Метка Мародёров

Глава 13. Лечение от жизни и противоядие от смерти

Солнце всё поднималось над горизонтом и вновь пряталось за лесной грядой, и на смену ему неизменно приходила луна; на деревьях завязались и потрескались почки; на набросанном от руки календаре одна за другой оказывались перечёркнуты крестом даты. Снег местами растаял и побежал ручьями, но целые его залежи всё ещё сохранились у подножий гор и в дремучем ельнике, там, куда не пробиться солнечным лучам и где потому всегда царит вечерний сумрак. Птицы куда-то летели, шли снега и дожди, пролетали недели, а в маленькой деревеньке, затерянной на гремучем Севере, всё так же тихо и неспешно текла жизнь. В поселение, отрезанное от больших дорог и крупных городов, почти не доходили новости, и жилось здесь как в безвременье: не слышно и не видно ничего кругом. Только всё зачеркиваются на календаре даты, да временами выползшие из домов жители перебрасываются парой фраз; а потом снова всё замирает, словно вся деревня разом заснула или ушли все вместе поселенцы в далёкий путь, бросив за спиной старые, влажно-чёрные домики...

И вот в этом-то обособленном от всего мира месте жили теперь Равиль и Лео, коротая уже второй месяц в маленькой избушке у кладбищенских крестов. Они редко куда-то выходили, потому что ходить в деревне было некуда, и мало с кем говорили, кроме хозяйки Катерины, потому что говорить с местными было так же полезно, как с вышедшим из спячки медведем: они фыркали, грузно и тяжело смотрели и всем своим видом изображали желание поскорее скрыться в своей тихой норе – удовольствие, в котором нельзя было им отказать. Получалось, что почти всё время мальчики проводили под одной крышей, но, как ни странно, это тесное сожительство не только не сблизило их, но, напротив, лишь больше отдалило друг от друга. Лео снова возился с бумагами – правда, уже не с картами, а с чем-то другим, о чём Равилю, разумеется, знать не полагалось.

Всё, что удалось узнать юноше об этих загадочных занятиях, сводилось исключительно к тем бумагам, которые Равиль с разрешения Катерины сам же и предоставил в пользование Лео. Это были старые врачебные заметки, корявые и скомканные рецепты и весьма скромные по своему содержанию карты больных, оставшиеся в доме от мужа и сына хозяйки: они оба были лекарями. Катерина говорила, что и сама когда-то служила медицинской сестрой, но бумаги покойных никогда не трогала и не думала, что могла понять их в полной мере. Как разобраться в них мог Лео, который, по наблюдениям Равиля, никак не мог считаться гением медицины, юноша совершенно себе не представлял, поэтому, отдавая документы, делал это скорее из любопытства человека, наблюдающего за интересным, но очевидно обречённым на провал экспериментом, нежели в надежде на какой бы то ни было вклад приятеля в старые изыскания.