Семь дней Жизни

2

Ковыряться в каше было даже приятно, а вот есть ее – нет. Слипшиеся кукурузные хлопья застревали где-то на середине пищевода, отчего тебя начинало безумно тошнить, а если вовремя не заставить ее провалиться дальше, то можно было вообще задохнуться. От этого, кстати, здесь часто гибнут люди. Глупая смерть, не правда ли?

- Тебе крупно повезло, что Барри не смог удержаться и стал говорить всякую дребедень, - рядом со мной присаживается высокий темноволосый парень, и мы с Сэтом быстро кидаем свои ложки.

Этот парень – Джек Мэилс, он единственный, у кого здесь есть фамилия, и он единственный, кому разрешено передвигаться по столовой во время приема пищи.

- Я все видел. Это ты начал драку, это тебя должны были забрать, тебя, а не его.

Вновь прячу глаза и стараюсь не смотреть на него. Он здесь авторитет, с ним водят дружбу даже надзиратели, я рядом с ним никто.

- Угу, - это единственное, что у меня получается выдавить из себя. Утро только началось, а мне уже так крупно не везет.

- Ты же понимаешь, друг, что ужасно подставил его, ну и меня. У нас с Барри были общие дела, так что теперь тебе придется занять его место.

Что? Я вскидываю голову и удивленно смотрю на Джека:

- Я? Но я... я совсем не в курсе ваших дел.

Как, в принципе, и всем остальным, мне было известно, что Мэилс, каким-то сказочным образом, смог организовать в пределах лагеря подпольный бизнес, но более подробные детали мне были неведомы.

- Ты мне должен, - он поднимается, - и у тебя нет выбора, если не хочешь оказаться в деревянном ящике, и то, это если повезет. До встречи, мои ребята найдут тебя.

И все... Я, Сэт и еще четверо заключенных, сидящих с нами за столом, испуганно замираем. Вокруг раздается привычный металлический звон ложек, кто-то тихо переговаривается, один из надзирателей вновь отчитывает кого-то, все как всегда, вот только мне хочется провалиться сквозь землю. Я теперь должен работать на Джека Мэилса? Ну, и дела...

Постепенно, окружающие меня люди оживают, и вновь принимаются за еду, до конца завтрака остается не больше пяти минут и тут, хочешь не хочешь, но нужно успеть запихать в себя слипшиеся куски каши и запит все холодной водой, ведь никогда точно не знаешь, когда удастся поесть в следующий раз.

Сэт исподлобья смотрит на меня. Он молчит, но я прекрасно знаю, о чем он думает: с одной стороны работа на Мэилса гнилое дело, рано или поздно все попадаются, и даже надзиратели не смогут тебя прикрыть, поэтому, у Мэилса постоянная текучка кадров, ребята надолго не задерживаются, но с другой, пока ты водишься с Джеком, другие заключенные не задирают тебя, а надзиратели меньше обращают на тебя внимания. Хоть немного, но можешь пожить спокойно. Может быть, именно дружба с Джеком, позволила Барри продержаться так долго.

Солнце стоит уже достаточно высоко. Сейчас начнутся самые жаркие часы дня, но нас все – равно гонят на земельные работы в поля. Монетка ошиблась, а мы нет. Из всего потока людей формируют небольшие группы и выводят всех из западных ворот наружу. Мне нравится это время, пока идешь можно представить, что тебя наконец-то выпустили, и ты возвращаешься домой.

Вокруг нас, насколько хватает глаз, лежит черная земля, и мы обязаны ее копать. Зачем? Если бы мы знали.

- Что думаешь делать? – Сэт идет рядом со мной, мы всегда держимся друг друга.

Я пожимаю плечами:

- Выхода нет, придется работать с Джеком.

- Паршиво.

Нас снабжают лопатами и указывают, где надо копать. Буквально через пять минут, с моего лица ручьем льется пот, а легкие обожжены раскаленным воздухом. Никогда не считал себя хилым, но эта работа, рано или поздно, вытрясет из меня дух. Хорошо еще, что на это чертово поле выводят только мужчин, женщинам и детям здесь не место, для них находится другая работа, и я, безусловно, рад, что не вижу их здесь.

- Никогда не интересовался, чем занимается Мэилс со своими ребятами, - я как-то не хотел об этом думать, но мысли все-равно возвращались именно к этой теме.

- Ну, поговаривают, что он изобрел какой-то наркотический препарат. Вот, теперь поставляет его.

- Кому? – меня немного удивляет эта информация, так как в лагере у людей абсолютно ничего нет, а Джеку было бы невыгодно поставлять наркотики просто так, но еще больше меня удивляет тот факт, что Сэт знает об этом.

- Кто возьмет. В основном, конечно, это надзиратели, - видимо в моем взгляде он читает немой вопрос и начинает поспешно объяснять, - я как-то подслушал разговор Джека по телефону, кстати, ты знал, что у него есть мобильный? Он договаривается по нему о доставке каких-то ингредиентов для своего препарата.

Хм... я прожил в лагере восемь лет, а Сэт только три года, и он осведомлен лучше меня! Что за фигня здесь творится?

- Значит, мне придется иметь дело с наркотиками, - меня совсем не радует эта перспектива.

- Наверное, но тебе же не привыкать, - Сэт проводит запястьем по лбу, вытирая пот и оставляя грязную полосу.

О, да. Я вернулся к тому, с чего начал. Наркотики. Из-за них, я здесь.

Там, за пределами лагеря, в цивилизованных городах, наркотики строго - настрого запрещены. Нет, не так, как было раньше, а намного – намного строже. Если у тебя находят даже обычную травку, то все, пиши пропало. Тебя тут же изолируют от общества, ну, а если ты попадаешься во второй раз, то смертный приговор тебе обеспечен.

- Если на этот раз меня засекут с наркотиками, мне точно хана.

- И Мэилсу это хорошо известно. У тебя не будет ни шанса. Администрация смотрит на дела Мэилса сквозь пальцы, но за тебя они возьмутся основательно.

- За меня они рано или поздно все - равно взялись бы. Восемь лет, здесь столько не живут.

Это правда. Я старожил лагеря. Меня поместили сюда, когда мне исполнилось двенадцать лет, и я был единственным, кто попадал в это место в таком раннем возрасте. Как я выжил? Просто. Надо усвоить одно единственное правило: будь тише воды и ниже травы, не высовывайся, делай все, что тебе говорят, и никогда, слышишь, никогда не геройствуй. Так я и делал. Пока другие поднимали восстания, я отсиживался в стороне, вычищая командирские сапоги, когда другие пели песни о свободе, я затыкал уши и бубнил гимн лагеря. Я не был героем. Никогда не был. Других уводили, раз за разом, толпами, а на меня не обращали внимания, поэтому я до сих пор жив. Но теперь моя привычная жизнь пошатнулась. Сначала Барри, теперь Мэилс, надзиратель запомнил мой номер... я вышел из своей тени...

Сэт качает головой и продолжает копать землю. Он тоже умеет быть в стороне, мы потому и держимся друг друга. И я уверен, что он сможет прожить здесь достаточно долго, сейчас ему больше двадцати, он высок и широкоплеч, здесь таких любят, на них можно возложить самые трудные работы, и Сэт будет их выполнять, молча, а потому и выживет... может быть...

Мы копаем до самого вечера, жара постепенно спадает, но духота остается. Когда нас гонят обратно, по сторонам слышатся чужие мечты, кто-то говорит о холодной банке колы, кто-то о кондиционере, кто-то о море... Я не знаю о чем мечтать. Кондиционер? Да я толком не знаю что это! Море? Я никогда его не видел, хотя кто-то говорит, что оно находится где-то совсем рядом. Я не верю этому.

Сэт насвистывает какую-то незамысловатую мелодию. Он устал, но не показывает этого, он никогда ничего не показывает. Еще он не показывает, что волнуется за меня, а я-то это вижу. Сэт постоянно бросает на меня тревожные взгляды, наверное, оценивает и гадает, на какой день меня поймают надзиратели. Надо было все-таки дружить с Барри, и поучиться у него этим его штучкам: изворотливости, быстроте, хитрости. Он довольно долго смог проработать с Мэилсом, и даже загребли его не за наркотики. И как ему это только удалось? Единственное, чем могу похвастаться я, это – незаметностью. Я незаметный. Но разве этого будет достаточно для того, чтобы остаться в живых?

Ужина не будет, мы на него опоздали, но это навряд ли наша вина. Надзиратели привели нас в лагерь на два часа позже обычного, когда на небе уже появились звезды. Мы с Сэтом идем к колодцу и выпиваем, наверное, по целому ведру ледяной воды, в животе приятно булькает, а на зубах неприятно скрипит песок. Я сажусь и облокачиваюсь на прохладную стену барака. Кайф. Рядом присаживается Сэт. Он достает из кармана самокрутку и спички, его лицо озаряется от света пламени, но через секунду вокруг нас вновь темнота. Сэт затягивается и предлагает сигарету мне:

- Будешь? – я беру. Не знаю, откуда у него такая роскошь, наверное, вновь набрал сухих корешков на поле. Это конечно не табак, но дымит нормально. Вполне хватает, чтобы наполнить легкие дымом и раскашляться. Сэт отбирает у меня дымящуюся палочку:

- Ты с Джеком осторожней, говорят, он нетрадиционной ориентации.

- Хм..., - из-за того, что меня поместили в лагерь в довольно раннем возрасте, многие вещи так и остались недоступны моему пониманию.

- Ну, он мальчиков любит, - поясняет мне Сэт, и тогда я взрываюсь эмоциями.

- Правда?! Ого, а по нему так и не скажешь.

- Наверное, большинство его работников так же являются и его подстилками.

Корчу гримасу отвращения, а Сэт кивает куда-то в сторону:

- По твою душу.

Поворачиваю голову и вздрагиваю. Люди Мэилсона. Два типа, худощавых и высоких подходят к нам. В нос тут же ударяет запах, отходящий от них, горько-кислый.

- Ты – Хэл? – спрашивает один из них у меня, я, молча, киваю. - Джек Мэилс приглашает тебя в свой барак.

Началось. Парни не уходят, видимо, они должны меня конвоировать. Медленно поднимаюсь и поворачиваюсь к Сэту, так, чтобы эти двое не видели моего лица, на нем гримаса ужаса. Сэт смотрит на меня печальными глазами, хоть мы и приятели, но он мне не поможет, просто не может и не знает как. Ладно, нужно идти. Джек не любит ждать.

Уже совсем темно, но территория лагеря хорошо освящена. Вообще-то, по правилам, все заключенные должны уже расходиться по своим баракам, а не идти в гости, как делаю я. Но что мне за это будет, если я иду в гости к самому Мэилсу?

Обстановка барака местного наркодиллера резко отличается от того, что должно находится здесь по уставу. Обычно бараки полностью пустые, их земельный пол служит для заключенных кроватью, вместо матрасов у нас мешки с соломой. Все спят пластом, тесно прижимаясь друг к другу, так теплее. Ни освящения, ни шкафов, ни тем более каких-то электроприборов в бараках нет, но у Джека все по-другому. Помещение разделено на две половины, вторая скрыта от моих глаз большим занавесом, сделанным из темного, прожженного в нескольких местах, полотна. Наверное, там спальня, а здесь кабинет. Я оглядываю просторное, а что самое главное, светлое помещение, под потолком покачиваются электрические лампочки. Несколько секунд, не отрываясь, смотрю на них. Как давно я уже не видел искусственный свет? Наверное, я бы мог долго стоять так и пялиться на яркие точки, но меня отвлекает механический звук, перевожу свой взгляд в сторону и натыкаюсь на... радио. Да, это точно оно. Почти такая же коробочка была и у меня дома... когда-то. Радио транслирует какую-то передачу, слышится смех и голос ди-джея. А жизнь ведь идет.

Джек Мэилс не начинает разговор, пока я полностью не успокаиваюсь, и не перестаю вертеть головой. Видимо, для него не впервой наблюдать за потерянными людьми, которые смотрят на радио, как на самое настоящее чудо.

- Ну что, нравится? – он сидит за столом и смотрит на меня, как удав на кролика. Хотя, откуда мне знать, как смотрит удав на свою жертву?

- Да, у вас очень светло, - я хочу выглядеть не то чтобы уверенно, ну хотя бы, не напугано. Меня ведь не убивать сюда привели... или убивать?

- Значит так, у меня нехватка людей, только за последний месяц я потерял четверых, и ты к этому причастен, так что теперь, ты просто обязан мне помочь.

За его любезностью прячется жестокость, и я это прекрасно знаю. Он сам подставляет своих ребят, они все погибают из-за него.

- Ты это понимаешь?

- Да.

- И ты готов мне помочь?

Я хочу молчать вечно, просто не открывать рот и все, но кто-то толкает меня в плечо и мне приходится выдохнуть:

- Да.

- Хорошо, Хэл. Ведь твое имя – Хэл? Верно?

У меня хватает сил только на то, чтобы кивнуть, ноги так трясутся, что еще немного, и я просто свалюсь на пол. Я такой трус!

- Твоей задачей будет разносить вот это по местным баракам, - он показывает мне пакетик, наполненный сероватым порошком. Значит так выглядит его супер наркотик? С первого взгляда не отличить от обычной золы.

- Постойте, - внезапно у меня прорезается голос, - вы сказали по местным баракам? Но... я думал... ведь людям нечем платить, вы просто так им..., - не могу нормально договорить ни одной своей фразы.

Мэилс хмурится, наверное, не ожидал от меня лишних вопрос, вернее, вообще вопросов.

- Они мне и не платят. Этот порошок просто отход от основного продукта. Он предназначен, ну как бы тебе объяснить, для устранения людей. Сначала порошок действует как самый настоящий наркотик, но уже после третьего – четвертого раза, он приносит смерть. Так что сам не пробуй, если, конечно, хочешь жить, - я совсем не удивляюсь. Почему-то мне кажется, что все в порядке вещей, что все так и должно быть. - Тебе ясно?

- Да, - и зачем он мне это рассказал?

- Порошок надо разносить по вечерам. Тихо, не привлекая лишнего внимания. Тот человек, кому это предназначено, сам найдет тебя. Тебе просто нужно подходить к каждому бараку. Понятно?

- Да, - стараюсь забыть другие слова, кроме короткого слова, обозначающее полное согласие.

- Хорошо. Мне уже нравится с тобой работать, Хэл, - он подмигивает мне, а я вдруг понимаю, что чувствую себя вполне сносно, дрожь прошла, - за товаром будешь приходить вечером. Надзиратели не станут тебя останавливать, но особо не светись, и не попадись администрации. До завтра, Хэл.

Меня грубо выталкивают на улицу. Уже очень темно, мне хочется хоть немного постоять и подышать прохладным воздухом, но нужно спешить в барак. Добираясь до места ночевки, я стараюсь держаться темноты зданий, но меня все – равно несколько раз засекают надзиратели, и к моему огромному удивлению, они просто отворачиваются в другую сторону. Когда это произошло в первый раз, я просто встал с открытым ртом, и не мог поверить своим глазам. Меня отпускают? Я гуляю после отбоя, а меня отпускают! Мэилс их предупредил на счет меня? Когда он только успел?

Второй раз, натыкаясь на надзирателей, у меня все еще трясутся поджилки, но происходит то же самое. Они не видят меня, вернее, старательно делают вид, что не видят человека, прячущегося в тени здания. Практически у самого барака, меня вновь замечают. На этот раз, собрав всю свою волю в кулак, я открыто прохожу мимо двух курящих надзирателей и захожу в барак. Они не роняют ни слова. Круто! Внутри меня полный восторг. Давно уже я не испытывал что-либо подобное. Оказывается, работать на Джека не так уж и плохо. Если, конечно, не считать того, что ты разносишь смерть людям. Я отгоняю эти мысли и иду к своему месту. Все спят. Дневная работа забирает все силы, поэтому добравшись до барака, заключенные не тратят драгоценного времени на болтовню или игры в карты. Ложусь и закрываю глаза, но заснуть мне не удается, так как сбоку раздается шепот:

- Ну, как? – это Сэт, видимо, он ждал меня.

Мне приходится повернуться к нему:

- Нормально. Ты не поверишь, но пока я шел сюда, меня засекли три патруля, но они сделали вид, что не видят меня. Прикольно, да?

- Угу. Что Джек сказал?

Я сажусь и начинаю говорить шепотом. В принципе, я уверен, что нас не подслушивают, но мало ли...

- Он дал мне задание. Теперь каждый вечер, я должен разносить какую-то дрянь по баракам.

- Наркотики? По баракам? – Сэт выпучивает на меня глаза.

- Это не совсем наркотики, - я не знаю, стоит ли все рассказывать, - это что-то иное.

- Не понимаю.

Я вздыхаю:

- Этот порошок... он убивает.

- Как так?

- Не знаю. Джек сказал, что при помощи него, устраняются люди.

- Устраняются?

- Я не знаю, что это значит. Видимо, порошок попадает только к тем, кого пометил Джек.

- Тем, от кого он хочет избавиться. Это как-то странно. Чем обычные заключенные могли помешать Джеку?

- Или не Джеку? – я сам пугаюсь своей мысли, но ведь Джек может работать на кого-то. А что если это администрация заказывает людей? Быть может, именно поэтому, ему позволено так много. Получается, что ему дают имена людей, он их находит, подсаживает на эту дрянь, и через какое-то время они откидываются. Но зачем это администрации? Над этим стоит подумать. Или наоборот, не стоит.

- Ладно, скоро уже вставать. Спокойной ночи, - я откидываюсь на спину и закрываю глаза. Может, это и удивительно, но засыпаю я мгновенно. Никакие переживания не могут победить уставшее тело и измотанный разум.