Омен IV: Возбуждение

Фальшивый русский

Я прочитал историю о том, как этот псих, Виталий Иволгинский, создавал свой «фантик». Он писал об этом, словно готовился к академической работе, как будто это должно было быть исследованием, а не порнографией разума. Это было странно — как будто он сам осознавал, что его деяния и слова были не просто безумием, а чем-то более глубоким, чем он сам. Он подробно описывал процесс, начиная от того, как придумал девочку, которую называл Делией, до того, как она стала главной фигурой в его творениях.

Его описание того, как он создал этот текст, было похоже на оправдание. Он говорил о своих чувствах, будто оправдывая свои действия, как если бы хотел убедить себя в правоте своего пути. Каждое слово было пропитано отчаянием, и это был не просто рассказ о том, как он выстраивал свою фикцию, а нечто гораздо более болезненное и страстное.

Я не мог поверить, когда увидел ссылки на источники, которые Виталий Иволгинский использовал для создания своего «фантика». Он ссылался на таких авторов, как Братья Стругацкие, Кодзи Судзуки и Сергей Павлов. Это было нелепо. На поверхности, казалось бы, ничего необычного, но когда я прочитал, что этот псих использовал произведения таких великих и известных писателей как шаблоны для своего бреда, я почувствовал странную смесь смеха и отвращения. Как можно было взять их глубокие работы и исказить их до такой степени, чтобы вплести в них свои извращённые мысли о моей жене? Это не имело смысла.

Он словно пытался оправдать себя или, может, подражал этим мастерам, чтобы создать видимость глубины в своём творении. Виталий Иволгинский не понимал, что он не только искажает чужие работы, но и свою собственную реальность, делая её еще более абсурдной и опасной.

Когда я понял, что основой всего этого безумия стал фильм, в котором играла моя жена, я почувствовал, как меня охватывает холодный ужас. Этот псих не просто написал свои фантазии, он взял конкретную сцену из реальной жизни и превратил её в извращённое зеркало своей одержимости. Всё, что было связано с ней — её роль в этом фильме, её образ — он использовал как кирпичики, из которых построил свой бредовый, болезненный мир.

Этот фильм был, по сути, стартовой площадкой для его мании. Виталий Иволгинский видел её как символ, как нечто невинное и ангельское, но не мог принять её реальную сторону. Сцена с её участием в фильме стала для него катализатором, который взорвал его восприятие. Он сжигал себя в своем болезненном разуме, пытаясь соединить её искусственный, экранный образ с той реальностью, которую он не мог понять и принять.