал. Тебя бы здесь не было, если бы ты была нормальной.
– Потому что я бы и близко не подошла к твоей берлоге? – Она склонила голову набок, схватила мое недопитое пиво и сделала глоток.
– Потому что ты добровольно не пришла бы ко мне, – огрызнулся я. Во всяком случае, не после всего, что она знала обо мне.
Я поднял с пола стамеску, зацепил бретельку ее топа и медленно потянул ее, зная, что могу порвать ткань в любой момент, если прижму к ней заостренный кончик.
– Я нормальная. – Она облизнула губы, глядя на свои руки. Ее набухшие соски было видно сквозь топ. Т/и свела ноги вместе, отказываясь смотреть мне в глаза.
Не-а.
– Конечно, так и есть. Ты не любишь кровь, – поддразнил я ее.
Превосходная лгунья. К счастью, я не возражал против небольшого обмана. Люди были одержимы правдой, будто они, черт подери, могли ее принять. Что касается меня, то мне нравились грязные игры, где я мог все контролировать.
Она покачала головой, все еще разглядывая лезвие в моей руке.
Я отвел стамеску от т/и и приложил ее к верхней части своего запястья, а затем, даже не дрогнув, сделал неглубокий горизонтальный разрез. Т/и слегка вздохнула, ее дыхание участилось. Я ухмыльнулся, вставая так, чтобы расположиться между ее ног, и поднося свое раненое запястье к ее лицу.
– Это тебя не заводит?
– Нет. – Но я не поверил ее ответу, потому что голос прозвучал хрипло от желания.
– А если я сделаю так? – Я прижал заостренную часть стамески к одному из ее затвердевших сосков через рубашку. Это было так возбуждающе, что она ничего не могла с собой поделать. Т/и закрыла глаза, и стон сорвался с ее прелестных розовых губ. Я провел лезвием вокруг ее соска, наблюдая, как она дрожит.
– Нет. – Она зажмурилась, тяжело дыша. – Нет.
– Ты всегда можешь уйти, – бросил я с вызовом, зная, что она этого не сделает. Не сможет. Каждая наша встреча, начиная с самого детства, вела к этому моменту. Мы наконец-то показали друг другу наши темные стороны – мрачный, извращенный карнавал наших душ, на который никого никогда не приглашали.
Это был золотой билет, лично врученный нашим собственным Вилли Вонка. Мы… наедине. Где нас никто не сможет найти.
Она видела это так же ясно, как и я.
– Пошел ты, Саш. – Ее голос задрожал.
Уже в третий раз она говорила мне эти слова.
И каждый раз у меня был подготовлен новый ответ.
– С радостью, Хорошая Девочка.
С невинной улыбкой на лице я сорвал с нее топ одним быстрым движением, сделав порез. Небольшая неточность могла привести к серьезной травме. Она взвизгнула, зажмурила глаза и, откинувшись назад, схватилась за живот: ее дрожащие пальцы искали рану. Через несколько секунд она открыла глаза и посмотрела вниз, осматривая повреждения.
Ее кожа цвета молока и меда казалась невероятно гладкой, как свежевыпавший снег. Она моргнула и посмотрела на меня.
– Все еще не завелась? – спросил я.
– Нет. – Она произнесла это слово с насмешкой, ожидая, что я сделаю дальше.
Я рассмеялся. Она тоже. Безумный, лишенный юмора смех двух людей, которые прекрасно понимают друг друга, застряв в мире, не имеющем для них смысла. Никогда не думал, что разделю подобное с девушкой. Или парнем. Или с любым человеком, если уж на то пошло. Даже мои родители не до конца меня понимали.
Я легко толкнул ее в плечи, заставив лечь на скамейку.
Поднеся стамеску к ее джинсам, я использовал ее, чтобы расстегнуть три пуговицы. Свободной рукой я начал стягивать джинсы с бедер т/и. Все еще глядя ей прямо в глаза, я разрезал ее трусики с обеих сторон, позволяя ткани обнажить ее тело, и приставил заостренный конец долота к ее киске, ожидая, когда она остановит меня.
– Не возбуждаешься из-за этого клинка, детка?
– Ни капельки. – Ее глаза встретились с моими, бросая мне вызов.
Покажи мне побольше своего безумия. Моя кровь гудела от возбуждения. Это меня безумно заводит.
Я так затвердел, что у меня даже не осталось времени беспокоиться о том, что я собирался с ней сделать. С ней.
Взглянув вниз, я снова заметил ее татуировку.
Ars Longa, Vita brevis. Наконец-то я смог прочитать надпись. Теперь я понимал, почему она набила ее именно туда. Что-то вдохновило меня поцеловать это местечко. Она вздрогнула.
– Будут и другие удовольствия, за которыми стоит гоняться, и они не будут иметь ничего общего с искусством, – прошептал я, уткнувшись ей в кожу, не в силах оторваться от нее.
– Покажи мне, – прохрипела она.
Я скользнул стамеской в ее киску, остановившись на полпути. Я не хотел причинить ей боль, как бы сильно она этого ни жаждала. Она была горячей, влажной и готовой. Промокшей насквозь. Ее киска издавала влажные звуки, которые сводили меня с ума и делали мой член таким твердым, что у меня закружилась голова от недостатка крови в других частях моего тела. Малейшее движение ее руки, и я кончу. Это не будет двадцатиминутным сеансом возвышенной любви. Мне повезет, если я успею снять свои чертовы джинсы.
Т/и оперлась на предплечья и со страстью в глазах наблюдала, как стамеска в моей руке скользит внутрь, но при этом проникает в нее не слишком глубоко. Она закрыла глаза, запрокинула голову и задрожала, все ее тело покрылось мурашками.
Я обхватил ее раненой рукой за шею, притягивая ближе, целуя медленно, горячо и глубоко, сводя с ума от проникновений. Губами она скользнула по моему запястью, и, как я и думал, ее глаза закатились, как только она приникла к моей ране.
– Боже… – Ее голос надломился от невероятного возбуждения.
– Боже, что?
– Боже… займись со мной сексом.
– Боюсь, так не пойдет, – усмехнулся я. – Скажи волшебное слово.
– Пожалуйста?
– Черт, нет. Трахни меня.
Я выигрывал время, чтобы не опозориться раньше времени до того, как я спущу свои трусы до лодыжек. Она закрыла глаза, прерывисто вздохнув. Я скользнул долотом на полдюйма глубже в нее. Она была такой мокрой, что я сомневался, что ей этого было достаточно. Она не могла обхватить его и стиснуть внутри себя. Нет. Только мой член подходил для этого, и мы оба это понимали.
– Пожалуйста, трахни меня. – Слова слетели с ее губ, которые на вкус казались такими же солеными и теплыми, как моя кровь. Я снова поцеловал ее.
– Почему? – спросил я, мои губы скользнули вниз по ее шее, покрывая поцелуями. – Ты не возбуждена. И твоя просьба кажется довольно бессмысленной.
– Саш, – простонала она.
Она уже так приблизилась к оргазму, что я вдруг понял, что хочу этого. Хочу, чтобы она ушла отсюда удовлетворенной.
Не из-за моего инструмента для лепки. А благодаря моему члену.
Я отстранился от т/и, вытаскивая стамеску из ее киски. Затем поднялся, наблюдая, как она с глухим стуком опустилась на скамейку, уставившись на меня ясным взглядом и приоткрыв рот.
– Ты говоришь, что не любишь кровь, но я почувствовал ее на твоих губах – ты маленький демон. Ты далека от любой нормы. Я думаю, что мы с тобой похожи на книжки-раскраски, в которых испорчен каждый оттенок. Я уже видел это, когда подарил тебе тот брауни много лет назад. Но самой большой ложью, которую ты говоришь сама себе, является то, что ты не моя. Получай подсказку, Асталис. – Я бросил инструмент к ее ногам, развернулся и вышел из подвала, оставив ее там одну.
Я ни на секунду не беспокоился, что она собирается взглянуть на мою работу.
Она была лгуньей, да, но она была моей лгуньей.
Я не нуждался в проверке на доверие.
Т/и помчалась за мной в коридор. Она развернула меня за плечо и нахмурилась.
– Ты займешься со мной сексом сейчас же, Саша Блант, или, клянусь Богом, я покину это место завтра утром, и ты меня больше никогда не увидишь.
– Вот она, – пробормотал я, – та девочка, с которой я сидел у фонтана, совсем взрослая.
Я прижался губами к ее губам, приподнял за колени и прижал к стене, не разрывая поцелуй. Т/и широко распахнула свою разорванную рубашку и полностью обнажила тело, затем потянулась к моим джинсам.
– Презерватив, – пробормотал я ей в рот, потянувшись к заднему карману, чтобы схватить бумажник.
Я поверил отцу, когда он заявил, что разорвет меня на части, если я сделаю их бабушкой и дедушкой раньше времени, поэтому неделю назад я посетил аптеку, чтобы запастись резинками.
Кроме того, я тянул время.
Ладно, в основном тянул время.
– Без презерватива, – взмолилась т/и в наш поцелуй и, как только стянула мои джинсы, к моему удивлению, она крепко схватила член через боксеры. Девушки обычно вели себя более робко, не так, как она. – Я принимаю таблетки.
Я отстранился и нахмурился.
– Это твой первый раз, верно?
– Да, – выдохнула она, ее губы невероятно распухли и порозовели от наших обжигающих поцелуев. – А у тебя?
– Тогда почему ты принимаешь таблетки?
Я вроде как надеялся, что придушу только одного Рафферти Поупа, но был уверен, что прикончу каждого больного ублюдка, кто посмел прикоснулся к ней. Если мне не понравится ответ, который слетит с ее языка…
– Чтобы отрегулировать месячные, придурок. – Она раздраженно закатила глаза.
Я рассмеялся, когда наши губы снова встретились, и углубил поцелуй, уже ни о чем не думая.
Не ожидал, что буду так громко стонать ей в рот. Как будто молясь на нее.
Т/и оказалась такой восхитительной внутри, такой теплой и влажной. Это было намного лучше, чем чей-то рот или мой кулак. Дрожь пронзила все тело, и я ощутил, как яйца сжались так сильно, что даже напряглись мышцы моей задницы.
О. Мой. Чертов. Бог.
Я сосчитал до пяти, пока находился внутри нее, и сделал несколько успокаивающих вдохов, чтобы отрегулировать пульс и не взорваться раньше положенного, а затем начал двигаться, зажмурившись от нахлынувшего болезненного желания.
Внутрь. Наружу. Внутрь. Наружу. Как могли такие простые движения приносить столько удовольствия? Это не имело смысла. Она застонала мне в рот, и я притянул ее за локоны золотых волос, чтобы открыть для поцелуев шею, но потом решил, что красивое и возбужденное лицо т/и меня ужасно отвлекает, и перевернул ее так, чтобы она оказалась спиной ко мне.
Я направил свой влажный, твердый член в нее, погружаясь снова. Гораздо лучше.
– А-ах! – воскликнула она, хотя я медленно вошел в нее и прижался губами к ее плечу, с неимоверным усилием удерживаясь от поцелуя.
– Мне следует быть помедленнее?
– Я умру, если ты это сделаешь. Я думаю, что уже скоро кончу. Просто немного больно.
– Мне жаль. – По какой-то причине я все еще не любил произносить эти слова.
– Я ожидала этого. – т/и будто разговаривала со стеной, упираясь в нее руками, и я почувствовал себя таким идиотом, что развернул ее.
Я продолжал двигаться, осознавая, что сейчас взорвусь. Оттягивать оргазм стало мучительно больно, пытаясь сдержаться на полпути.
– О, черт, т/и…
– Хм… – Она так увлеклась, прижимаясь своей попкой к моему паху, и всем своим телом умоляла меня о большем.
– Продолжай. Я уже близко.
– Не могу, детка. Мне очень жаль. – Я был разочарован. Что… сейчас произошло? Всего три минуты? Когда я был наедине с самим собой, меня хватало на гораздо большее время.
– Черт. – Моя голова откинулась назад, когда я в последний раз вошел в нее, выплеснув все три галлона спермы в ее сладкую киску. Я не осознавал, как сильно мне нужно было прижаться к ней своим телом, пока не кончил.
Мы стояли так, оба лицом к стене, всего секунду, прежде чем я развернул ее. Она смотрела на меня своими сине-зелено-карими глазами, которые всегда выводили меня из себя, как ничьи другие.
– Мне очень жаль, – сказал я ей.
– Да, ты уже говорил это. – Она одарила меня озорной улыбкой.
Она не выглядела сердитой. Я имею в виду, не то чтобы она должна была быть такой. Но она не кончила. Мне хотелось, чтобы она испытала оргазм.
– Я заглажу свою вину перед тобой. – Черт, я ненавидел себя все больше с каждым извинением.
– Ты можешь начать с того, что достанешь мне салфетку. Я вся мокрая.
Она слегка раздвинула ноги, и в тусклом, слабом свете я увидел, как моя сперма стекала по внутренней стороне ее бедра, вдоль татуировки. Там виднелись и следы крови.
Я сглотнул.
– Тебе было очень больно? – Я посмотрел на нее. Вряд ли она парилась по этому поводу. Т/и любила боль.
Она покачала головой.
– Нет. По большей части мне это понравилось.
По большей части.
Молча я поднял ее на руки, обхватив за талию. Затем я осторожно уложил т/и на скамейку так, чтобы ее попка оказалась на самом краю.
Я раздвинул ее ноги и встал перед ней на колени, используя большие пальцы, чтобы раскрыть ее нижние губки. Из нее вылилось еще немного белой жидкости, которую я стер большим пальцем.
– Что ты делаешь? – ахнула она, глядя на меня сверху вниз со смесью ужаса и предвкушения на лице.
Спасаю свою долбаную гордость.
Я дотронулся языком до ее киски. На вкус она была соленой и теплой – моя сперма, кровь и ее сок смешались в восхитительном коктейле. Это было не совсем похоже на Джамба Джус(компания, которая производит смешанные коктейли), но я не мог жаловаться. Кроме того, сам этот процесс был своего рода удовольствием. Все было розовым, мягким и теплым. Неплохое развлечение. Я начал покусывать ее губы, проводя языком до клитора.
Если бы я не был таким идиотом, то спросил бы Антона или Никиту, как доставить девушке удовольствие. Или даже посмотрел бы пару видео. Но нет. У меня никогда не возникало ни малейшего интереса к тому, как ублажать цыпочку.
И все же сейчас я занимался этим.
И все же т/и стонала, извиваясь передо мной с закрытыми глазами. Мне хотелось быть лучше Поупа. Глупо, знаю, но вчера его рот находился здесь, и когда она кончала, то стонала достаточно громко. Так громко, что могла разбудить мертвых.
Я потер ее клитор пальцем, погружаясь в киску языком и касаясь ее упругих стенок. Ее стоны усилились, и она запустила пальцы в мои волосы.
Так лучше.
– Скажи мне, как сделать тебе приятнее, Хорошая Девочка, – пробормотал я, не останавливаясь и вылизывая ее дочиста.
Признаю, что это было неприемлемо более чем для 90 процентов населения, но я всегда был бунтарем и любил выделяться. Я знал, что ей это понравится, что мы были на одной волне.
Она замурлыкала.
– Сожми мой клитор.
Я сделал, как она сказала.
– Сильнее, – выдохнула она, ее дыхание стало резким и учащенным.
Я массировал ее набухший клитор круговыми движениями, работая языком, пока не соскользнул им к ее попке. Вот тогда она по-настоящему застонала. Точно. Ее увлекла игра с попкой. Я перенастроил свой внутренний навигатор и начал водить кончиком языка по ее задней дырочке.
– Как это безумно приятно. – Ее слабый голос звучал хрипло и чувственно. Мне хотелось поцеловать ее в губы и пообещать, что я всегда буду делать это для нее. Но я понимал, что сейчас не лучшее время для французского поцелуя.
– Давай, т/и, кончай.
Это случилось сразу после моих слов, ее бедра сжали мое лицо, и все ее тело сотрясла дрожь. Это была самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видел, а я много чего повидал за свою недолгую жизнь. Т/и кончила от моих ласк, ее клитор все еще был у меня под большим пальцем.
Прошло три минуты, прежде чем она оправилась от оргазма. Мы долго смотрели друг на друга. Я все еще стоял на коленях, а она до сих пор лежала с раздвинутыми передо мной ногами.
Мы начали смеяться.
Она соскользнула вниз, держась за живот и хохоча до истерики. Мы катались по полу, покрываясь каменной пылью, а т/и вытирала в уголках глаз слезы веселья. Я даже не знал, над чем мы смеялись. Я был не из тех, кто любил веселиться. В принципе здесь и не было ничего особенно смешного. Но, думаю, мы были просто… счастливы.
– Тебе нужно вымыть рот, прежде чем ты снова поцелуешь меня. – Она закашлялась, но после наконец-то успокоилась.
Я искоса взглянул на нее.
– Почему?
– Потому что от тебя пахнет моей попкой.
– Я бы расцеловал тебя до умопомрачения, если ты когда-нибудь попробуешь мою задницу.
– Интересный выбор слов. – Она постучала себя по подбородку. – Ты хочешь, чтобы я попробовала твою задницу? – Ее глаза расширились скорее от удивления, чем от ужаса.
Я верил, что она это сделает. Знал, что эта сумасшедшая сделает все, что угодно. И мне следовало успокоиться, потому что мне в голову уже начали приходить идеи. Невероятные идеи, такие, как взять т/и с собой в путешествие, чтобы побывать на каждом острове Италии, Франции и Греции. Вместе посещать европейские музеи, прыгать с тарзанки и нырять с аквалангом – все то, чем я хотел заняться в одиночку после того, как мой задуманный план будет выполнен.
Потому что заниматься этим с т/и казалось намного веселее.
– Не особенно. – Я покачал головой, поцеловал ее в щеку и обнял за плечи. Мы все еще лежали на холодном полу. Не хотелось быть слишком категоричным на случай, если у нее действительно появится странный, необъяснимый интерес к моей пятой точке, но все-таки меня это не привлекало.
Я некоторое время смотрел на нее.
– Спасибо, – сказали мы одновременно.
Нам не нужно было объяснять, за что мы благодарим друг друга. Слишком очевидно.
Я стал у нее первым.
А она стала первой у меня.
* * *
Ночь казалась слишком хороша, чтобы быть правдой, это точно.
Тем не менее я отогнал дурные предчувствия на задний план, подумав, что, может, карма была так занята наказанием Фэрхерста, что просто забыла обо мне.
Мы с т/и поднялись в мою комнату, где я взял зубную щетку и полотенце. Мы пошли в общий душ, я почистил зубы, а потом мы вместе приняли душ. Я не стал приставать к ней снова: она еще испытывала боль, но мы много целовались, и я покусывал ее соски, проверяя, как далеко могу зайти, прежде чем ей станет неприятно (чертовски далеко, как оказалось).
Как только мы оба вымылись, она сказала, что возвращается в свою комнату.
– Отлично. Пойдем, – услышал я свой голос.
Даже несмотря на то, что я уже забил на каждое правило, которое установил сегодня вечером по поводу противоположного пола, я осознавал, что если мы проведем ночь вместе, то я забью последний гвоздь в крышке гроба для конченого подкаблучника, то есть для меня.
Она надела ботинки, не глядя на меня, и спросила:
– Ты имеешь в виду, проводишь меня до моей комнаты?
– Я имею в виду… – Сжав челюсти, я разозлился на нее за то, что она заставила меня это произнести. – Улечься спать в твоей комнате. Твоя кровать и весь этот гребаный джаз("и так далее").
Она с улыбкой подняла глаза, бросая мне пачку жевательной резинки, которую нашла под моей кроватью.
– Мило.
– Я не собираюсь устраивать с тобой обнимашки, Хорошая Девочка.
– Иди ты, – засмеялась она. – Признайся, ты думал о том, чтобы пообнимать меня.
– Не ставь себя в неловкое положение.
Да, я смутился. Я радовался, что Антон не обладал способностями к чтению мыслей. Он припоминал бы мне это до старости, если бы узнал, что я задавался вопросом, каково это – спать в обнимку с т/и.
Мы прошли по коридору к ее комнате. Если не считать уханья сов снаружи и потрескивания огня в камине, здесь было тихо. Мы завернули за угол, ведущий в зону для работников школы, где жили Эдгар, Гарри, Альма и остальные преподаватели. Т/и медленно скользнула ладонью к моей руке и переплела наши пальцы. Затем она внезапно застыла на месте, ее ноги буквально вросли в пол.
Я посмотрел на нее. Она кивнула в сторону комнаты ее отца, и мы прислушались. Из-под закрытой двери доносились голоса.
– Соня? – одними губами спросила она.
Я подошел к двери, прижав к ней ухо. Она сделала то же самое рядом со мной. Слишком рискованно, но мне нечего было терять.
Я уже не был так увлечен стажировкой.
Уже приблизившись к осуществлению своего плана с Гарри, я не боялся разозлить Эдгара – человека, спавшего с теми, кто младше его на пару десятков лет.
Мы услышали сопение, скулеж и шарканье, а затем жуткий громкий стон Сони.
– Дорогая, – сказал Эдгар, его голос звучал одновременно нежно и грубо.
Соня снова застонала.
– Слезь с меня, пожалуйста.
Я отодвинулся от двери, взял т/и за руку и потащил ее прочь. Она изо всех сил боролась со мной, упираясь ногами в пол и пытаясь высвободиться. Она шлепнула меня, когда я крепче сжал ее.
– Оставь меня в покое! – шепотом крикнула она.
Я зашипел на нее, оскалив зубы.
– Чтобы ты причинила себе еще больше боли? Ничего подобного.
– Саш.
– т/и.
Мы постояли так еще мгновение, прежде чем я подхватил ее, схватив за живот, перекинул через плечо и зашагал по коридору, как пещерный человек. Она стучала своими маленькими кулачками, впиваясь ногтями в мою спину через рубашку.
– Оставь меня!
– В последнее время достаточно людей сделали это. Думаю, что продолжу быть голосом твоего разума. И мое первое самое верное решение – это свалить отсюда.
– А как насчет моего отца?
Моего отца. Чертовы аристократы. Она очень редко называла его папой. Каждый раз, когда она называла его папой, я вспоминал мюзикл Оливера Твиста, на который меня однажды затащили родители.
– Я разберусь с ним.
– Он – моя проблема. – Она усмехнулась, все еще лежа у меня на плече, когда я обогнул коридор и направился к ее комнате.
– Ну, теперь наша.
– Отпусти меня, Саш. Я серьезно.
Ее уже переполняли эмоции от гнева, и мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя более беспомощной, чем сейчас, поэтому я опустил ее на пол. Она отвернулась, не позволяя мне увидеть ее слезы. Я погладил ее по обеим щекам, наслаждаясь тем, какой маленькой и хрупкой она была в моих руках.
– Посмотри на меня.
Она неохотно подняла на меня глаза, не обращая внимания на слезы, стекающие по лицу. Я прижался к ней губами так нежно, как только мог.
Т/и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но раздавшийся позади голос прервал ее.
– Ну-ну, бессердечный принц не только живет после девятнадцати, он еще и любит. Какой неожиданный поворот в истории, просто удивительно. – Гарри Фэрхерст шагнул вперед, поднялся по лестнице и остановился перед нами. Его загипсованная рука висела на перевязи через плечо. У него виднелись темные круги под глазами, и выглядел он еще более худым, чем обычно, даже истощенным. В его голосе не слышалось никакого юмора, лишь злобная усмешка.
Но по-настоящему поразили меня слова, которые он тщательно подобрал.
Принц.
Бессердечный.
Живет.
Любит.
Ублюдок помнил каждую нашу встречу. Каждую фразу. Впрочем, мне не стоило удивляться.
Я нахмурился. В мои планы совсем не входило то, что он увидит эту сцену.
Т/и обернулась, одарив его улыбкой.
– Дядя Гарри! Ты вернулся из больницы. Как ты себя чувствуешь? Больше никакого тебе кофе, растяпа, – пошутила она, подбегая к нему и обнимая его за плечи.
И тут я кое-что осознал. Во-первых, т/и действительно нравился ее дядя, и здесь я ничего не мог изменить. Во-вторых, она никогда не простит меня за то, что я собирался сделать.
Прислонившись к стене и засунув руки в карманы, я наблюдал, как он поцеловал т/и в обе щеки и непринужденно взмахнул ее светлым хвостиком, как будто он проделывал так уже тысячу раз. И почему меня должно это удивлять? Он ведь был ее дядей.
– Кстати, спасибо тебе за новый джемпер. – Она сделала шаг назад, казалось, уже совсем забыв об Эдгаре.
Конечно, она выросла здесь, в этом замке, и это означало, что они с дядей были довольно близки. Я просто не подумал об этом.
Черт, черт, черт.
– Ты никогда не наденешь его, – он снова дернул ее за хвостик.
Перестань прикасаться к ней.
Т/и пожала плечами.
– Вероятнее всего.
Они оба рассмеялись. Гарри перевел свои холодные глаза с меня на нее, обнажив зубы в злобной ухмылке.
– Итак, т/и, можно тебя поздравить? Является ли талантливый Саша Блант твоим новым кавалером?
Она нахмурилась и собралась отрицать это, и честно сказать, в данной ситуации отрицание было как раз мне на руку. Фэрхерст не должен заподозрить, что у него есть шанс надавить на меня. Особенно из-за девушки. К сожалению, я знал, что он причинит ей боль лишь для того, чтобы добраться до меня. Мне следовало дать ему понять, что она вне пределов досягаемости.
Я приблизился на шаг.
– Да, я ее парень. Рад снова видеть вас, мистер Фэрхерст. О, подождите… – Мой взгляд опустился к его гипсу. – Вы не можете пожать мне руку. Не берите в голову.
Т/и повернула голову и встретилась со мной взглядом. Ладно, я объявил нас парой, не посоветовавшись с ней. Но на самом деле мы занимались сексом только друг с другом и всякий раз устраивали скандалы, когда кто-то из нас просто посмотрит в сторону другого человека. По-моему, мои слова не были странными.
– Неужели это действительно так? – Гарри приподнял бровь.
Я уже видел, как крутятся колесики в его голове, как он пытается обернуть это в свою пользу.
– По-другому и быть не может, – остроумно сказал я. – И было бы хорошо, если бы ты помнил об этом.
И снова я бросился в огонь, чтобы спасти ее, каким бы тупицей при этом себе ни казался.
– Мило, – сказал он, поняв намек.
– Раньше мне такого не говорили, но спасибо. – Я перебросил руку через плечо Хорошей Девочки, снова направляясь в свою комнату.
Т/и обернулась, чтобы посмотреть на дядю, а затем в замешательстве взглянула на меня.
– Что все это значит?
Я проигнорировал ее вопрос.
Это был один из секретов, который я унесу с собой в могилу.