Грязнокровка, или мы с тобой одной крови.

Глава 11. Август, 1996 год. Малфой-мэнор

МАЛФОЙ

Чтоб ее гиппогрифы разодрали, эту проклятую грязнокровку! Она медленно, но верно перетягивает мать на свою сторону! И сводит меня с ума - боюсь, что в один прекрасный момент я просто придушу ее своими собственными руками! Пора положить этому конец!

А она та еще штучка, эта Грейнджер! Когда она медленно спускалась по лестнице в холл, я не узнал ее. Как может преобразить такую замухрышку красивое платье! Красное ей идет - она выглядит отпадно. Просто секси. Хотя это и звучит по-идиотски: Грейнджер и сексуальность! Скажи кому из наших - подняли бы на смех. Будь тут Поттер, или Уизли, или Лонгботтом на крайний случай - она сразила бы их наповал! Но только я не Поттер и не собираюсь падать к ее ногам. Не дождется!

Как блестят от гнева ее глаза - точно два маленьких уголька - не подходи, обожжешься. Какая ненависть во взгляде! Какое презрение! Обожаю, когда она так бесится. Гриффиндорское ничтожество! За эту выходку с театром она мне еще ответит. Непременно. И с мамой нужно серьезно поговорить. Она видимо сходит с ума от безделья. Не понимает, что отец разорвет ее на части, когда узнает обо всем. Если узнает...

Вся эта поездка в Лондон отняла у меня много душевных сил, я постоянно чувствовал напряжение и тревогу. Пока Грейнджер без умолку болтала, рассказывая о театре, блеща как обычно своей эрудицией и памятью (хорошо, хоть руку как в школе вверх не тянула и не подпрыгивала на месте от нетерпения), я нервно сжимал в кармане брюк волшебную палочку. Мне не понравилось, как рассматривал нас этот магл в машине - рожа наглая и очень подозрительная, как на нас пялилась толстая тетка в униформе, проверяющая на входе билеты. Меня беспокоили толпы людей в холле театра - не знаешь, чего ждать от этих магловских недоумков.

В ложе я сел с краю, чтобы входные двери были постоянно в поле моего зрения. Так, на всякий случай! Это безрассудные женщины могут забыть обо всем и полностью раствориться в музыке. Я - нет! Я не мог не чувствовать ответственность за маму, и за эту чертову Грейнджер тоже, будь она неладна!

А опера и в правду была замечательная. Я не заметил сам, как напряжение отступило, и страх быть обнаруженным куда-то исчез сам собой. Музыка заставила забыть обо всем.

Я увидел слезы на маминых ресницах. Нарцисса закрыла глаза и откинулась на спинку театрального кресла. Она словно отгородилась от всего мира, не замечая ничего вокруг. О чем она думала? Где витала ее душа? Я обеспокоено пододвинулся к ней: