Семь дней Жизни

4

  - Вы будете ужинать в номере или спуститесь вниз? В отеле есть первоклассный ресторан. Что вы предпочитаете из еды?

Ох... сколько вопросов сразу. Ужин? Только сейчас понимаю, что безумно голоден. Когда я ел в последний раз?

Желудок судорожно сжимается. Что я предпочитаю? Эммм... В голове все перемешалась, я не знаю, что ответить. Генри понимающе кивает:

- Доставлю в номер, что-нибудь на свой вкус.

Он уходит. Я ужасно благодарен ему, за такое поведение. Нет этого надменного взгляда, который был у того типа внизу. Да все кругом смотрят на меня, как... как.. как на преступника...

Прошло уже около десяти минут, а я все еще топчусь у двери. Не могу заставить себя сделать шаг в этот необыкновенно красивый номер. Мягкий кремовый диван, стеклянный стол, комод, чуть поодаль от него большой белоснежный шкаф, высокие потолки, большие окна, ажурные шторы. Скидываю свои дырявые сапоги, чтобы не замарать светлый ковер, но это, навряд ли его спасет, так как на моих ногах полно грязи. Ступать по ворсу безумно приятно, он невероятно мягкий. Это новое ощущения для меня, не уверен, что когда либо чувствовал что-то подобное.

Медленно обхожу комнату, прикасаюсь к теплой коже дивана, провожу рукой по гладкой поверхности комода. Замечаю на стене черную панель с цифрами. Часы? Но цифры слишком большие, неужели, за восемь лет во всем мире изменился счет времени? Сейчас панель показывает 150.24. Теряюсь в догадках что это. Поворачиваюсь к дивану спиной и замираю, передо мной находится кровать. То, что это именно кровать, я понимаю не сразу. Она просто огромная и на ней куча белоснежных подушек. В уме прикидываю, сколько человек могло бы здесь уместиться, наверное, человек десять, если не больше. И теперь эта постель моя? Знаете, я беру обратно все свои слова насчет того, что закон Семи дней сплошная пытка. Да это же просто Рай!

Подхожу к окну, перед моими глазами тут же открывается потрясающий вид на город. Фонтанная площадь, вода переливается и сверкает на солнце, деревья с зелеными листьями, слышится детский смех и гудки машин. Резко задергиваю шторы. Еще рано, я пока не готов к встрече с социумом.

А это что за дверь? Может у меня двухкомнатный номер? Когда открываю ее то, чуть не ору от восторга. Ванная. Смотрю на гладкий кафель, белоснежный унитаз, раковину и на ванну. Ванна замысловатой формы, и она огромная, почти как кровать. Я даже и не представлял, что такие бывают. Меня пробивает дрожь, когда я вижу кран. Там, есть вода, много воды. Уже собираюсь прикоснуться до него, но замечаю какое-то движение слева и вскидываю голову. То, что я вижу в следующий миг, заставляет мое сердце замереть.

Темные волосы, смуглая обожженная кожа, немного искривленный нос (это мне его сломали... несколько раз), тонкие обветренные губы, резко выраженные скулы, и огромные испуганные глаза, под ними и на щеке виднеются крестообразные шрамы, уже и не помню, когда их заработал.

Смотрю на этого человека и не могу вдохнуть. Это же я... я? Подползаю к своему отражению и внимательно его разглядываю. Я тощий... тощий и грязный. Грязь превратила мои волосы в сосульки, они слипшиеся и с них сыпется песок. Хорошо, что мне провели дезинфекцию и все вши, живущие когда-то в моей шевелюре, отправились на тот свет. Руками ощупываю свой нос, рот, даже зубы трогаю. А глаза у меня оказывается светло – зеленого цвета. Никогда не знал этого. Пытаюсь, разглядеть микрочип в своем зрачке, но ничего не получается. Хочется его вытащить, очень мешает. Моя одежда тоже изрядно потрепанная, надо переодеться, но сначала, конечно, искупаться. Встаю и иду к ванне, но тут раздается стук в дверь. От неожиданности подскакиваю. Страшно. А что если это за мной? Что если они передумали, и решили избавить меня от Семи Дней Жизни? Что если за дверью стоят солдаты с ружьями?

Стук повторяется, и мне ничего не остается, как только идти и открывать дверь. Уже по пути, до меня доходит, что номер не заперт, и будь это солдаты, они бы уже давно ворвались внутрь. На пороге стоит уже знакомый мне парень Генри, он улыбается и кивает на тележку, которую прикатил с собой. Она заполнена тарелками с едой. Не могу отвезти взгляд от нее, от невероятного запаха, рот молниеносно заполняется слюной. Судорожно сглатываю.

- Можно? - парень тактично отодвигает меня в сторону и проталкивает тележку в номер, - Если, вам чего-то будет не хватать, то позвоните вниз, и вам все доставят.

- Спасибо, - у меня хватает мозгов поблагодарить его, и он оставляет меня наедине с едой.

Тарелки, какие-то маленькие глиняные горшочки, четыре вида ложек и вилок, ума не приложу, чем они отличаются друг от друга.

Не верю своим глазам, но, по-моему, на одной из тарелок лежит несколько кусков мяса, а на второй – большая жаренная рыба. Тут еще куча всего, но я просто не знаю названия всех этих блюд. Знакомыми оказываются только булки, хлеб в лагере нам давали довольно часто, яблоки, я их ел в детстве и сосиски. Замечаю, что к каждой тарелке прикреплена небольшая бумажка с надписями: «Жаренная свинина с кунжутом», «Говядина в кисло-сладком соусе», «Лосось, замаринованный в лимоне», «Перченые сосиски с луком», «Пирожки с повидлом», «Колбаса венгерская», «Колбаса столичная», «Ветчина», «Сыр Твердый», «Брынза», «Ассорти из фруктов: яблоки, груши, виноград, киви» «Белый хлеб», «Черный хлеб», «Грибы в сметанном соусе», «Твороженная запеканка», «Мюсли с орехами», «Гречка с маслом», «Йогурт», «Сок апельсиновый», «Сухофрукты».

Гречку отодвигаю сразу, наелся ее в лагере. На все остальное смотрю, затая дыхание. С чего бы начать?

Наверное, стоит умыться. Пытаюсь заставить себя отойти в ванную, но это сильнее меня. Руки сами собой тянутся к мясу. Где-то здесь были вилки... аааа!... наплевать на них... Засовываю куски в рот и начинаю жевать, жир течет по моему подбородку и капает на пол. Хочется заорать от восторга. Я счастлив. Мясо просто таит во рту, на вкус оно просто потрясающее. Никогда не ел ничего вкуснее. Облизываю пальцы, и пофиг, что они грязные. За мясом в рот отправляется и рыба, мелкие косточки больно впиваются в десны, но я даже и не думаю вытащить их. Молочу все подряд и мычу, мычу от удовольствия. Неужели, свободные люди так едят каждый день? Во рту все уже перемешалось. Кислое, сладкое, соленое, твердое, жидкое, мягкое. К своему ужасу понимаю, что ковер вокруг тележки равномерно покрывается кусками пищи, каплями жира и сока, но есть аккуратнее не могу.

Последнее, на что у меня хватает сил, это доползти до дивана и завалиться на спину. Живот раздулся и стал похож на огромный шар. Этой еды могло хватить всей нашей лагерной группе, а я съел все один. Обжора. Лежу и разглядываю лепнину на потолке. Красиво. Какие же люди все-таки эстеты. Любят, чтобы их окружала красивая мебель, красивые вещи, красивые потолки... Тру правый глаз, он вновь разболелся. Чертов микрочип. Закрываю глаза и засыпаю...

Просыпаюсь от резкой боли в животе, тут же переворачиваюсь на бок, и меня вырывает прямо на светлый ковер. Бедный, ему сегодня досталось по полной программе. Спазмы не проходят, но прежде чем меня рвет второй раз, я успеваю добежать до унитаза. Согнувшись во три погибели, прижимаюсь лицом к холодному кафелю. Почему мне так плохо? Неужели еда была испорчена? А что если, меня решили отравить? Что если мне не дадут прожить эти семь дней? По-моему, у меня началась паранойя.

Я уже начинаю жалеть, что съел так много, очищать желудок приходится довольно долго. Мне страшно. Любая мысль о смерти приводит к панике, а ведь она неизбежна.

Опрокидываюсь на пол и несколько минут лежу не двигаясь, боюсь уходить от унитаза далеко, но все вроде бы нормально, желудок больше не бунтует, он вернулся к своему привычному состоянию, он абсолютно пуст. Я поднимаюсь, иду к раковине и поворачиваю кран. Тут же появляется вода. Чистая, без примеси песка. Несколько минут смотрю на нее и слушаю приятный журчащий звук. Набираю воду в ладони и умываю ей лицо, она прохладная, но не ледяная, как в лагере. Полощу рот, пытаюсь оттереть грязь с рук, с лица, с шеи, вода тут же становится черной, а вот моя кожа ничуть не изменилась. Я такой же грязный, как и раньше.

Может, пора уже помыться? Пускаю воду, и она с шумом ударяется о дно ванной. Регулирую температуру, и просто захлебываюсь в восторге, когда чувствую, что вода становится горячей. На столике стоит куча всяких бутылочек и коробочек. Беру один флакон и читаю "Шампунь". Ну, этим, насколько я помню, моют голову. Бальзам - ополаскиватель, гель для душа, жидкое мыло. Читаю инструкцию пены для ванны: "вылить под струю воды". Интересно. Откручиваю колпачек и, вдыхая сладковатый аромат, выливаю пол флакона розовой жидкости, и наблюдаю за какой-то фантастической химической реакцией. Вода сначала мутнеет, а затем на ее поверхности появляются бело – розовые хлопья. Трогаю их. Совершенно невесомые, как облака. Постепенно вся ванная наполняется этой самой пеной. Просто потрясающе.

Снимаю с себя комбинезон, майку и нижнее белье. Не знаю, что делать с этой одеждой. Захотят ли солдаты, чтобы по истечении семи дней я умер в своей одежде, или выдадут новую? Не знаю... Аккуратно сворачиваю грязные вещи и складываю их в углу комнаты, надо будет потом постирать, на всякий случай. Вода бурлит, красиво разлетаются в разные стороны пушистые хлопья. Задираю ногу и опускаю ее в ванную. Вода горячая! Горячая! Вот бы кому рассказать, никто бы не поверил. Залезаю уже полностью и взвизгиваю, совсем как девчонка. Хочу полежать подольше, прочувствовать жар воды всеми сантиметрами своей кожи, но вопреки этому желанию, начинаю беспокойно ерзать. Пена постепенно исчезает, вода мутнеет, вокруг меня плавают куски грязи. Хватаю мочалку, мыло, и начинаю усердно тереть сначала лицо, а потом и все остальное. Отмыться от этой сажи, пыли, смыть с себя воспоминания о лагере, о тех ужасных днях, к которым я уже никогда не вернусь. Вскоре на моих волосах шампунь, на лице какой-то скраб (ума не приложу, для чего он предназначен), рот забит зубной пастой, все остальное тело покрыто смесью геля для душа, жидкого мыла и ароматического молочка. Мне бы в этот момент остановиться, но я все лью и лью на себя всякую гадость. Глаза щиплет, кожа в некоторых местах начинает чесаться. Я включаю душ, и вся эта термоядерная смесь медленно сползает с меня, оставляя на коже маслянистый след. Вода черная – черная. Вытаскиваю затычку, и вся эта муть начинает с шумом засасываться в слив. Когда ванная становится абсолютно пустой, замечаю, что ее стенки покрыты толстым серым налетом.

Не вытераясь, становлюсь на пол и смотрю в зеркало. Сейчас я могу рассмотреть себя в полный рост. Не могу сказать, что отмылся. Да, грязи больше не видно, но все – равно, я чувствую, что она внутри меня, где-то под кожей. Волосы немного посветлели, и я даже заметил седину. Ничего себе, седой в двадцать лет! Все, больше не могу глазеть на себя и отворачиваюсь. Этот человек в зеркале чужой мне, я с ним не знаком.

Хватаю полотенце, затем халат и тут же погружаюсь в мягкость и нежность. Ради этого ощущения можно и умереть. Не знаю, то ли от постоянной нервотрепки, то ли от принятой ванны, но на меня накатывает небывалая усталость. Да я не чувствовал такой слабости, даже когда возвращался с рудников! Доползаю до кровати и прежде чем лечь, бросаю взгляд на часы, находящиеся на тумбочке – 20. 46. Сейчас совсем еще рано. С грустью понимаю, что сегодняшний день содержит в себе еще кучу времени, за которое я бы успел что-нибудь сделать. Но мое тело, да и разум тоже, совершенно изнурены и просят отдыха, приходиться сдаться. Падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушки и вдыхаю аромат свежего белья. Никогда не чувствовал что-либо подобное. За окном все еще слышится шум города, но я уже далеко отсюда, в мире снов...

Это был первый день жизни. Впереди меня ожидало еще шесть...