Коттедж цвета белой лилии в китайском стиле залит теплыми лучами заходящего ноябрьского солнца, на ажурную крышу с поднятыми к фиолетовому небу краями слетаются синицы, во внутреннем дворике с островком из пруда, известняковыми скалами и камнями цветут магнолии и мандариновые деревья. На третьем этаже с узорчатым балконом горит свет, в просторной спальне в бежево-белых тонах пахнет пионом и ванилью. Лунное зеркало с широкой мраморной полкой отражает обнаженного омегу, тонкими пальцами наносящего бальзам на припухлые розовые губы.
Порочный взгляд обведен темной подводкой, соперничая с бездонной чернотой восточного разреза глаз.
Мягкая молочная кожа переливается медовым, обласканная солнцем и сладким лосьоном, пурпурная шелковая блузка оголяет острые ключицы, портупея и кожаные штаны обтягивают талию. Манящий аромат ив сен-лоран ложится вкусным облаком на шею, окольцованную чокером. Омега прикусывает вишневого цвета нижнюю губу и поправляет блондинистые пряди прежде чем захлопнуть за собой дверь.
Хрустальные люстры переливаются лоском, золотистые подсветки у картины в центре гостиной, диваны из бархата цвета платины и столик с дорогими ручными вазами, режущие сознание расценками и ни разу не уютом. Как и каждый предмет декора — словно роскошный музей, который не смеет назвать домом. У мраморной тумбы с горящей лампой стоит высокий омега в брючном небесном костюме, ставя в одну из своих драгоценных ваз свежие нарциссы. Прислуга пристыжено стоит рядом с ним, обливаясь потом и извинениями. Ни за что.
За то, что не идеален, как его хозяин.
Омега замирает с желтыми цветами в ухоженных руках, взглянув на только что спустившегося сына. Холодом и надменностью в его глазах вырезать бы народ династии Цин.
— Ты выйдешь в таком виде, как дешевая шлюха? — слова-ножи ранили бы в самое юное сердце, если бы оно не обросло колючими проволоками за долгие годы. Приблизишься — умрешь. — Когда я задаю вопрос, ты отвечаешь, Чонгук.
Царапающие ногти впиваются в локоть, сильно сжимая его, и Чонгук невольно останавливается. Заветный выход маячит впереди, прислуга на кухне пробирается ближе. Как будто им не надоел этот ежедневный сеанс.
А у него самого в глотке застревает горечь и ненависть — необузданная, ничем не рушимая. Он выдергивает руку, диким зверьком смотря на родителя и выплевывая фразы-убийцы прямо в красивое, но до боли не родное лицо:
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Шёпот змей
SpiritualЯ убью тебя. Я исцелю тебя. По бесконечному кругу, маленькая сука. История скопирована с фб.
