Шёпот змей

долина голубой луны

Тэхен разделывает его мясо топором и пускает на фарш в мясорубку, прожигая разъяренным взглядом тонкую фигуру, так медленно опавшую во дворе его особняка. Как падают последние лепестки благоухающей магнолии под натиском свирепых зим. Он замирает каменным изваянием и смотрит, как к омеге подбегают несколько альф, стороживших железные ворота, и взволнованный Айлун, с его позволения поднимающий омегу на руки. Чертова сука.

Цербер останавливается позади него, пытливо следя за тем, как альфа слишком бережно прижимает к своей груди Чонгука и скрывается на лестничном крыльце, горящем оранжевыми китайскими фонарями.

Тэхену мутит зрение серебристая цепочка на оголенном бедре омеги, заклейменном его же касанием. Мраморная кожа, на ощупь похожая на мякоть. Отдающая грязью, от которой не отмыться. Он проглатывает отвращение, зыбучим песком скапливающееся в глотке, и идет ко входу в особняк.

— Позови Даолиня, — бросает альфа Лингу, застывшему в гостиной посреди суетящихся слуг. Он послушно кивает на суровый взгляд хозяина и спешит пойти за врачом, ощущая дерущую полость рта желчь.

— Что же могло случиться с этой сукой, пока нас не было? — цедит сквозь стиснутые зубы Тэхен, поднимаясь следом за Айлуном на третий этаж. Прядки платиновых волос омеги мигают в темноте узких темно-зеленых коридоров, проникаясь шипением голодных змей. Блядь.

Хосок кривит ухмылку на шрамированном лице, ступая позади него.

— Он царапал двери по ночам, как дикая кошка, и выбрасывал всю еду, что ему приносили. Кричал, чтобы его отпустили к отцу, — с ноткой издевательства докладывает альфа. Тэхен оборачивается на него через плечо, его пропитанные ядом глаза сулят плаху и отрубленные конечности.

— Сука увидится с ним только в Аду.

Альфа швыряется словами, как кастетами, уверенный лишь в том, что не позволит Чонгуку умереть под сводами своего особняка, пока не напитается его кровью и мучениями его семьи. Всех его жертв объединяло лишь одно — смерть.

Айлун толкает дверь в спальню омеги ногой, перехватывая его покрепче и на долю секунды завороженно наблюдая за хрупкими руками, похожими на фарфор, и светлыми кудрявыми волосами, падающими на бледные черты лица. До запретного красиво. Он слышит быстрые шаги за собой и аккуратно укладывает Чонгука на застеленную черным шелком постель, сразу же отходя и чувствуя на себе привкус белого жасмина. Его ароматом можно пытать заключенных в невозможности прикоснуться.