Шёпот змей

голод

Багряные переливы в норовящем рухнуть бушующем небе, мятежным плачем изливающимся на угольные ветви исхудавших тополей. Пронизывающие тонкие кости порывы южного ветра колышут потемневшие листья, призрачной колыбелью вознося их к дымчато-серым облакам. Тревожно-красный горит над чернильными воротами тюрьмы Цинпу, оглушающим воем закрадываясь в мрачные стены холодных камер, ржавые железные нары и крики заключенных сквозь зарешеченные окна.

Леденящие капли сизого дождя капают на медную кожу, искореженную годами животных пыток. Шрамы неровной цепью провисают вдоль переката мышц, растворяясь в мазутных линиях иероглифов и змей. Измазанные в чужой крови и грязи длинные пальцы давят на курок и принимают омовение.

Чертова свобода.

Сигнал катастрофы набатом стучит в невысоком здании блевотного черно-платинового оттенка, пронзительные вопли разносятся по окрестностям, погрязшим в глухом реве шин, сорванными с цепями псами гоняющих по территории. Заключенные выбегают один за другим, с отвратным смехом стреляя из винтовок прямо в тюремщиков, пытающихся вновь упрятать их за решетки. Поздно.

Заляпанные в алых разводах губы плотно сжаты, едкая ухмылка трогает их с каждой новой пулей, застревающей в органах тех, кто держал их в заточении. Блядские семьсот тридцать пять дней, вытравившие в них человека.

Под ногами в тяжелых грязных ботинках рассыпаются трупы, тонущие в алых разводах и мутных каплях дождя. Гелик с блестящей черной тонировкой резко проезжает по ним, на миг поднимаясь и тормозя рядом с альфой, чьи запятнанные в крови руки крепче сжимают оружие, валя к мертвецам тело старшего из охраны. Он открывает переднюю дверцу тачки, закидывает винтовку на обтянутое дорогой кожей сидение и кивает на здание тюрьмы, отчаянно разрывающееся в сигналах тревоги.

— Сожгите.

Жутко-радостные вопли перекрывают шум плачущего неба, облитые сверху донизу литрами бензина камеры медленно полыхают, хороня в собственных стенах чудовищные крики от избиений, ударов током, вывернутых наружу внутренностей и смертей.

Его триада.

Его личный Цербер, с безумием на тонких губах встающий на шаг позади него.

— Кто следующий, Тэхен? — его стальной низкий бас навевает животный страх на остальных, невольно попятившихся в мольбах. Только не я.

Тэхен ухмыляется на его пропитанный голодом по крови и боли вопрос, в глазах цвета черной ямы отражаются всполохи адского пламени, жгучими языками марающие мрачное мазутное небо.

Альфа сплевывает вязкую слюну на мокрый асфальт, ощущая сухость во рту и дикую ярость в венах, жаждущих кокаина и мести. Он накидывает протянутое темное пальто на широкие, исполосованные плечи в рваной рубашке со свежими пятнами крови, и с животным оскалом поворачивается к своим людям, сорвавшимся с привязи, требующим расправы и багрового океана, в который сегодня ночью превратят этот порочный город.

Зверь Шанхая вырвался на свободу.