Пять подонков сходят с ума от ревности ко мне

61

Цзюнь Гэнджин вздохнул: «На самом деле, я действительно считаю тебя своим единственным другом».

Дао Данмо усмехнулся: «Я тоже».

Цзюнь Гэнджин, казалось, был тронут, со слезами на глазах: «Но маленькая Нуо — моя настоящая любовь».

Усмешка в уголке рта Дао Данмо превратилась в усмешку: «Моя тоже».

Когда он посмотрел на Цзюнь Гэнджина, смысл в его глазах стал более сложным.

Слушая, как Цзюнь Гэнджин рассказывает о своей любви к Бай Нуо, Дао Данмо был полон насмешек: «Идиот!

Этот «идиот», казалось, говорил о себе.

Был ли Дао Данмо умен?

Цзюнь Гэнджин мог видеть насмешливые глаза Дао Даньмо, но он не знал, в чем заключалось содержание насмешек Дао Даньмо. Он считал Дао Даньмо лишь насмешкой над его ханжеской внешностью, полной доброжелательности, праведности и нравственности, но скрывающей сердце шакала.

Цзюнь Гэнджин знал, что ему не нужно притворяться хорошим человеком перед Дао Даньмо, но он все равно сохранял благородное лицо. Он сказал легкомысленно: «Данмо, ты не только не можешь позаботиться о Маленьком Нуо, ты не можешь подарить ему счастье, ты даже причинил ему боль! Как я могу доверить его тебе?»

"Причинить ему боль?" Глядя на Цзюнь Гэнджина глазами бедняги: «Никто не сможет причинить ему вред».

Цзюнь Гэнджин не понимал истинного значения этого предложения, поэтому думал, что Дао Даньмо сказал это только в качестве оправдания. Он поднял руку, и из его ладони вылетела вспышка молнии.

Цзюнь Гэнджин учился и исправлялся на земле вместе с Дао Даньмо и Бай Нуо, когда он был ребенком. Цзюнь Гэнджин был относительно успешным модифицированным телом, поэтому его отослали первым.

Мало кто знал, что у этого, казалось бы, неопытного в бою бизнесмена было измененное тело с оружием. Он раскинул ладони, и луч молнии ударил в Дао Данмо.

Дао Данмо уже был слаб, а теперь стал еще более уязвимым.

Луч света прошел через его тело, и он был сбит с ног без всякого сопротивления, и он мягко лег на больничную койку, но его глаза были прикованы к Цзюнь Гэнджину, а улыбка с его губ не сходила, как будто он был победитель.