Семь дней Жизни

Семь Дней

Безвыходных ситуаций не бывает — в конце концов, можно просто умереть

Солнечный свет заставляет открыть глаза. Я принимаю вертикальное положение и оглядываю помещение. Это камера, небольшая и довольно грязная. На полу валяется мусор, а стены разрисованы различными картинками, их рисовали явно не художники, наверное, такие же смертники, как и я. Вчера ночью, надзиратели нацепили на меня наручники и оставили здесь. Я не знал, что мне следует ожидать. Сев на единственную деревянную лавку, я стал ждать своей участи. Но время шло, а никто не приходил, и вскоре мне удалось заснуть. Сейчас уже явно утро, и не раннее. Немного удивляет то, что меня никто не тревожил так долго. Может, про меня вообще забыли? Но это, к сожалению, не так. Буквально через пару минут, я слышу, как открывается металлическая дверь и вскоре передо мной возникает мужчина в форме охранника. Он отпирает камеру и велит следовать за ним. Он не смотрит на меня, выполняет все действия машинально. Видимо, уже привык конвоировать провинившихся. Куда? Должно быть на смерть. Я представляю, как меня ставят к стенке, напротив находятся люди, у них в руках ружья, через секунду, черные стволы смотрят на меня в упор, раздается гром и на моем теле тут же появляются кровавые пятна, я падаю на землю целую вечность, а когда достигаю ее, то начинаю дергаться в конвульсиях... 

Вот черт! Тошнота тяжелым комом подкатывает к горлу, рукой хватаюсь за стену и останавливаюсь.

Черт! Черт! Черт!

Я не хочу умирать, совсем не хочу.

Мужчина в форме тоже останавливается и безучастно смотрит на меня, наверное, ждет, пока меня вырвет, но этого не происходит, так как мой желудок абсолютно пуст. Я делаю глубокий вдох, и мы идем дальше. Надо успокоиться. Надо успокоиться. Но сердце стучит как сумасшедшее, ноги трясутся, из груди вырывается стон, голова готова взорваться от осознания того, что меня сейчас убьют. Меня сейчас убьют... но что самое страшное, я это заслужил.

Охранник, молча, указывает мне на очередную дверь, в которую я и захожу и в тот же момент цепенею. Это кабинет администрации. У стены стоит бардовый диван, чуть поодаль от него несколько шкафов, а на середине большой деревянный стол, за которым гордо восседает начальник лагеря – Ларс Ват. Это высокий худощавый человек, с острым крючковатым носом и маленькими черными глазами, которые он прячет за круглыми стеклами очков. Я уже видел его раньше, и его предшественника тоже. Все они были одинаковые. И всем им не нравилось возиться с заключенными.

Ларс Ват хищно смотрит на меня, в его руках какая- то папка, приглядевшись, читаю на ней свое имя «Хэл Николсан». Это мое досье.

- Садись, - бросает он мне, и я тороплюсь выполнить приказ, - значит, это ты продавал наркотики на территории лагеря?

- Получается, что я, сэр, - мой голос дрожит, и я даже не пытаюсь объяснить всю ситуацию. Если бы они не были в курсе дел, то и не знали, чем я занимался в столь поздний час на улице, ведь никаких наркотиков у меня с собой уже не было.

- Тебя ведь за наркотики и поместили сюда. Верно?

- Да, сэр, - я опускаю голову, просто не могу смотреть в его черные глаза, в которых так отчетливо читается жажда моей смерти.

- В последнее время, ты очень плохо себя вел. Драки, разговоры, я долгое время закрывал на это глаза, - меня покидают последние сомнения, именно администрация хотела избавиться от меня, - но то, что произошло ночью, это ужасно. Из-за наркотиков, которые ты разносил, погибло куча народа, и та девушка в том числе. Ее пришлось застрелить, чтобы спасти твою жалкую жизнь, - он наигранно вздыхает, - оказывается, даже наши устои не смогли переучить тебя. Очень жаль, но ничего не поделаешь. Ты сам выбрал свой путь.

Мне хочется кричать, что я ничего не выбирал, что мне просто не предоставили выбора, но я молчу. Просто еще не верю, что все это происходит наяву, и что через пару минут, я буду уже мертв.

Начальник ставит в моем досье печать и отбрасывает его в сторону, к другим папкам, на одной из них, я замечаю имя «Барри Валиус». Вот мы и по одну сторону, Барри.

- Уведите, - громко говорит он, наш разговор длился ровно три минуты. А чего я ожидал? Полного разъяснения происходящего?

По обе стороны от меня тут же появляются охранники, я так подавлен, что даже не заметил, как они зашли. Мне с трудом удается встать, я еле-еле сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Мне бы сейчас гордо выпрямиться, повернуться к начальнику лагеря, высказать все, что я думаю о нем и обо всех его правилах, заорать какую-нибудь песню о свободе, так громко, чтобы все услышали, терять-то все - равно нечего, но я молчу. Я слишком труслив, чтобы даже перед смертью нарушить устав.

Когда меня уже хотят выпихнуть из кабинета, входная дверь резко открывается, и я сталкиваюсь лицом к лицу с молодой женщиной. Аккуратная прическа, чистая кожа, красная помада и большие голубые глаза. На ней серые брюки и белая блузка без рукавов. А я уже и забыл, как должна выглядеть женщина. В нашем лагере тоже есть представительницы прекрасного пола. Сюда они попадают все еще похожие на самих себя, но буквально через месяц их уже очень трудно отличить от мужчин. Носить длинные волосы очень жарко, да и неудобно, поэтому обычно их отстригают в первую же неделю, не знаю, почему у той сумасшедшей девушки все еще были волосы, быть может, она попала сюда совсем недавно. Позже лицо покрывается грязью и сажей, которая просто впитывается в кожу, поэтому даже когда умоешься, цвет лица все-равно остается пепельно-серым, ну и поведение тоже меняется. В лагере нельзя быть слабым полом, здесь никто этого не признает, не можешь выполнять работу, тебя убьют, и неважно мужик ты или женщина. Может быть поэтому, увидев эту ухоженную даму, я вытаращил на нее глаза и открыл рот от восхищения. Какая она красивая!

Женщина быстро оглядела меня с ног до головы, и я подумал, что сейчас она накричит на меня за то, что я открыто пялюсь на нее, но вместо этого, она широко улыбается и протягивает мне свою белоснежную руку:

- Аманда Селс, я из мэрии, борец за права человека.

Рот у меня закрывается и вновь открывается. Я смотрю на ее ладонь с красивыми ногтями, но не смею дотрагиваться до нее. Не буду.

Она ничуть не смущается этому, опускает руку и обращается к начальнику лагеря:

- Почему мне не доложили о нем? Я должна подготовить документы о его транспортировки в город.

Что? Какая еще транспортировка?

- Просто, это немного не тот случай. Парень наркоторговец, вы же знаете, у нас с этим строго, - Ларс недоволен, очень недоволен, я вижу это по его злобному взгляду.

- Это неважно. Закон «Семи дней» включает в себя практически все правонарушения, в том числе и распространение наркотиков.

Вот черт! Семь дней, я совершенно забыл о них!

- Этот парень и так неплохо пожил, - в полголоса бормочет Ларс, но его все – равно все прекрасно слышат.

Женщина хмурится:

- Вы препятствуете закону? – грозно спрашивает она.

- Что вы! Боже упаси. Делайте, что хотите. Вам нужны документы? Сейчас я их подготовлю, - перед представителем вышей власти, Ларс бессилен.

Охранники выводят меня из кабинета, и мы ожидаем Аманду Селс здесь. Один из мужчин поворачивается ко мне:

- Повезло тебе, семь дней еще развлекаться будешь, - хмыкает он.

- Что ты говоришь, Фред? – второй охранник, с ним не согласен. - Жить семь дней, зная, что умрешь! Это же сущий ад.

- Зато, можно пожить как нормальный человек.

- Нет. Это ужасно. Постоянно смотреть на часы, ложиться спать и мечтать о том, чтобы никогда не наступило завтра.

- Это приятный бонус. Многие заключенные никогда не получат даже его, умрут где-нибудь в рудниках и все.

- И им очень повезет.

Эти двое мужчин, стоящие с двух сторон от меня, озвучивают практически все мои мысли.

Да, я не знаю, радоваться мне или плакать. Я не хочу жить семь дней в постоянном ожидании, но и умирать сейчас, я совсем не желаю. Смерть переносится на целую неделю и меня это безумно радует. Сейчас, этот закон «Семи дней» не кажется мне пыткой. Как быстро меняется мое мнение, стоит только поменять ситуацию и обстановку.

Женщина выходит через пять минут, в ее руках нужные документы и она вновь мило мне улыбается. Не знаю почему, она ведет себя так с преступником, с распространителем серого порошка, с убийцей. Наверное, это ее работа.