#любовьненависть | виолетта малышенко

глава 4. Новый уровень

В пятом классе нас вновь посадили вместе – уже за первую парту первого ряда, прямо перед столом учителя.

Обо мне моя соседка не забывала и подготавливала особо глупые или изощренные приколы. Чего стоила оскалившаяся старая кукла без глаз, облитая красной краской, которую я обнаружила в своем шкафчике! У меня сердце в пятки ушло, и я долго носилась за Клоуншей по всему этажу, пока случайно едва не сбила с ног директора. Пришлось остановиться и слушать долгую нотацию, при этом Клоунша стояла за ее спиной, корчила рожи и играла на невидимой дудочке, шевеля пальцами то у рта, то у носа. В отместку я стала лупить ее ранцем на следующей перемене и случайно зацепила пластиковый пенал – он упал и сломался. Портить вещи, особенно чужие, я не любила. И сразу же извинилась, а Виолетта важно сообщила, что прощает меня, но окончательно простит, если я куплю ей пирожное. Я купила – выгребла деньги из копилки и притащила ей целых два пирожных. Она великодушно поделилась одним со мной.

Мы пили чай у нее дома и смотрели любимого «Короля Льва», старательно пряча друг от друга мокрые глаза – отца Симбы всегда было жалко до слез! А потом вместе пели песню Тимона и Пумбы. Уснули тоже вместе.

Однако таких теплых моментов было совсем мало.

В шестом классе Виолетта придумала мне кличку. В отместку за Клоуншу. Но если Клоуншой ее называла исключительно я, то обидное прозвище, которое использовала она, моментально прижилось и во дворе, и в школе! До одиннадцатого класса все звали меня Пипеткой. Пипеткой!

Почему так? Я не знала. Наверное, слово «пипетка» показалось ей забавным. Но меня просто трясло, когда я слышала это прозвище, и никогда не отзывалась на нее.

Впрочем, никого это не смущало.

В седьмом классе Клоунша стала гораздо сильнее меня. Однажды мы, как в былые времена, решили подраться у меня дома, не поделив конфеты. Виола толкнула меня так, что я отлетела к стене, больно порезав руку о торчавший гвоздь. Появилась кровь, и я с трудом сдерживалась от слез. Тогда я впервые увидела ее испуганной, и это, честно говоря, мне неожиданно понравилось.

Побледневшая Малышенко помогла мне встать, довела до дивана, побежала за бинтом и зеленкой и кое-как наложила повязку. Наверное, боялась, что я расскажу родителям о случившемся. Но мне было так приятно чувствовать ее неожиданную заботу, что я сказала маме, будто сама споткнулась, упала и порезалась. А уже мама наорала на папу – за то, что он не успел забить «этот чертов гвоздь».